Титан. Фея. Демон - Варли Джон Герберт (Херберт) (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
— А как насчет «здесь покоится астронавтка»? — предложила Сирокко.
— «Она выполнила свой долг», — подключился Джин.
— Нет, честно, — засопела Габи. — Неужто нет больше в этой жизни романтики? Поведай кому-нибудь свою эпитафию — и что получаешь в ответ? Дурацкие шутки!
Следующая судорога прихватила Сирокко как раз на следующем привале. Вернее — судороги, так как теперь свело обе ноги. Смешного было уже совсем мало.
— Вот что, Рокки, — сказала Габи, нерешительно трогая подругу за плечо. — Нет смысла так гробиться. Давай отдохнем часок.
— Но ведь смех один! — с трудом прохрипела Сирокко. — Я даже запыхаться не успела. И теперь целый час задницу просиживать? — Тут она с подозрением покосилась на Габи. — А какого это черта у тебя судорог нет?
— А я тут вообще отдыхаю, — с кристально честным лицом призналась Габи. — Привязала веревку к той самой заднице, которую ты не хочешь просиживать, и преспокойно за тобой волокусь.
Сирокко пусть слабо, но не могла не рассмеяться.
— Я просто должна привыкнуть, — заявила она. — Рано или поздно, но форму я наберу. От судорог еще никто не загибался.
— Нет. Не могу видеть, как ты мучаешься.
— А что, если десять минут идти и двадцать лежать? — предложил Джин. — Пока не почувствуем, что способны на большее?
— Нет. Пойдем по пятнадцать минут — или пока кто-то не свалится, что все равно выйдет раньше. Потом ровно столько же отдыхаем — или меньше, если почувствуем, что готовы. И в таком духе восемь часов… — Она взглянула на часы. — А теперь уже пять с небольшим. Потом разбиваем лагерь.
Габи вздохнула.
— Веди, Рокки. Это ты умеешь.
Прогулка превратилась в кошмар. Сирокко больше всех страдала от судорог, хотя теперь они прихватывали и Габи.
Титанидский бальзам помогал, но расходовать его приходилось экономно. У каждого было по аптечке, и запас мази у Сирокко уже подходил к концу. Надеясь, что после нескольких первых дней похода потребность в бальзаме отпадет, она хотела сберечь хотя бы баночку для восхождения внутри спицы. В конце концов, боль была не так уж нестерпима. Сперва, когда прихватывало, трудно было не завопить, но потом понемногу отпускало.
Под конец седьмого часа Сирокко смилостивилась, слегка раздраженная собственным упрямством. Ведь все получается так, будто она пытается доказать правоту Билла! Намеренно заставляет себя быть жесткой, намеренно гонит себя к пределам собственных возможностей — и даже чуть дальше!
Лагерь путники разбили на дне лощины — набрали хвороста для костра, но не потрудились установить палатки. Воздух и без того был жаркий и спертый, но все же костер сделался желанным просветом во все сгущающемся сумраке. Удобно усевшись в кружок, они разделись до цветастого шелкового белья.
— Капитан наш — вылитая павлиниха, — заметил Джин, отхлебывая из бурдюка.
— Очень усталая павлиниха, — вздохнула Сирокко.
— Как думаешь, Рокки, сколько мы прошли? — спросила Габи.
— Сложно сказать. Километров пятнадцать?
— Я тоже так думаю, — кивнул Джин. — На паре гребней я посчитал шаги и вывел среднее. Дальше оставалось считать только гребни.
— Мысли великих умов схожи, — сказала Сирокко. — Пятнадцать сегодня, двадцать завтра. Через пять дней будем у крыши. — Потянувшись, она принялась разглядывать изменчивый полог листвы над головой.
— Габи, тебе водить. Залезь-ка в рюкзак и нашарь нам каких-нибудь личинок. Я бы сейчас целую титаниду сожрала.
Никаких двадцати километров на следующий день не вышло. Не вышло даже десяти.
Проснувшись, они обнаружили, что их ноги страшно болят. Поначалу Сирокко даже сомневалась, что удастся согнуть колени. Как глубокие старцы, ковыляли они на своих многострадальных ногах, пока готовили завтрак и сворачивали лагерь. Потом заставили себя проделать комплекс зарядки.
— Умом-то я понимаю, что этот гад стал на какие-то граммы полегче, — простонала Габи, закидывая за спину рюкзак. — Ведь я оттуда две порции съела.
— Не знаю, как твой, а мой точно двадцать кило набрал, — отозвался Джин.
— Скотство. Вот скотство. И еще раз скотство! Ну что вылупились, павианы? Шагом марш! Хотите жить в веках?
— Жить? Разве это жизнь?
Вторая ночь наступила через пять часов после первой. Так постановила Сирокко.
— Нижайшие поклоны тебе, о Державная Владычица Времени, — выдохнула Габи, растягиваясь на своем спальном мешке. — Еще немного — и установим новый рекорд. Даешь двухчасовой день!
Джин с тяжкими стонами опустился рядом.
— Ты вот что, Рокки. Когда запалишь костер, я, пожалуй, не откажусь откушать штук пять филе из тех мясных растений. И потише тут. Посудой не греми, коленями не щелкай. У меня от твоих коленей скоро нервный тик будет. Короче, не мешай отдыхать.
Уперев руки в бока, Сирокко окинула спутников огненным взором.
— Так вот, значит, вы как? Ну ладно. У меня для вас интересная новость. Я тут старшая по званию. Забыли?
— Джин, она что-то сказала?
— Вот эта длинная? Ни звука не слышал.
Сирокко ковыляла по округе, пока не набрала хвороста для костра. Присесть, чтобы его разложить, оказалось еще сложнее — настолько сложнее, что Сирокко стала сомневаться в успехе операции. Ведь ей предстояло согнуть свои бедные ноги под тем углом, какой они упорно принимать не желали.
Но со временем мясные растения все-таки начали потрескивать в масле, а Джин и Габи повернули свои носы навстречу божественным ароматам.
Сил у Сирокко оставалось только на то, чтобы закидать угли землей и развернуть спальный мешок. Изготовившись было в него залезть, она вырубилась.
Третий день оказался не хуже второго — в том же смысле, в каком чикагский пожар был не хуже землетрясения в Сан-Франциско.
Почти за восемь часов они одолели десять километров по становящемуся все круче и круче подъему. В конце Габи заметила, что уже не чувствует себя дряхлой старухой. Теперь ей, заявила она, уже не восемьдесят лет, а всего лишь семьдесят пять.
Назрела необходимость в новой тактике подъема. Ходьба по крутому косогору, даже на четвереньках, становилась все более затруднительной. Ноги без конца проскальзывали — и путники плюхались на животы, раскидывая руки по сторонам, чтобы не сползти вниз.
Джин предложил, чтобы они по очереди брали один конец веревки, заползали как можно выше и привязывали веревку к дереву, чтобы двое оставшихся внизу могли легко по ней взобраться. Ведущий при этом минут десять работал бы на полную, а двое остальных отдыхали. Затем ведущий отдыхал бы два срока. Попробовали. Выходило по 300 метров за каждый заход.
Разглядывая ручей поблизости от их третьего лагеря, Сирокко решила было искупаться, но тут же передумала. Есть хотелось куда сильнее. Джин, изрядно поворчав, все-таки встал на очередную вахту у жаровни.
Сирокко так взбодрилась, что даже успела просмотреть свою поклажу и прикинуть, сколько осталось провизии, — прежде чем опять провалиться в глубокий сон.
На четвертый день они одолели двадцать километров за десять часов, а под конец того же дня Джин решил приударить за Сирокко.
Лагерь путники разбили в том месте, где речушка, вдоль которой они следовали, разошлась так, что в ней даже появилась возможность искупаться. Без всяких задних мыслей сбросив с себя всю одежду, Сирокко с наслаждением окунулась в чистую воду. Мыло, конечно, не помешало бы — но для мытья вполне годился и превосходный песок со дна. Вскоре к капитану присоединились Габи и Джин. А затем Габи по поручению Сирокко отправилась поискать свежих фруктов. Полотенец у них не имелось — так что Сирокко голой присела к костру. Тут-то ее Джин и прихватил.
Рассыпая по сторонам горящий хворост, Сирокко подскочила и оторвала его ладони от своих грудей.
— Эй, прекрати! — Наконец ей удалось вырваться.
