Журнал «Если», 1995 № 11-12 - Башин Юрий (читать книги TXT) 📗

…либо, сказал добрый следователь, все сначала, и мы придем опять в любую минуту.

Мы сделали выбор сразу — слава Богу, мы были вдвоем. Любовь, будучи, конечно, сама иллюзией, от других иллюзий, в том числе и от очень опасных, предохраняет. Но башня, наша башня — ох, как же там было прекрасно!

БОРЬБА МЕЖДУ прекрасным и полезным есть реальная форма основного конфликта человеческого существования, гораздо более реальная, чем теоретически обоснованная борьба классов; наций, народов и государств; старого и нового — по сути, это одно из главных проявлений борьбы зла и добра. То, что в расхожем сознании эти две полярные вещи объединяются (на основе, кстати, пошло истолкованных великих максим, вроде «красота спасет мир» или «красиво то, что целесообразно»), являет пример типично человеческого обольщения. Примером еще одной подобной иллюзии может служить соединение в одном историческом лозунге «свободы» и «равенства», в то время как эти состояния конфликтующие и, практически, взаимоисключающие. Можно и смерть считать частью жизни, завершением ее, но ведь это же не так: небытие земное полностью отделено от земного бытия, а жизнь вечная вовсе не есть продолжение земной жизни в ином виде — лишь промысел Господень связывает их. Только величайший гений способен воспринять и передать нам понимание противоречий такого масштаба, причем передать в легко доступной для нас форме. Пока мы живы, смерти нет, а смерть придет, так нас не будет — и все. Или: счастья нет, а есть покой и воля (свобода). То есть либо счастье (которого нет), либо покой и свобода. Следовательно, если бы возможно было счастье на этом свете, то не в условиях покоя, мира и реальных свобод. Оно, пожалуй, было бы возможно — счастье, упоение — в бою и на краю мрачной бездны, что очень далеко и от покоя, и от свободы.

Русская жизнь середины девяностых гадов двадцатого века, не будучи более трагической в обычном понимании, чем русская действительность начала и середины столетия, да и многие другие национальные ситуации тех лет, все же в некоторых отношениях представляет собой уникальную драму. Уникальность состоит в том, что противостояние эстетического и этического стало фундаментальной частью существования культуры, а наиболее активная в осмыслении жизни часть общества в этом противостоянии безусловно переходит на сторону эстетики. Опять же, следует добавить, что примерно то же самое происходит и в других странах — опровергая таким образом еще раз тезис об абсолютной особости нашего национального опыта, но нас, конечно, прежде всего интересует происходящее дома.

Свобода, пришедшая а Россию на смену тоталитаризму, и свобода от исходящей со стороны советского режима угрозы, пришедшая во враждебные коммунизму страны с их победой а «холодной войне», чреваты оказались одним и тем же: покой и воля как единственно достижимая альтернатива счастью совершенно неприемлемы для людей, производящих культурные, особенно художественные ценности. В той же мере неприемлемы, в какой необходимы для производящих ценности цивилизационные. Интеллигенция повсеместно затосковала по Большому Стилю, пренебрегая тем, что в заканчивающемся веке — как, собственно, и всегда — он существовал лишь вместе с Большим Террором. Восхищение мощной красотой последних империй и художественной полноценностью их культурного наследия постепенно переросло в понимание имперских идеологий и примеривание их не постмодернистский бал-маскарад: от мисимовского самурайства до харитоновского антисемитизма, лимоновского пролетарского авантюризма и ерофеевского любования цветами зла.

Заметим, что эта эстетическая ностальгия отлично сочетается с ностальгией социальной, с тоской не умеющих выживать в условиях экономической свободы по гарантированной пайке в ампирно оформленном бараке. Уже в который раз маргинальность «пролетариев умственного труда» становится взаимодополняющей с маргинальностью просто пролетариев. К чему прежде приводило такое взятие в клещи «срединного», среднего человека, обывателя и созидателя, а не разрушителя, держащего на своих плечах цивилизацию, под ногами которого вдруг начинают скользить и колыхаться и идейные, и практические опоры — к чему это ведет, известно.

С другой стороны, положение, создавшееся сегодня, естественно и неизбежно. Ностальгия — совершенно нормальное человеческое чувство, свойственное в той или иной мере каждому. Теперешнее использование этого слова для обозначения не только тоски по покинутой родной стране, родному месту, но и по ушедшему времени, в сущности, вполне точно. Поскольку время, в котором мы осознали себя, есть наше родине в такой же степени, как территория, предположим, с резко континентальным климатом и смешанными лесами, в которых часто встречается береза.

Я хорошо понимаю непреодолимость такого рода ностальгии, потому что, не будучи совершенно подвержен тоске по ретроидеологиям, не принимая их ни в малейшей степени, будучи абсолютно твердокаменным антикоммунистом (и антифашистом, конечно, хотя при фашизме не привелось жить) — тем не менее отчетливо ощущаю имперские пристрастия, особенно в бытовой эстетике.

Между прочим, они отчасти отразились в моем фильме «Десять лет без права переписки», только тем один из героев живет в доме на крыше «доме правительства», «доме не набережной»… Точно тек же страсть к барахлу, которое должно заполнять это жилье, отразилась в антураже действия существенной чести моего нового романе «Последний герой».

Если бы я мог выбирать, то уж, конечно, поселился бы не в «улучшенной планировке» брежневской номенклатуры, и не в «европейском ремонте» нынешних удачников-камикадзе и даже не в одном из их же «коттеджей шведского стиля» — нет, в башенке не крыше сталинской недоделки, вот мечта!..

ЗАВТРА

Исследователь Эрнест Гарсиа из лаборатории Sandia в Калифорнии (отделение электромеханических составляющих) утверждает, что им удалось создать самый быстрый в мире электрический мотор. Этот механизм развивает скорость вращения до нескольких сотен тысяч оборотов в минуту, тогда как большинство современных двигателей не достигают скорости и 100.000 оборотов в минуту. Кроме того, он сверхминиатюрен. Принцип действия этого моторчика основан на преобразовании прямолинейного движения во вращательное.

Получаемая таким образом энергия заставляет работать медицинские микроинструменты, используемые, например, для раскупорки артерий, разрушения больных клеток и для других «ювелирных» операций.

Огромное количество использованной бумаги пока попросту разбазаривается, вместо того чтобы идти на переработку.

До сих пор было невозможно полностью очистить макулатуру от чернил и типографской краски, что необходимо для получения качественной бумаги.

Однако профессор бактериологии из университета Wisconsin-Madison (США) Том Джеффри считает, что все может измениться. Он обнаружил фермент, который способен полностью очистить использованную бумагу. Этот процесс не очень дорогостоящий и позволяет сократить количество используемых в бумажной промышленности химических веществ. Испытания новой технологии в промышленных условиях начались уже в ноябре 1994 года.

Понадобится шесть лет работы для того, чтобы ввести в строй уникальную, единственную в мире систему наблюдения за лесами Амазонки.

Она получила название Amazon Surveillance System (Sivam) и должна охватить 5 млн. кв. км. Цель ее создания — избежать разграбления природного заповедника, который дает убежище по меньшей мере половине животных и растительных видов планеты.