Корабль Роботов. Ветви Большого Дома. Солнечный Ветер (сборник) - Пухов Михаил Георгиевич (читаем книги txt) 📗
Если плавно опускаться в глубину времени, то можно увидеть мир глазами предка, чувствовать пространство через его ощущения. Первые же исследователи, проникшие в мир своих прародителей, направлялись туда со строгим наказом ни во что не вмешиваться. Ведь любое вмешательство — это возмущение энергетического баланса времени, а время обладает гигантским энергетическим потенциалом. Тронь его, и оно может взорваться. Один из исследователей жестоко поплатился за такую попытку: он оставил в прошлом всю свою память, и после завершения эксперимента перед машиной сидел взрослый младенец, которого потом пришлось заново учить всему человеческому.
Следующий исследователь прошлого обнаружил на своем пути странное препятствие, преодолеть которое оказалось нелегко. Это препятствие совпадало по времени с тем, в котором осталась память поплатившегося. Так были замечены выбросы времени. Однако удивительным оказалось, что чем глубже уходили в прошлое исследователи, тем больше становилось на их пути таких препятствий, а некоторые из них были настолько плотными, что их приходилось буквально протыкать, врубаться в них с ходу, протискиваться дальше через узкую брешь. Барьеры могли воздвигать не только ошибки времяпроходцев, но и очень мощные выбросы энергии. Незначительные препятствия остались во времени взрыва реактора Чернобыльской АЭС, во времени трагической гибели первого космического корабля на термоядерной энергии, более плотные отмечались возле каждого, зафиксированного историей, испытательного взрыва ядерных установок. Больше всего меток времени приходилось на конец двадцатого века — начало двадцать первого.
Историки рассказывали об этом периоде, что он был самым неспокойным за все время существования цивилизации. Здесь началось и развивалось использование ядерной энергии, прежде всего в военных целях. С совершенствованием техники убийства все непредсказуемое и изощреннее становились ошибки и сложнее было избавиться от случайностей. Инциденты следовали один за другим.
По ложной команде ЭВМ были подняты в воздух армады бомбардировщиков с ядерными зарядами на борту. Взрыв пусковой установки, происшедший из — за самоподрыва конденсата жидкого топлива, был поначалу расценен как диверсионная акция. Атомная подводная лодка, затонувшая по вине капитана, вызвала панику объявления войны. Радиационная утечка на борту орбитальной станции погубила микропроцессор управления рентгеновского лазера с ядерной накачкой, и всей мощью был произведен удар, в раскрытый транспортный отсек корабля многоразового использования, на котором, в пяти тысячах километров от станции, астронавты в эту роковую минуту проводили эксперименты со сваркой и невесомости. Сотни случаев. Однако те инциденты благополучно устранялись еще в своем времени…
Странная создалась ситуация: следствия вмешательства вовремя зафиксированы, отмечены точки самых плотных временных барьеров, а причины, по которым они возникли, еще оставались где — то в будущем. Одной из гипотез, объясняющей возникновение плотных барьеров, была гипотеза о коррекции инцидентов, которые все же приводили к войнам. Это предположение, однако, поддерживали немногие: не верилось, что, судя по множественным отметкам, так часто взрывался мир. Так что же — вмешиваться или не вмешиваться? Консервативные ученые предлагали оставить все как есть, дескать, если история уже сложилась вполне благополучно, то и нет нужды что — то поправлять в прошлом. Скептики на это замечали, мол, как бы не случилось непоправимого. Если действительно прошлое корректировалось, то можно опоздать произвести коррекцию, и мир в любой момент может предстать иным. Кто знает, были или нет глобальные войны.
Тогда снова выступили историки, сказав, что с отдалением во времени останется меньше исторических данных для успешных поисков в прошлом. Ведь родовая память у каждого человека индивидуальна, и никто не может со стопроцентной уверенностью заявить, что именно его предок мог нажать кнопку. Историков поддержали и специалисты по родовой памяти. Дальние проникновения в прошлое требуют колоссальной энергии, а с каждым временным барьером увеличивается не только потребление энергии, но и усилия времяпроходцев. И так уже многие возвращаются, не пробившись в намеченное время.
Проблема вмешательства или невмешательства своей популярностью затмила даже самые последние открытия науки, даже исследования дальнего космоса отодвинулись на второй план. Только этой теме было посвящено целых семь заседаний Всемирного Совета ученых. Но скептики уже начали подбирать кандидатов для проникновения в прошлое;
Я не был добровольцем. Я бредил дальним космосом. Но однажды ко мне пришел очень старый человек и сказал:
— Знаешь, мальчик, я уже так стар, что не боюсь ничего. Но я хочу пожить еще. И тебе нужно обязательно жить еще больше, чем проживу я. Мне нисколько не жалко было бы, если бы пришлось отдать за тебя свою жизнь. Но в моей родовой памяти были только мирные люди, ни один из моих предков до двенадцатого колена никогда не служил в армии, так странно сложилась история моего рода. А в твоем роду, в интересующем нас времени, был предок, от которого могло зависеть будущее. Ни в коем случае я не в укор это говорю, но твой предок держал палец на пусковой кнопке…
И я стал Солнечным Ветром.
Изнурительные тренировки, зазубривание специальных терминов, что были в ходу в воинственном прошлом, тренажеры, отработка бесчисленных возможных ситуаций…
Потом прорыв в прошлое. Дважды я возвращался ни с чем, дважды не смог проколоть барьеры на своем пути. Не раз я плутал по прошлому, сбиваясь в родовых лабиринтах. По материнской линии я должен был разыскать своего далекого пращура, некоего Пита Уоттера…
Я вздрогнул при упоминании этого имени, и сразу за мной захлопнулось прошлое. А в зеркале я увидел лицо Пита. Так вот ты какой, мой пращур. Я без твоего спросу вселился в твое тело, изгнал из мозга твои воспоминания, расквартировался в нем своим сознанием. Но это произошло не по моей 'воле, так, видимо, заблагорассудилось времени — наказать нас обоих. Тебя за твои прошлые ошибки, меня за вмешательство в события. Ты, наверное, и сейчас еще бродишь, где — то посреди развалин, обреченный видеть только смерть, только пыль и прах. А может быть, возмущенное время, подержав в разрушенном с твоей помощью мире, выбросило тебя через три с половиной года на побережье островка? Может, ты живешь в своем теле, только не можешь проснуться? А если вдруг ты проснешься, как мы будем уживаться с тобой?
— Уживемся? — спросил я у отражения. — Ну конечно же. — И я подмигнул Питу Уоттеру, как еще недавно ему подмигнул доктор Скуек.
Через месяц в сопровождении все такого же недовольного и выговаривающего мне доктора я шел к геликоптеру, который должен был доставить меня в городок Глендайв, к родителям Пита. К моим еще более дальним предкам. Я шел в новый мир, совершенно незнакомый мне. Но мне нужно было жить в нем, в хорошем ли, неустроенном, только он должен стать моим. Потому что у меня была цель. До того конкретная, что иному может показаться обывательской. Я разыщу Дэниз, я обязательно найду ее, чего бы это ни стоило мне. У нас будет много детей, еще больше потомков. И когда — то обязательно родится Солнечный Ветер.
Я стоял в проеме люка и смотрел на доктора. Он что — то говорил, только я не мог разобрать ни единого слова в оглушительном хлюпанье лопастей. Пилот потянул меня за полу пиджака, такого же серого с блестками. как у Кравски. Мне вручили костюм вместе с паспортом об инвалидности. И это были единственные пока мои собственные вещи в этом мире…
Евгений Носов
И видит сны машина
1
Я не раз убеждался, что нет занятия более скучного и малополезного, чем дежурство, сколько бы мне ни пытались доказать противное. Сидеть ли, стоять, ходить взад — вперед в ограниченном стенами пространстве; читать ли, играть в азартные игры с машиной или чаевничать всю ночь напролет — все это и есть суть дежурства. Короче, занимайся чем угодно, потому как любое занятие здесь является работой. Даже сон. И остается только чисто процедурное — чтобы зарплату было не в тягость получать, — взглянуть мимоходом на какую — нибудь шкалу, кнопку какую нажать. А можно и не нажимать…