Корабль Роботов. Ветви Большого Дома. Солнечный Ветер (сборник) - Пухов Михаил Георгиевич (читаем книги txt) 📗
— Майор Кравски? — перебил майор, до этого слушавший меня рассеянно, видно не доверяя моему рассказу. — Кто это? — спросил он у сержанта.
Сержант отрицательно завертел Головой.
— Кто такой майор Кравски? — повторил коротышка для меня.
— Я помню это имя.
— Сержант, свяжи меня с Центром! — недовольна и зло приказал майор.
— Так э — э—э… я говорил, — забормотал сержант, — передатчик…
— Почему до сих пор он не налажен?!., А, впрочем, черт с ним, — голосом спокойнее добавил он, — все одно подлежит ликвидации. — И он снова стал вялым, скис и задвинулся в кресло.
— Сэр, он все о какой — то катастрофе тут говорил, — будто ябедничая, сказал сержант. — Я приемник слушал — а там ничего. А он будто сам видел ядерные взрывы. Это было?..
Майор снова с удивлением посмотрел на моля, потом на сержанта:
— Какие еще взрывы, сержант? — с издевкой переспросил он — Ты что?!.. Чертовщина в мире творится, но она другого порядка. Знаешь, кто прибыл с нами на судне?.. Русские. Они будут наблюдать, как будет производиться ликвидация базы «Печальная вдова».
— Как это — ликвидация? — вырвалось у сержанта. — А я?..
— А вот до тебя мне дела вовсе нет, — отмахнулся майор короткопалой круглой ладошкой. — У меня самого этот рейс и инспекция последние. В отставку выгоняют.
— Да как же так? — Сержант уже не тянулся — размяк, раскис. Челюсть отвисла, он быстро — быстро моргал, будто глаза песком запорошило. — Контракт же…
Майор тяжело поднялся с кресла, придвинулся вплотную к сержанту.
— Какой там, к чертям, контракт, когда в армии идет повальное увольнение. И в первую очередь списывают таких, как мы с тобой… Ну все, все, — успокаивающе похлопал он ладонью по груди сержанта. — И вот еще что, — майор на какое — то мгновение задумался. — Выдай этому, — он глянул на меня, — старую свою форму, только нашивки сдери, и пусть оп вместе с девицами дует на корабль. Не хватало еще русским увидеть здесь офицера атомных войск наших первых союзников. Да, и сдай его медикам.
5
С медотсека на инспекционном судне началась моя долгая госпитальная жизнь.
Судовой врач, длинный, тощий и нескладный, привычный больше резать, причем чаще всего мелкие болячки, вроде фурункулов и флюсов, осматривал меня недолго. Дольше он ворчал на майора, что тот привел к нему «племенного быка», «мордоворота, от которого не то что людям боязно, но и болячкам жутко». Тем не менее майор настоял, чтобы я находился в медотсеке на карантинном режиме.
Я не скучал: почти все время около меня была Дэниз — на нее, понятно, карантин не распространялся. Да и майору и судовому врачу было на руку, чтобы одному зря не тратить время на здорового больного, а другому собрать через Дэниз побольше сведений о странном визитере острова. Дэниз сведений из меня не вытягивала, она без умолку щебетала сама, рассказывала мне о городах, о странах, о людях, какие они бывают. Я был благодарным слушателем и старался запоминать все, о чем она мне говорила.
Однажды, слушая внимательно Дэниз, глядя на ее живое лицо, время от времени вспыхивающее улыбкой, я неожиданно почувствовал в себе какое — то странное напряжение. Это напряжение возрастало. Что — то нужно было делать, вообще, что — то мне нужно было, а я никак не мог понять, что именно. Впервые после моего возрождения я ощутил такое. Было тревожно и как — то неуютно от того, что мне не удавалось понять причину.
— Быстро же ты, малыш, взрослеешь, — сказала Дэниз, заметив мою встревоженность. И я не понял: сказано это было в упрек или в одобрение.
Два раза заглядывал в медотсек сержант и все жаловался на свою судьбу, называя меня почему — то сынком. От него я узнал, что на острове была оставлена лишь взлетная полоса — для заблудившихся самолетов, — а все остальные постройки вместе со всем добром, что в них было, смешали сейчас с камнями. Еще сержант жаловался, что ему не разрешили взять на корабль пса, а у него рука не поднялась пристрелить его. «Сколько пес протянет на одних крабах — то?» — горевал сержант.
— Так и не вспомнил, как тебя зовут? — спросил у меня как — то майор. Я ему сказал, что уже устал отвечать на такие вопросы. — Тогда слушай и запоминай, — сказал он. — Тебя зовут Пит Уоттер. Родился ты в шестьдесят пятом в провинциальном городишке Глендайв штата Монтана. Учился в Сиэтле, там же завербовался в армию. Последнее место твоей службы — штат Даллас, лейтенант — оператор Центра контроля. Исчез при невыясненных обстоятельствах с боевого дежурства. Спустя три года семь месяцев найден в расположении базы «Печальная вдова» в бессознательном состоянии. Запомнил?..
— Конечно, — сказал я. — Только вот зачем? Я не Пит Уоттер.
— Меня эти твои задвиги не касаются. По фотографиям и отпечаткам пальцев и по твоим же воспоминаниям твоя личность идентифицирована. Отвечай, где ты был три с половиной года?! Каким образом исчез из шахты Центра, как перенесся за две тысячи миль от места службы?! Отвечай быстро!
Мне совершенно одинаково было — отвечать быстро или медленно: я пожал плечами…
Неделю я пробыл на судне. Потом меня посадили в вертолет — я даже не успел ни с кем попрощаться — и переправили на авианосец. Час полета на перехватчике. Аэродром. Закрытая машина. Долгая дорога. Большое, казенного типа здание, окруженное добротным забором и лесом с трех сторон. Палата — камера — светлая, чистая, просторная, с решетками на окнах. Душ с дороги. Сытный обед. Небольшой отдых… И потянулись вереницы людей в военной форме, в белых халатах. И снова допросы, перемежающиеся с медосмотрами: психодиагностика, тесты, очные ставки…
Тогда я и услышал, что во мне больше от робота, чем от человека. Впрочем, я такого успел наслушаться о себе, что ничему уже не удивлялся.
Военные меня обвиняли в государственной измене в пользу враждебных государств. Часто спрашивали, не был ли я похищен иноцивилизацией; искали во мне чужеродную программу. Какая — то девица долго разглядывала меня сумасшедшими глазами: оказывается, она могла распознавать инопланетян. Она угомонилась только после того, как я назвал ее дурой, скрепив это красочными эпитетами из лексикона сержанта. Детекторы лжи при мне не работали…
Гораздо занятнее и познавательнее мне было выслушивать людей в белых халатах. Старые, моложавые и молодые, полные, нормальные и тощие — эти люди с одинаково постным выражением на лоснящихся здоровьем и чахоточных, бритых и бородатых, в очках и без них, лицах занудно выясняли при мне свои отношения. На удивление единодушны они были только в одном: что моя память до момента X — все называли время с моего исчезновения из Центра контроля и до появления в расположении базы «Печальная вдова» моментом X — утеряна полностью, а после момента X стала с необычайно высоким уровнем развития. Будто амнезия, очистившая мозг от прошлых событий, дала ему новое уникальное качество — гипермнезию: способность запоминать с фотографической точностью — эйдетической — все увиденное, услышанное, прочувствованное. Людей в белых халатах удивляло, что патология привела меня к такому чудесному приобретению. Но вот разнотолки возникали, едва только речь заходила о моих видениях: ведь я, обладатель эйдетической памяти, воспроизводил в деталях то, чего на самом деле не было. По такому поводу я наслушался следующих слов: криптомнезия, конфабуляция, псевдоремисценция. Этими терминами означалось, что я, во — первых, воспринимаю чужие мысли, прочитаные или услышанные, как собственные, во — вторых, провалы в моей памяти замещаются вымыслами, которые я будто бы воспринимаю за достоверный материал, и, в — третьих, память моя может обманываться, смещая события во времени, и тогда я могу принимать выдуманное событие за уже свершенное и имевшее место в прошлом. Какой — то толстощекий рыжебородый доктор с маленькими и глубоко сидящими, словно бы потайными, глазками сказал, что у меня синдром Мюнхаузена, а возможно, даже и Агасфена — психопатии в виде склонности к псевдологической фантазии. Другой врач желчно возразил, что у больного отсутствует страсть к лечению, которая является исходной для этих синдромов, и добавил в свою очередь, что у меня, вероятнее всего, разновидность синдрома «Алисы в стране чудес»: будто бы именно при этом синдроме у больного происходит раздвоение личности, деперсонализация, и у него возникают иллюзии и псевдогаллюцинации, он извращенно воспринимает пространство и время.
