Феникс Побеждающий (ЛП) - Райт Джон К. (читаем книги бесплатно txt) 📗
— Ты киборг, пилот истребителя, — поразился Фаэтон. Подобное он встречал только в музеях.
Стервятник взглянул на него прохладно.
— Уже нет. Знания, память о войне, боях, бомбардировках, воздушных схватках, разведке проданы, давно, Аткинсу и его Воинственному разуму. Пусть ему кошмары снятся. Пусть он помнит запахи горящих деревень, сёл и вопли молодых, ещё розовых лесов. Я теперь помню цветочки и котят, голоса китов и вид облаков над морем. Я спокоен.
— Ты обо мне знаешь?
— Изгой. Изгой, но, судя по костюму, богат так, что и вообразить нельзя. Знаменитый — каждый поступок обсуждают всем миром, радиоканалы разрываются. Мир внезапно забыл, а потом так же внезапно вспомнил о корабле, о котором ты мечтал. Не каждый рассудок в сети ещё пришёл в себя, но каждый голос тебя винит. Ты — он?
Фаэтон подивился, почему создание просто не подсмотрело в Виртуальность.
— Вы, похоже, отключены от Ментальности?
Три клюва хором щёлкнули:
— Ийя! Я её презираю. Нет во мне того, чему нужно возвыситься. Пусть молодёжь тешится, а я в празднике не участвую.
— Так вышло, что я также не праздную. Да, вы угадали правильно. Я — Фаэтон Изначальный, Радамант.
— Уже нет. Ты — Фаэтон Нулевой, Ничто.
Слова ударили Фаэтона в сердце. Разумеется. В хранилищах нет его копий. Он больше не Фаэтон Изначальный, первая копия хранимого шаблона. Он — ноль. Если умрёт, ничего не останется. Он не имел школы и поместья.
Фаэтон спросил:
— А вы не боитесь со мной говорить?
— С чего бы? Кого мне бояться, этих выскочек — Наставников, Софотеков? Я старее их, я старее Федерального Ойкуменического Сотрудничества! [4] Они — образования сложные, но без опоры, без силы. Они пройдут, я останусь. Мой образ жизни забыт, но он вернётся. Пока я помню котят и облачка, но я вспомню и горящих заживо детей.
Высказывание смелое, но Фаэтон напомнил себе, что киборг не продавал и не предлагал билеты. В правовом плане Фаэтон колебался между безбилетником и похищенным.
— Сэр, кто же вы?
— Нет, так не пойдёт. Ты вторгся на мой корабль, изгой — сначала расскажи о себе, а потом я, как щедрый хозяин, поделюсь своей историей, весьма кстати незамысловатой. Здесь нет компьютера, который бы обменял нам память.
— Я из Серебристо-Серой школы. Мы соблюдаем традиции обмена приветствиями и знаниями через речь…
— Ты был в Серебристо-Серой. Как ты ухитрился потерять состояние и направить всё человечество против себя?
— Их страшила моя мечта. Нам незачем лететь к звёздам — они слишком далеко, а здесь и так есть изобилие всего, но моё стремление не хозяйственное, не экономическое — я жаждал славы, великих свершений, новых деяний. Я имел право разбазаривать своё богатство как захочу, и поэтому я потратил его на величайший корабль, на который способна наша наука — Феникс Побеждающий. Он как полое, обтекаемое остриё стокилометровой пики. Все его полости заполнены антиводородом под завязку, корпус отлит из крисадамантина, из того же металла, в который я одет, и всё это количество копилось атом за атомом и стоило баснословно дорого. Мощность на единицу массы такая, что можно легко достигнуть околосветовых скоростей, но коллегия Наставников испугалась…
— Знаю, знаю. Они боялись войны в раю.
— Откуда вы это знаете, сэр? Вы знакомы с Наставниками?
— Знаком с войной.
— Да кто же вы?
— Рано спрашиваешь, сначала закончи рассказ.
— А… хорошо. Радамант, на чём я остановился? Точно, — Фаэтон поморщился, потом продолжил. — Итак. Корабль построен, и равных ему не было. Например, если сохранять ускорение на уровне примерно 51 g, на протяжении всего пятнадцати лет, предполагая, что средняя плотность межзвёздной среды — одна частица на кубический километр, и учитывая противодействующую силу, вызванную нагревом из-за трения, мы сможем достигнуть скорости…
— Устройство корабля можешь опустить.
— Но это же самое интересное!
— Ты у меня в гостях, всё-таки. Продолжай, Нулевой Фаэтон.
— Наставники обещали изгнание, если я запущу Феникса. Угроза смехотворная — полёт даже к ближайшей звезде будет гораздо большим изгнанием сам по себе, поэтому я их и не слушал. Но удар пришёл оттуда, откуда я не ожидал. Перед пробным вылетом пришла весть, что моя жена погрузилась в искусственный сон — она очень боялась того, что я умру в глубоком космосе, и не выдержала. Я тогда разгневался, вломился в склеп, где держали тело, устроил погром. Из-за этого из архива даже подняли Аткинса, контролёра военной техники… но вы его знаете.
— Да, знаю. Во мне — его часть.
— Прибыл Аткинс и уложил лицом в пол. Наставники меня осудили, стоимость Феникса загнала в долги, а отец, пытаясь спасти корабль, погиб в солнечной буре. Просто корабль был причален у Меркурия. Наверно, мне лучше рассказывать по порядку…
— Мне интересно. Продолжай.
— В итоге Коллегия согласилась не изгонять меня — если я сотру память о корабле. Я был вынужден забыть и о том, что отец умер, ведь его смерть связана с кораблём. На его место из Архива пробудили реликт отца, и…
— Тебя родил отец? Ты биотрадиционалист?
— Прошу меня извинить, он мой сир. Я создан на основе его мыслительных шаблонов, а слово "отец" — скорее метафора. Мы, Серебристо-Серые, старомодны, и считаем, что некоторые отношения между людьми — родительскую любовь, например — стоит сохранять, пусть даже они более не нужны. Мы преданы идее… хм… Возможно, лучше сказать "Они преданы", или "я был предан"?
Трёхголовый стервятник молча смотрел немигающими жёлтыми взглядами.
— Неважно. Также меня заставили забыть самоубийство жены, ведь и его причиной был корабль. Всё это произошло в канун празднований.
— Ты опять употребляешь метафоры?
— "Жена"? Жена настоящая, мы связаны священной клятвой. "Самоубийство"? Да, наверное, метафора. Наяву она мертва — её мозг находится в поддельной компьютерной грёзе, и никакие новости о настоящем мире туда не доходят — более того, из памяти вырезаны все прошлые знания о реальности. Я не знаю способа её пробудить, и никакого пароля она не оставляла.
— Да, аристократик, это метафора. Даже сейчас — для самых бедных — смерть не приключение, которое можно сымитировать на специальной установке забавы ради, а в прошлом она для каждого была окончательной. Но мы отвлеклись. Что дальше случилось, я знаю. Чтобы опасность межзвёздных полётов миновала, миллионы жителей Золотой Ойкумены согласились забыть всё вместе с тобой, а несогласных Коллегия давила, подкупала и запугивала. Чем больше людей соглашалось на редактуру, тем тяжелее становилось тем, кто стирать память не хотел — у них оставалось всё меньше друзей. В конце тебя помнили только те, кто на праздник попасть не смог, или не захотел. Тебя очень многие ненавидели, до того, как забыли — ведь из-за тебя им пришлось кромсать память.
— Интересно. Я о них и не задумывался.
— Давление Наставников на малоимущих гораздо тяжелее, они такой общественной силе сопротивляться не могут. Перед праздником стеснённые в средствах жители Ойкумены тебя определённо недолюбливали.
— Да, я даже встретил одного из таких. Старика. То есть человека, биохимические системы которого претерпели энтропический распад — седой, с окостеневшими коленями. Он намекнул, что Фаэтон Радамант не тот, кем себя считает — я не тот, кем себя считаю. Не знаю, кто этот старик был, но вот он мои привычки — манеру одеваться, настройки фильтра ощущений — знал слишком хорошо. Он хитростью скрылся из моего восприятия. Так всё и началось.
Я отключил фильтры, но вместо старика нашёл бесформенного амёбоида в меняющем форму скафандре — отшельника с Нептуна. Он представился первым, назвался Ксенофоном. Я знал немало нептунцев, я с ними корабль строил, но этот оказался самозванцем. Пытался уговорить меня восстановить память.
— Зачем?
— Думаю, чтобы завладеть кораблём. Среди нептунцев у меня были заказчики, партнёры — даже друзья. Они откуда-то раздобыли денег и выкупили мои долги у Пэров, так что в случае банкротства корабль переходил не к Пэрам, а к ним. В это время Ксенофон управлял остальными нептунцами. Посредник, видите ли, держал корабль под внешним управлением…
