Экспедиция в иномир - Снегов Сергей Александрович (серии книг читать бесплатно txt) 📗
— Не надо меня уговаривать, Глория, — сказал я, когда она начала с просьбы доставить ее на Уранию. — Меня уже уговорил некий Кнут Марек. Передайте ему потом, — я покосился на радостно ухмыляющегося начальника Главной Галактической базы, — что он напрасно не пошел в космоадвокаты. Он добился бы на этом поприще славы. Итак, поговорим о деталях вашей поездки на загадочную для меня БКС.
Экипажу «Икара» я в этот же день сообщил о полете на Уранию. Гюнтер, самый строптивый из нас, так возликовал, что его не отчислили, что готов бы мчаться хоть к космическим чертям на кулички. Елена и Петр обрадовались, они много слышали о биоконструкторах, но еще не бывали на Урании. Остальные тоже не выразили недовольства.
Спустя два месяца «Икар» опустился на Урании.
Планета была как планета, сотни таких каменистых шариков встречаются повсюду в космосе. И Мардека была звездой без особенностей, желто-зеленоватая, спокойная, на вполне пристойном отдалении от Урании — без излишеств и недостачи снабжала планету теплом и светом.
Научный городок на Урании тоже не оказался грандиозным, всего две—три сотни строений, правда, многоэтажных. Этим — высотой домов — он больше всего отличался от одноэтажной, широко раскинутой Латоны. В городе впечатлял не облик зданий и улиц, а разнообразие ведущихся в нем работ и бездна расходуемой энергии. Мы узнали, что энергетические траты всей Земли с ее тысячами городов лишь немногим больше того, что расходует единственный на Урании городок в три сотни зданий. Алексей воскликнул с восторженной непочтительностью:
— Ну и прорва эта Урания!
Он попросил ознакомить его с Институтом Времени — на него приходилось девяносто девять сотых энергетических расходов. Я туда не пошел, мне еще Марек говорил, что на Урании пытаются наше физическое время деформировать — сжать, расширить, замедлить, убыстрить, искривить, повернуть на обратный ход, в общем, сделать не таким, каким оно течет в космосе, — и совершается эта важная операция в сложнейших закрытых аппаратах, за стенами десятиметровой толщины без выходов и лазов. Алексей с Анной ходили вдоль тех стен и слушали лекцию о методах деформации нормального времени: в отличие от Гюнтера, Алексей, не способный иронизировать, потом так описывал их экскурсию:
— Обычная пропасть без дна! В аппараты вливается энергетическая река в тридцать семь альбертов, а каждый альберт — это все-таки миллиард киловатт мощности! И никакого видимого эффекта! Стены даже на градус не нагреваются. А временщики — так они себя именуют — шумно радуются. Оказывается, в аппаратах время на ядерном уровне уже основательно искривлено, многие реакции там протекают с обратным знаком, и наблюдатели зафиксировали, что в этих реакциях не причины определяют следствия, а следствия — причину. Я спросил, надо ли понимать так, что в этом деформированном времени дети рождают своих родителей, а не родители детей? Меня заверили, что я точно схватил суть проблемы. Я поинтересовался, что произойдет, если изогнутое время распрямится. Мне сказали, что это невозможно. Я настаивал: ну, а если? И получил хладнокровный ответ: тогда энергия хлынет обратно и в течение одной недеформированной земной секунды вся Урания превратится в дико перегретое облачко пара. Я с опаской осведомился: нужны ли столь опасные эксперименты? Все временщики удивились. А как без них проникнуть в иномиры, защищенные щитом мирового вакуума? Существование таких миров установлено твердо, время в них течет по-иному, и единственная возможность состыковать космос с иномирами — искривить наше время так, чтобы оно по фазе совпало с чужим временем. Дорога в иномир вскоре проляжет по искривлению космического времени, как по асфальтированному шоссе. «Что может быть проще?» — спросили меня. Я согласился: «Просто, как удар обухом по голове!». В общем, кроме глухих стен, мы ничего не увидели и, кроме длинной лекции, ничего не услышали.
У меня не было причин огорчаться, что я не пошел в Институт Времени. Но рассказ Алексея показывал, что насытить энергоемкости Урании отнюдь не просто. Подзарядить планетные ядерные аккумуляторы «Икар» был способен, но это требовало такой затраты времени — и нашего родного, отнюдь не деформированного, — что одна мысль о столь долгой задержке была неприятна. Я еще на Латоне обговорил с Мареком то, что он назвал «крайним вариантом»: передать уранийцам один из наших запасных рейсовых аннигиляторов — этого им хватило бы на год, а новые ядерные аккумуляторы Земля обещала доставить за полгода. Для аннигилятора выстроили специальное здание, за установкой аппаратов наблюдали оба моих астроинженера, я обучал энергетиков Урании обращению с механизмом, превращавшим активное вещество в энергию. Вероятно, мы трое до отлета «Икара» не отвлекались бы ни на что другое, если бы не возникли чрезвычайные обстоятельства.
Ко мне пришли три женщины — Глория, Елена, Анна — вместе с Петром и Мишелем и потребовали, чтобы я вмешался в дела геноструктурной лаборатории Биоконструкторской Станции. Эксперименты в ней надо запретить, они безнравственны.
— А какое отношение имеет капитан космического поисковика «Икар» к каким бы то ни было экспериментам в какой бы то ни было лаборатории БКС? — поинтересовался я. — Насколько я знаю, я не президент Академии и вообще ничего не понимаю в биологических исследованиях. Разве у БКС нет начальника, который может призвать к порядку руководителя лаборатории?
— Но вы гуманный человек! — воскликнула Глория. Ее лицо горело от возмущения. — Ваше доброе сердце не сможет не возмутиться, когда вы узнаете, что за дьявол Чарльз Глейстон. Кстати, он руководит всей Биоконструкторской Станцией, геноструктурная лаборатория подчинена Муру Мугоро. Только вы можете воздействовать на Глейстона.
— Допустим, Глория, что мое сердце и вправду возмутится, когда я узнаю, что в образе лично неизвестного мне Чарльза Глейстона затаился дьявол. Но я снова спрашиваю вас: какие у меня права вмешиваться в исследования на Урании?
— Самые прямые, Арн, — уверенно сказал Хаяси. — Во время монтажа аннигиляторов вещества ты полный хозяин на любой планете. Твои запреты и разрешения абсолютны. Их никто не может оспорить. В том числе и работники БКС. Мы просим тебя применить на Урании эти свои диктаторские права.
Дело было, очевидно, серьезно, раз уж уклончивый Хаяси заговорил так категорически. Я попросил Елену разъяснить, что происходит на БКС. Я уже упоминал, что Елена наш штатный докладчик: она мастерски выделяет главное, ею командует логика, а не эмоции. Любая запутанная проблема начинает казаться простой, когда за ее изложение берется Елена Витковская. Ей понадобилось всего десять минут, чтобы разъяснить мне, что в геноструктурной лаборатории практически два руководителя — ее заведующий Муро Мугоро и директор всей БКС астрогенетик Чарльз Глейстон, который в геноструктурной бывает чаще, чем в своем директорском кабинете; что Муро Мугоро — очаровательный мулат по виду, гений в работе и тряпка по характеру, а Чарльз Глейстон, наоборот, невероятно энергичен, собран, целеустремлен, а по натуре, как справедливо оценила его Глория, сущий дьявол; что в лаборатории занимаются установлением геноструктур биороботов; что Глейстон безжалостен к синтетическим творениям до того, что страшно смотреть, как он с ними обращается; что дюжину протеев, привезенных нами с Фантомы, по всему, собираются не так изучать, как истязать; что Глория ведет свои исследования в другой лаборатории, но успех ее экспериментов полностью зависит от Глейстона, а она не может найти с ним общего языка; и что вообще пора покончить со своеволием тирана, именуемого профессором Чарльзом Эдвином Глейстоном, директором БКС, состоящей из четырнадцати специализированных лабораторий.
— Понятно, хотя и неприятно, — сказал я. Мне далеко не все еще было понятно, но ознакомление с подробностями лучше было вести в самой лаборатории Мугоро. — Воспользуюсь своими правами кратковременного диктатора Урании хотя бы для того, чтобы посетить геноструктурную лабораторию. Большего пока не обещаю.
