Ковчег 47 Либра - Штерн Борис Гедальевич (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
Отдежурив ночную смену, Аристарх Шень вышел на балкон. Солнце еще не взошло, но Антенна уже розовела на фоне темных гор.
Хорошо ранним утром — прохладно и тихо. Днем не очень то и выйдешь — жарит безбожно, силуэт Антенны колеблется в потоке горячего воздуха. Интересно, если птица пролетит между передатчиком и тарелкой, она изжарится? Может быть и нет, но жар, как в микроволновке, почувствует. Господи, о чем это я? Какие, к черту, птицы? Сколько энергии закачали в пространство за сто тридцать лет? В пустоту. Вот что полезно посчитать. Сто тридцать лет, суммарное время передач лет тридцать — миллиард секунд. Десять в шестнадцатой джоулей. Сколько крупных городов можно было построить, вложив эту энергию в работу строительной техники? А для кого городов? Нас восемь миллионов на планете и почти не прибавляется — для всех хватает уже построенного. Не для кого строить. Сначала надо с Землей связаться, чтобы снять проклятие. Тогда, глядишь, и будет, для кого строить города. Что-то мысль по кругу ходит. Не выспался…
У людей было десять лет, чтобы принять сигнал и ответить. Хотя бы просто: «сообщение получено, ждите обстоятельного ответа». Что они там? Уснули? Одичали? Или их там просто уже нет в природе? Не пора ли бить отбой? Снизить на порядок количество передач. А главное, перестать надеяться на ответ Земли. Делать что-то самим, рожать больше детей, наконец. Бедные женщины…
Что же произошло на Земле? А почему вся известная история землян обрывается запуском Ковчега? Ведь еще двенадцать тысяч лет работала его антенна! Работала только на передачу, а могла бы и на прием. Люди почти без дополнительных затрат могли бы прислать свою историю за двенадцать тысяч лет. Почему они не сделали этого? Если с ними что-то случилось, так не сразу же. Мы бы гораздо лучше понимали их судьбу, ударь они хоть палец о палец. Не спросить ли об этом Алекса Селина? Непонятно, сможет ли реплика человека ответить на подобный вопрос, но подсказать подскажет. Только надо выспаться сначала.
Только выспаться не здесь. Зарядиться кофеином на два часа вождения — и домой, где жена, пес, зелень, тень, бассейн, прохлада, вид на Тибр и главное — душевное равновесие, которое понадобится в разговоре.
Когда Аристарх подъехал к краю плоскогорья и открылась панорама широкой долины, он ощутил прилив тепла изнутри. Сотни раз он ездит этой дорогой, и каждый раз теплеет на душе, как только после бурых холмов открывается этот синий простор, где сам врос корнями вместе с вековыми деревьями. Магнетическая долина, которая тянет домой из любой точки планеты уже на третий день. Иногда во сне обнаруживаешь себя живущим в каком-нибудь искаженном городе из прошлой жизни и думаешь: «Что это меня сюда занесло? Зачем я здесь живу? Какого черта я оставил дом? Скорей домой! Где я припарковал машину, черт возьми? Где моя машина?! Она, кажется, была здесь. Неужели угнали? Как я без нее доберусь домой?!» Потом просыпаешься и облегченно вздыхаешь: «Да здесь я, здесь, и машина под окном». Соседи тоже крепко пустили корни поблизости. Биолог, художник, даже профессиональный философ живет на соседнем холме. Неужели через сотни лет эта долина опустеет?
Спуск начинается плавными виражами по полупустынному склону. Наверху деревья попадаются лишь возле скал, гладких скал из бурого песчаника — по утрам на них конденсируется влага, стекает вниз и поит деревья, нащупавшие корнями подземную часть скалы. По ночам на этих деревьях рассаживаются небольшие совы и переговариваются о чем-то на своем жутковатом языке. Чем ниже, тем зеленей — дожди здесь редкость, но выпадает роса, чем ниже, тем обильней. Иногда, возвращаясь ранним утром, видишь долину, залитую туманом. Несмотря на то, что в этот туман придется нырять, радуешься: он там, внизу, напоит все живое. А еще ниже — будто въезжаешь во влажные субтропики — капельное орошение и никаких чудес.
Вот и дом. Первым бежит навстречу, конечно, Клаус — с воплями бросается на грудь (может и повалить), лижет в лицо, крутится вокруг, снова встает на задние лапы и облизывает. Наконец чуть успокаивается и бежит к боковой дорожке, останавливается, делает плечами и головой движение в сторону реки, означающее «скорей пойдем туда!».
— Подожди, Клаус, на другой берег Тибра сплаваем завтра, мне выспаться надо…
На балкон выплывает жена, еще в халате и заспанная по случаю воскресенья.
— О-о-о, кто к нам приехал! Чем завтракать будешь?
— В смысле, ужинать? Давай яичницу с ветчиной и снотворное.
— Коньяк или виски?
— Виски. Этот австралийский коньяк с каждым годом становится хуже. Что-то южане начинают все больше халтурить. И не только с коньяком. Ну да бог с ними, мне нужно срочно выспаться. Потом будет непростой разговор, нужна ясная голова.
— С кем ты собрался говорить?
— С Алексом Селиным. С тем самым. С его репликой.
— Потерял надежду связаться с Землей?
— Вот именно. Ну и нюх у тебя!
Аристарх заснул мгновенно. Ему приснилась Земля, где он спрашивает каждого встречного, почему они не отвечают Селине. «Запрещено слушать, запрещено отвечать», — говорят встречные. «Почему запрещено, кто запретил?» — вопрошал Аристарх. «Смотрите, он не знает, кто запретил! Он не наш, держите его!» — кричали люди, число которых стремительно увеличивалось. Аристарх бросился наутек в ближайшую подворотню, толпа за ним, он полез на многоэтажный дом, карабкаясь по балконам, на одном из них его встретила юношеская любовь и втянула за руку в комнату. «Ты почему меня не дождался?» — спросила юношеская любовь. «Ты же предпочла другого». «А ты должен был ждать, тогда я в конце концов предпочла бы тебя, а ты не дождался». «Что я здесь делаю? — подумал Аристарх, оглядев тесную комнату с кроватью и платяным шкафом. — Почему я не дома? Срочно на улицу! Надо скорей ехать домой к жене и Клаусу. Где я припарковал машину? Нет не здесь, наверное, на соседней улице. Куда делась соседняя улица?! Где моя машина, как я без нее попаду домой?!»
После панического поиска машины Аристарх всегда просыпался хорошо отдохнувшим, с ясной головой. Поэтому он сразу авторизовался и вызвал Алекса.
— Здравствуй, Алекс. Мой вопрос может быть праздный, поскольку ответ на него вряд ли чем-нибудь поможет нам. И все-таки, почему Земля не сообщала Ковчегу, как она поживает, пока работала антенна Штаба. Почему она работала только на передачу?
— Правильно ли я понимаю, что ты задаешь этот вопрос потому, что вы отчаялись связаться с Землей?
— В общем, правильно. По крайней мере, я отчаялся.
— Мне не просто ответить на твой вопрос. Сначала отвечу за себя. Я об этом не думал. Раз ты спрашиваешь, значит зря не думал. В свое оправдание могу сказать одну вещь — этот вопрос казался очень простым и мелким: что проще, чем добавить режим приема и архивирования сообщений с Земли. Это можно сделать в последнюю минуту. Понимаешь, мы были уперты в то, как отправить Ковчег, посадить груз, преобразовать планету, вырастить, воспитать и обучить ваших предков. Остальное не вмещалось в голову. Еще могу сказать в свое оправдание, что не дожил до старта по крайней мере лет семь. Поэтому лучше спросить Билла Пака — он точно должен был дожить.
— Я спрошу сегодня же. А нет ли у тебя хоть смутных догадок, почему так могло получиться?
— Есть у меня смутная гипотеза, увы, невеселая: мои товарищи, запустившие Ковчег, вероятно, не доверяли тем, в чьих руках окажутся передатчики в будущем. Уже на моих глазах в мире появились первые плохие симптомы — этакий вкрадчивый смрад средневековья. Пока в легкой форме. Понимаешь, средневековье до сих пор не отпускает нас. Я имею в виду не исторический период, а концептуальное средневековье с мракобесием, холопством, охотой на ведьм, зелеными инопланетянами и прочими прелестями. Иногда кажется — прорвались, окончательно победил разум, торжество гуманизма и просвещения необратимо. Ан нет, оказывается, обратимо… Это уже происходило в новейшей истории и, кажется, готово повториться опять. Будто стоит расслабиться — и какая-то костлявая рука из далеких времен хватает нас сзади и тянет к себе. Или глубоко в нас сидит что-то вроде инфекции средневековья, сидит до поры тихо и вдруг активизируется, когда общество слабеет и выдыхается.
