Собрание сочинений в девяти томах. Том 9. Клокочущая пустота - Казанцев Александр Петрович (первая книга txt) 📗

– И он так близок вам, Сирано де Бержерак?

– Конечно! Я даже влюблен в свою русскую княжну именно так, как мог влюбиться только Сирано де Бержерак. «Когда ты входишь, солнце меркнет!..» – продекламировал он.

– Вы имеете в виду ростановского Сиранео, стихи Ростана?

– О нет! Совсем нет! Я имею в виду самого Сирано де Бержерака, «стихи влюбленного поэта». Если вы будете рассказывать о нем, то должны передать его страстное желание любить.

– И он любил?

– О да, конечно! Иначе не могло быть! Я, как никакой другой, очень хорошо его понимаю. Больше, чем знаю.

– Это любопытно. Больше понимать, чем знать?

– Конечно, я ведь могу признаться, куда он исчезал один или два раза из парижского общества.

– Один или два раза? Из-за болезни или ран?

– Может быть, может быть. Но он каждый раз возвращался другим, совсем другим. Вот это надо понять! О нем пишут столько нагромождений, столько противоречностей… Я, кажется, не так сказал?

– Противоречий?

– О да, конечно! Противоречий! Так правильно. Один биограф утверждает, что он был кутила и дамник, то есть бабник, простите, я так говорю? Другой, а это его друг детства Никола Лебре, вспоминает, что Сирано вино сравнивал с мышьяком, которым люди отравляют себя, и чуждался женщин из-за своей внешности.

– Но все-таки, может быть, Ростан был прав, угадав в нем натуру страстную и бескорыстную.

– О да, может быть, может быть, если учесть и другие стороны его характера, желание служить добру и людям, а не только утоление своих желаний. Вам надо искать понимание его жизни в нем самом, в том, что он оставил после себя людям. О, эти загадочные трактаты или сонет «Философу Солнца» с последней строчкой «Мне – ничего, а все, что есть, – другим!». Мы с вами, русский и француз, в равном положении. Его сочинения нужно одинаково переводить со старофранцузского языка. А это у нас, увы, не сделано полностью. В особенности в отношении стихов, а вам нельзя обойтись без них! Они его суть. Как вы поступите, мсье Алекс?

– Очевидно, так же, как ваш Ростан. Мне придется мысленно воплотиться в своего героя и говорить за него.

– О, это будет трудно – спорить с самим Ростаном!

– Нет, почему же спорить? Идти его путем. Конечно, не подражая, но с той же свободой творчества. К тому же, я располагаю собственноручно написанными стихами Сирано под его портретом.

– О-о! Это прекрасно! Я сам буду потом переводить угаданные вами стихи Сирано на современный французский язык.

– Конечно, Сирано – это его стихи, но есть еще его загадочные знания, о которых говорится в статье Эме Мишеля в журнале «Сьянс э ви» [19].

– Я знаю эту статью, читал с улыбкой.

– Почему с улыбкой?

– Потому что могу объяснить, откуда Сирано все это узнал.

Жюль с загадочным видом смотрел на огни, рассыпанные на другой стороне излучины реки.

Они казались волшебным отражением звездного небосвода в исполинском, лежащем у нас под ногами зеркале.

– И вы можете объяснить мне? – почему-то шепотом спросил я и стал перечислять: – Как Сирано мог знать 350 лет назад многоступенчатые ракеты для межпланетных путешествий, явление невесомости, парашютирующий спуск, электрические лампы, радиоприемники, телевидение, звукозапись, но не с помощью наших кассет с магнитными лентами, а в виде сережек, начинающих нашептывать нужную главу по мысленному приказу.

– О-о! Теперь это говорят «от биотоков мозга». Но если вспомнить о биотоках и биологии, то Сирано говорил еще и о клеточном строении нашего организма, даже о микробах.

– Которые, представьте, были открыты лишь двести лет спустя!

– О, конечно, конечно! Но не только о микробах, мсье Алекс, но и об антителах в нашей крови, как мы ныне знаем, которые борются с враждебными бактериями, как он утверждал, правда, образами, доступными пониманию в XVII веке.

– Да, да, все это сообщено в «Сьянс э ви», но не имеет объяснений.

– Я объясню, я открою вам эту тайну. Огни вечерней Москвы располагают меня к этому. Я хочу, чтобы они горели так каждый вечер и не тушились из предосторожности или по какой-нибудь еще причине. Так пожелал бы и Сирано де Бержерак, уверяю вас.

И наш французский гость стал рассказывать мне в этот вечерний час столь необычные вещи, что я слушал его затаив дыхание, не веря ушам, с замиранием сердца.

Передо мной как бы стоял живой Сирано де Бержерак, повествующий о том, чего никто не мог знать, кроме него.

И я как бы услышал из первых уст разгадку тайн удивительного человека, живого, яркого, страстного, мудрого, ищущего блага для людей, пережившего страстные взлеты и горькие разочарования, оставив после себя память в веках.

Некоторое время мы оба молчали, задумчиво глядя на россыпь московских огней, потом Жюль заговорил снова:

– А его огромный нос! Легенда о нем бесспорна, но в портретах, нарисованных художниками с натуры, легенда эта не подтверждается. И уверяю вас: никакой такой переносицы, которая, по их мнению, у Сирано де Бержерака якобы была выше бровей, нет, как нет и шрама на ее месте.

– Вероятно, портреты писались уже после его ранения?

– О да, конечно! Чтобы в те времена художники взялись писать портрет, нужно было иметь много денег и некоторые известия…

– Некоторую известность?

– О да, конечно! Хотя бы стать если не графом, то писателем или математиком, как Пьер Ферма, или философом, как Декарт.

– Значит, ранение Сирано от сабельного удара не оставило следа на его лице? Или, напротив, стерло одну особенность?

– О да, мсье Алекс! Мне это как-то не приходило на ум.

– Но то, что пришло вам на ум, мсье Жюль, для объяснения невероятных знаний Сирано, требует по меньшей мере путешествия на триста с лишним лет вперед и возвращения обратно? Неужели Сирано был способен на это?

– Вы желаете спросить, где моя шляпа с пером и шпага? Или хотите со мной обратно в XVII век? Не советую. Правда, ядерной угрозы тогда не было, но Несправедливость и Зло торжествовали. Давайте лучше искать такой путь, который не вел бы назад.

– А что вы скажете, если идти только вперед?

– Земля круглая. А время? – лукаво спросил мой спутник.

Берет на нем держался лишь на одном ухе.

Я невольно поймал себя на том, что как бы пытаюсь представить его себе в шляпе с пером и со шпагой на боку.

Обмениваясь шутками, мы весело дошли до метро, потом доехали поездом до Киевского вокзала, откуда я проводил его до гостиницы «Украина».

А оттуда до Арбатской площади, до Дома дружбы, было рукой подать (если сравнить это с только что проделанной прогулкой!).

Дом дружбы многих поражает своим необычным фасадом в мавританском стиле (былой владелец особняка Савва Морозов отличался экстравагантностью вкусов и поступков, даже помогал революционерам. Особняк этот он выстроил, «протестуя против всего обычного»).

В вестибюле меня ожидал представитель Общества «Франция – СССР», чтобы принести извинения за французского журналиста, не смогшего прилететь в Москву и просившего отложить нашу беседу до его предстоящего приезда.

Но воображаемая встреча с ним в моем подсознании состоялась. И никакая сила не могла меня в том переубедить.

Я теперь знал тайны Сирано, как и представлял его страстную натуру, стремление любить и вместе с тем беззаветно служить всеобщему благу.

Француз прочитал первую строчку его любовного сонета и последнюю философского, так пусть же сонет Сирано, посвященный «Философу Солнца», откроет завершающий роман о дуэлянте, поэте, писателе и философе Сирано де Бержераке, каким фантаст представил его себе.