Администрация леса - Чадович Николай Трофимович (читать книгу онлайн бесплатно без TXT) 📗
Мальчик заплакал – без раскачки, всхлипываний и хлюпанья носом – сразу очень горько и очень громко.
– Прекратите немедленно! – впервые в голосе чиновной красавицы появилось что-то похожее на чувство. – Вы что, нарочно?
– Нет, – залепетал отец, пытаясь вытащить сына в коридор.
Однако тот ловко выскользнул из его рук, повалился на толстый, пастельных тонов ковер, руками вцепился в ножки ближайшего кресла, а ногами забарабанил в тумбу письменного стола. Рев его не то что не ослабевал, а с каждой минутой становился все громче и безутешней.
– Х-хочу в ле-е-ес! – прорывалось иногда сквозь слезы. – В лес хочу! Те-е-тя, подпиши заявление!
– Позор! – вскричала взбешенная начальница, подхватывая падающую со стола вазу. – Как вам не стыдно! Давайте немедленно вашу бумагу! И чтоб даже духу вашего здесь не было!
– Зачем ты это сделал? – спросил отец в умывальнике, тщательно обрабатывая лицо сына холодной водой с мылом.
– Мне стало тебя так жалко!
– Спасибо. Но больше никогда так не делай. Никогда!
– Хорошо, папочка. Ой-ой! Мыло в глаз попало! А что тетя написала?
– Разрешить в виде исключения, учитывал особые обстоятельства.
Только к вечеру они оказались, наконец, в святая святых этого огромного лабиринта этажей, холлов, лифтов, коридоров, приемных и канцелярий, совсем рядом с почти недоступным для простых смертных логовом местного Минотавра, одинаково способного и на царскую милость, и на сатанинский гнев.
Ковровые дорожки гасили звук шагов, в каждом углу сверкали медные плевательницы, в полированные двери можно было смотреться, как в зеркала. Если на нижних этажах служащие нередко расхаживали в партикулярном платье, не стесняясь распахнутых пиджаков и расслабленных галстуков, здесь все строго соблюдали форму одежды. То и дело мелькали оливково-зеленые френчи, золотые пуговицы, витые шевроны на рукавах.
Окончательное решение должен был принять сам Верховный Администратор, человек известный в своих кругах примерно так же, как папа римский среди католиков, личность прославленная своими деяниями и давно уже почти легендарная – защитник зверей и птиц, великий знаток трав и деревьев, враг браконьеров и порубщиков, гроссмейстер ордена лесничих, заслуженный егерь, бакалавр всех лесных наук, кавалер ордена Золотого Лавра и лауреат премии Гималайского Медведя.
В одной из четырех приемных их встретил невзрачный человечишко с лицом, похожим на комок измятой туалетной бумаги. Единственной запоминающейся деталью в его облике были три веточки дуба в петлицах мундира.
Такие знаки – и отец это прекрасно знал – присваивались только за исключительные заслуги в деле лесоводства и лесоустроения, – например, если кто-то смог бы единолично засадить пальмами и баобабами всю пустыню Сахару.
Трижды Дуб забрал у отца заявление вместе со всеми подколотыми к нему справками, копиями, выписками и квитанциями, переложил все это в зеленую, сверкающую лакированной кожей папку и затем провел краткий инструктаж:
– Войдя в кабинет, вы остановитесь на месте, указанном мной, и на протяжении всей беседы будете на нем оставаться. Стоять навытяжку нет необходимости, но махать руками, слишком энергично переминаться с ноги на ногу, становиться к НЕМУ боком, а тем более спиной, не рекомендуется. На вопросы отвечайте кратко и четко, исчерпывающе, но без лишних подробностей. Иногда ОН может задать какой-либо странный, на первый взгляд, вопрос, в котором, однако, будьте уверены, всегда содержится глубокий затаенный смысл. Коли не знаете, что ответить, следите за мной. Вот так, – он опустил веки долу: – Да! А так, – он вылупил глаза: – Нет! Не смейте сами задавать вопросы! И никаких просьб, кроме тех, что изложены в заявлении. ОН добр и великодушен. ОН может сделать нам какое-нибудь лестное предложение. Отказывайтесь, обязательно отказывайтесь! Кабинет покинете по моему знаку. Не забудьте поблагодарить ЕГО вне зависимости от принятого решения. Все понятно? В таком случае прошу следовать за мной.
То, что они увидели, войдя в покои Верховного Администратора, ошеломило и отца и сына, правда, в разной степени. Место, в котором они оказались, могло быть чем угодно, но только не рабочим кабинетом. Яркие потоки света косо падали вниз, через стеклянную двускатную крышу, однако в гуще кустов и деревьев царил приятный полумрак. Два огромных волка, сверкая стеклянными зенками, скалили пасти на застывшую в грациозном прыжке косулю. Кабан, напрягая загривок, упирался рылом в муляжный валун. Кондиционированный ветерок плавно покачивал стайки птиц, подвешенных на тончайших, почти невидимых нитях. В небольшом озерце, из которого, журча, вытекал веселенький, весьма натуральный ручеек, плавали толстобрюхие, длиннохвостые рыбины – живые, не чучела.
Всему этому великолепию может быть несколько объяснений, подумал отец. Или Верховный страдает клаустрофобией, или же он, как Маугли, вырос в лесу среди зверей и с тех пор не может существовать в иной обстановке. Учитывая характер некоторых его свершений, не имеющий ничего общего ни с человеческой моралью, ни со здравым смыслом, последний вариант выглядел предпочтительнее. Впрочем, существовал еще третий, самый простой ответ: этот чиновный сатрап просто взбесился от собственной власти и могущества.
Трижды Дуб молча ткнул пальцем в ровную, выложенную мраморными плитками площадку, посреди которой красной краской был изображен круг вроде тех, что рисуют на посадочных палубах вертолетоносцев, только, конечно, поменьше размером, а сам, петляя, исчез среди пышных деревьев, названия которых отец не знал, но по внешнему виду плодов мог догадаться, что это нечто экзотическое, не то ананас, не то папайя.
Чуть дальше росла сосна, вся опутанная тропическими лианами, рядом ива склонилась над саксаулом, а на корявой арктической березке восседала обезьяна, навечно зажавшая в лапе вылепленный из воска банан.
Среди всего этого великолепия очень непросто было разглядеть торчащий в дальнем углу зала стол, выполненный в виде огромного древесного пня. За этим пнем в свободной позе восседал Верховный Администратор, одетый как у себя на даче. Кряжистый, загорелый и светлоглазый, с лысым крепким черепом, осененным благородным седым пухом, он был чем-то похож на библейского апостола – старого, заматерелого, намного пережившего своего Учителя, давно растерявшего все иллюзии молодости, однако сумевшего нажить и власть, и богатство, и своих собственных учеников.
Дымя сигаретой, он что-то писал. Трижды Дуб, прижимая к груди папку, скромно стоял у него за спиной.
Иногда Верховный отрывался от своей работы и, особенно глубоко затягиваясь, размышлял над чем-то. Взгляд его при этом рассеянно блуждал по сторонам, но лишь на третий или четвертый раз он выделил из мира флоры и фауны два незнакомых человеческих существа.
– А, вы уже здесь, – сказал он, продолжая, однако, писать. – Я информирован о вашей просьбе. К работе можете приступить хоть завтра. Испытательный срок – две недели.
– К работе? – опешил отец. – К какой работе?
– Именно к той, которой вы так добивались. Помощником вахтера запасного выхода. Или, быть может, вы претендуете на мое место? – Верховный добродушно хохотнул собственной шутке.
– Прошу прощения, на я просил совсем не этого.
– Не этого! А чего же? – удивился Верховный и даже отложил в сторону ручку. Трижды Дуб наклонился к его уху и что-то зашептал. – Ах, вот оно что!.. Да-да… Прошение о лицензии… Понятно. – Он взял зеленую папку и немного полистал ее, впрочем, без особого интереса. – И чем же, интересно, вам не угодил этот самый… как его…
– Болетус эдулус, – подсказал отец.
– Вот именно. Болетус. Зверь этот, надо сказать, весьма редкий… – Трижды Дуб вновь торопливо зашептал что-то, и Верховный, выслушав его, добродушно крякнул: – Так бы сразу и сказали – белый! Что я, белого не знаю? А то какой-то болетус-парапетус! Язык сломать можно. – Он покачал головой, словно дивясь человеческой глупости, и через все пространство кабинета-оранжереи впервые пристально глянул на отца. – Повторяю вопрос. Чем вам этот белый не угодил? Ведь все живое священно. Даже цветок сорвать – грех. В этом вопросе наша позиция непоколебима и однозначна. Мы обязаны сберечь природу для будущих поколений. Там, где Администрация леса, – там порядок, там надежда.
