Пистолет с музыкой - Летем Джонатан (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗
Глаза Джоя расширились от страха. Он понимал каждое слово.
— Это тебе за то, что ты держишь вожжи, — продолжал я. — За девушек на втором этаже «Капризной Музы». За шесть лет искалеченных жизней, которым я не мог помочь, потому что лежал замороженный. Это тебе за те дела, о которых знаешь только ты, за те дела, которые ты совершил, позволив себе пойти по стопам толстяка.
— Меткалф, — произнес Джой. — Меткалф, ради Бога…
— На твоем месте сидел сегодня Фонеблюм, — продолжал я, не слушая его. — Но я опоздал на годы. А с тобой я как раз угадал. Я хочу убить того, кто помнит, кем я был.
Я нажал на спуск. Первая пуля ударила ему в морду, но его ноги еще дергались. Я с опаской относился к этим ногам. Я разрядил обойму ему в живот, и одна из пуль задела позвоночник. Он затих. Потом я забрал у него ключи и оставил его в моей машине, а сам взял его. Вести ее оказалось куда приятнее, чем взятую напрокат колымагу.
Глава 8
На следующее утро я сидел в машине Джоя перед входом в Отдел. Я был в норме. Почти всю ночь я провел в холмах, любуясь луной, массируя пальцы. Где-то на протяжении этих часов я пришел в себя. Мой организм забыл о порошке. Я опустил стекло, откинулся в кресле и стал слушать звуки наступающего дня. Я не боялся ждать. По какой-то причине все казалось мне замечательным. Мне даже нравились дома, натыканные за время моего отсутствия.
Через полчаса из дверей, подслеповато щурясь на солнечный свет, вышел Энгьюин с новой карточкой в руке. Он выпадал из обстановки не больше, чем шесть лет назад. Когда он проходил мимо, я отодвинулся в тень. Мне нечего было сказать ему. Я просто хотел удостовериться.
Потом я запер машину Джоя и вошел. Я нашел инквизитора и протянул ему карточку и пистолет Барри, еще раз сыгравший Тему Опасности. Это даже начинало мне нравиться.
— Мое имя Конрад Меткалф, — сказал я. — Возможно, вы искали меня.
Теперь, когда я развязался со всем, морозильник не представлялся мне таким уж наказанием. Я ощущал себя бродягой, который бьет витрины, чтобы было где переночевать. Если мне не понравится мир, в котором я проснусь в следующий раз, я всегда нарвусь на какую-нибудь неприятность, и так до тех пор, пока я не найду подходящего мира или пока они не прекратят морозить меня за казенный счет. И вполне возможно, что я все-таки встречусь с Корнфельдом, чтобы вернуть ему удар по пузу.
Когда меня готовили к заморозке, один из инквизиторов проникся ко мне симпатией — на этом этапе они часто такие — и предложил мне понюшку зелья, которое нюхал сам.
— Забыватель? — спросил я.
Он отрицательно мотнул головой.
— Мой собственный состав, — гордо сказал он. — Попробуй-ка.
Значит, порошечники все же работают. Подпольно. Уже лучше. Я взял у него соломинку. Ну вот, теперь я точно проснусь с больной головой, но, черт возьми, это моя головная боль.
Как все оказалось просто.
Одиннадцатое небо рая
И когда увидел сэр Джолент, что обратно ему пути нет, помолился он святому Катберту и, дав шпоры коню, смело и бодро двинулся вперед.
Много веков назад король бриттов Артур основал королевство Логрию, в котором не было места злу и насилию. Артур учредил также орден рыцарей Круглого Стола, согласно кодексу которого сражаться должно было только за правое дело, защищая слабых и обиженных. Круглый Стол — это братство доблестных и самоотверженных, преданных королю, Господу и своей даме, готовых вступить в бой за восстановление справедливости, не ожидая за это ни почестей, ни наград. Самое страшное для рыцаря — изменить своему достоинству, нарушить принесенную при вступлении в орден клятву; высшее отличие — гибель на поле брани во имя ее.
Шли годы, менялись социально-экономические формации, формы правления, моды и обычаи, но неизменным оставались добро и зло, не исчезало желание одних людей строить свое благополучие за счет жизни и имущества других. И хотя государство взяло на себя защиту своих граждан, образованные для этого учреждения часто оказывались неэффективными. И когда слабым и обиженным, униженным и оскорбленным не могли помочь правоохранительные органы, их место занимали частные детективы. Кодекс чести рыцарских романов лежит в основе мировоззрения главных героев детективной литературы. В сущности, кредо сыщиков всех времен — знаменитая фраза Жеглова: «Вор должен сидеть в тюрьме!» Иными словами, зло должно караться, преступники — понести наказание, а справедливость восстановлена — по-другому быть не может, такова суть миропорядка.
В этот же литературный ряд встает роман американского писателя Джонатана Летема «Пистолет с музыкой». Летем родился в 1964 году, окончил Высшую школу музыки и искусств в Нью-Йорке (отец Летема — преподаватель истории искусств — брал с собой сына с ранних лет на лекции, и он, по его словам, «вырос среди скульптур»). Писать Летем начал в середине восьмидесятых годов, опубликовал в американских и английских журналах около трех десятков рассказов, преимущественно фантастических. В 1986 году Летем переехал в Беркли, штат Калифорния, и так получилось, что его дом находится в квартале от дома, где в начале своей писательской карьеры жил Филип Дик. Дик оказал на Летема большое влияние: гротеск и черный юмор многих рассказов и «Пистолета…» берут начало в фантасмагорических «альтернативных реальностях» этого писателя. Вторым прозаиком, которому Летем, по его признанию, обязан многим, был Реймонд Чандлер, чья жизнь и творчество во многом (это относится и к Дику) связаны с Калифорнией.
Разумеется, этими двумя именами не ограничивается число писателей, чье влияние на Летема ощутимо в его ранних рассказах. Но гораздо сильнее чувствуется в них стремление молодого автора создать свой художественный мир. Вот, например, рассказ «Замурованные преступники» (эта новелла вошла в первый сборник «малой прозы» Летема «Стена небес, стена взгляда», вышедшей в 1996 году). Действие рассказа происходит в будущем, причем не очень отдаленном от нашего времени, в мегаполисе, в котором придумана новая форма борьбы с преступностью. Воры, насильники, фальшивомонетчики, грабители приговариваются, как и прежде, к тюремному заключению, но в необычной тюрьме: стены ее сложены из… особо опасных преступников. Их тела перемалываются (но не измельчаются окончательно), а из полученной смеси готовятся кирпичи…
При этом подвергающийся экзекуции человек сохраняет ясность мышления, дар речи, прекрасно понимает, что с ним происходит, и, замурованный в камне (реминисценция с «Бочонком амонтильядо» Э.А.По!), продолжает так «жить» десятилетиями, умирая лишь от старости. Кирпичная кладка, в которой различимы переломанные пальцы и лодыжки, локти и коленные чашечки, видны лица, глаза, взирающие на мир в вечной, безысходной тоске… Эта картина, напоминающая иллюстрацию к «Аду» Данте (к описанию последнего пояса последнего круга преисподней, где казнятся предатели своих благодетелей, вмерзшие в лед), по яркости и силе производимого впечатления может служить «визитной карточкой» воображения Летема-фантаста. А центральная коллизия рассказа — «визитной карточкой» Летема — художника-психолога: попадающий в тюрьму герой, вчерашний подросток, впервые встречается со своим отцом, который «сидит» почти столько же лет, сколько юноше, — вернее, он видит лишь лицо отца, проступающее в камне…
Если в «Замурованных преступниках» рассказ шел от первого лица (Летем виртуозно воссоздал внутренний мир молодого человека, оказавшегося в тяжелой жизненной ситуации), то герой новеллы «Счастливчик» куда старше, у него уже есть семья. Уютный дом, прелестная заботливая жена, симпатичный сынишка — но наслаждаться всем этим герою дано недолго. Два-три дня — и вновь его душа, оставив дома физическую оболочку, возвращается в ад. Ад героя — это жуткие, отталкивающие, но одновременно и притягивающие сцены, словно ожившие полотна Дали, Магрита или Макса Эрнста: в саду, принадлежащем ведьме, накрыт стол для завтрака, (который никогда не подается), за ним сидят дети, в их числе — герой — в аду он восьмилетний мальчик, и безобразная лошадь в очках в чугунной оправе; лес, где на деревьях вместо листьев бритвы, никогда не ржавеющие, потому что в аду никогда не идет дождь; кошмарный полковник Ивери, «счастливчик», предстающий в разных обличиях — порождениях пережитого героем в детстве сексопатологического потрясения…