Слепое пятно - Холл Остин (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗

Первые неизменно были светловолосыми, стройными и подвижными с виду, вторые — крепко сбитыми, мрачными, внушительными. В конце две лини сходились у арочного дверного проема, очень большого, над которым виднелось украшение в виде трехлистного клевера. Один листок был алым, другой — синим, а третий — зеленым.

Дверь открылась. Стражи остановились. Геос с поклоном отошел в сторону, и Уотсон направился вперед, чтобы предстать перед Советом Рамд.

Глава XXXIV

Бар Сенестро

Для Чика это был решающий момент. Повинуясь внутреннему порыву, он положился на вероятность, за которую теперь должен был держаться перед лицом объединенной мудрости этих ученых мужей. Он был один, некому было направить его, кроме Геоса, который, несомненно, был ему другом, но который так же несомненно покинет его при малейшем намеке на обман.

Он оказался в большой круглой или, точнее, овальной комнате, тоже со сводчатым потолком, но гораздо более красиво окрашенной — в лазурно-голубой. В стены были врезаны продолговатые, узкие окна, достававшие до изгиба, где стены мягко перетекали в потолок. Они были застеклены уже упоминавшимся полупрозрачным материалом, который, однако, слегка отливал зеленым, так что всё собрание было освещено мягким, спокойным и прохладным светом.

На стене напротив входа была огромная копия виденного ранее Чиком украшения в виде клевера, по сути, сияющий драгоценный камень, цвета которого сплелись в почти что пылавшую троицу. Чик не мог сказать, был ли свет искусственным или природным. На полу разместилось около трехсот столов вроде библиотечных и столько же людей с отличительными признаками Рамд. Все они были гладко выбриты, относительно высокого роста и держались с изяществом, способным поразить любого, кто знаком с понятием врожденной наследственной культуры. Во всем зале витал дух учения, правосудия и высшего суда.

На мгновение Уотсоном овладели слабость и нерешительность. Он мог храбриться перед Геосом и Авеком, но перед лицом такого собрания уже не был так уверен в себе. Только одно могло подбодрить его — лица, в которые он смотрел. Все они светились изумленным почтением.

Затем он огляделся повнимательнее. Он вышел на широкую платформу или, вернее, помост. Только сейчас он заметил, что по обе стороны от него стоят два трона; казалось, они были сделаны из золотистого янтаря. На правом сидел мужчина, на левом — женщина. Обнаружив этих двоих, Чик удивился.

Во-первых, мужчина не был Рамдой. Его разукрашенное самоцветами одеяние, похожее на доспех, выглядело внушительнее, чем исполненные достоинства одежды Мудрецов: кираса, усыпанная драгоценными камнями, и сандалии на ногах; руки же были обнажены. В то же время его наряд как будто бы сбивал ему цену. Незнакомец был облечен властью, царственен, с той манерой держаться, которую порождают земные амбиции и достижения. Он был странно привлекателен: живой, хорошо сложенный, с вьющимися волосами и зоркими темными глазами; за исключением очертаний рта он мог бы сойти за модель для античного скульптора.

Уотсон изучал историю. Перед ним сидело воплощение трех сильных натур, нечто вроде смеси Нерона, Калигулы и Александра: в нем были чувственность первого, жестокость второго и безотчетный пыл и величие бессмертного македонца. Мужчина улыбался, и улыбка его была не веселой, но скорее исполненной интереса и насмешливого терпения.

Когда их глаза встретились, Чик уловил притягательную силу его личности, то же ощущение призрачности, которое они с Гарри Венделом заметили в Нервине. Вот только здесь оно было отрицательным, сопротивлялось, а не помогало. Вокруг трона стояло несколько облаченных в голубые униформы стражников, с лицами смуглыми, стойкими, полными несокрушимой твердости, но не очень вдумчивыми.

На втором троне сидела девушка. Чик достаточно услышал от Геоса, чтобы знать, кто она: Арадна, одна из королев — хрупкая, изящная, голубоглазая девушка с копной вьющихся золотисто-соломенных волос, свободно лежащих на плечах. Она тоже была одета в духе классики, однако со штрихами современности, проявлявшимся в повязанных тут и там лентах. Платье было в тон алой форме ее стражей и было сшито на плечах так, чтобы одно оставить обнаженным вместе с рукой. Лоб венчала полоска темносиних камней, и больше украшений на ней не было.

На вид ей было не больше семнадцати или восемнадцати лет. Она обладала пронзительными фиолетовыми глазами, губами цвета мака и чертами лица, подвижными от радости и смеха и светившимися всей невинностью, которую можно было бы приписать королеве эльфов. Чик невольно сравнил ее с Нервиной.

Старшая королева обладала тонкой притягательностью, безотчетной пленительностью, уравновешенностью и решимостью, подчинявшей всё вокруг ее воле. Арадна была не такой. На ее стороне были сила искренности, прямота и открытый девичий восторг, а еще — очарование и намек на пробуждающуюся женственность. Встретившись глазами с Уотсоном, она улыбнулась — эта улыбка была свободной, ничем не сдержанной, и шла от счастливого сердца. Она сказала что-то одному из стражей, и тот кивнул в ответ, как сделал бы скорее друг, чем придворный.

Уотсон повернулся к Геосу, который стоял немного в стороне и позади.

— Арадна?

— Да, королева Д’Хартии. Мужчина по ту сторону — Бар Сенестро.

Что бы Чик не испытывал к одному из них, уравновешивалось его чувствами к другой. Он оказался между двух сил: здоровый прагматизм утверждал, что следует держаться подальше от Бара — недоверчивого, могущественного и безжалостного человека, с которым нельзя не считаться, а тяга к прекрасному призывала к молодой королеве.

Геос шагнул вперед, и всё собрание Рамд поднялось на ноги — это движение было исполнено и достоинства, и почтения. Хотя Чик был чудом в их глазах, не было ни неподобающих взглядов, ни любопытных споров. В зале царили спокойствие, непринужденность, уравновешенность; единственным слышным звуком была всё та же тихая музыка невидимых колокольчиков.

Рамда Геос заговорил. Одновременно он по-дружески положил руку на плечо Уотсона — знак, по которому все остальные Рамды вернулись на места.

— Факт и материя, братья мои!

Геос сделал паузу, чтобы все поняли значимость того, что он только что произнес. Затем парой быстрых фраз описал суть дела, начав с кое-каких рассуждений и прочих подробностей, понятных Уотсону лишь наполовину; он часто ссылался на Харадоса и толкователей пророчества, потом упомянул свою основную специализацию — спиритизм, а также высказал свое отношение к вопросу материализации. После этого он перешел к отчету о появлении Уотсона в храме, его долгом сне и окончательном восстановлении. Гораздо подробнее он изложил суть их бесед.

До этого момента Рамды и не шелохнулись. Чик бросил взор на Арадну. Она слушала, подперев подбородок рукой; ее голубые глаза светились удивлением и естественной, неподдельной детской радостью.

Тут взгляд Чика перехватил Бар, и вновь прибывшего пробрала холодная дрожь от расчетливости, тяжелой циничности этого скептика и от странного предчувствия; эти глаза обжигали, точно пламя, лед или сталь. Уотсон мог лишь удивляться красоте и уму этого человека, его духовному превосходству, кричавшему о себе даже здесь, в присутствии Рамд.

Геос продолжал, на этот раз он изъяснялся просто. Уотсон ощущал, какое тот испытывает к нему почтение, он его чуть ли не обожествлял. Рамды слушали с явно всё возрастающим интересом, Арадна слегка подалась вперед. Даже Бар отвлекся от Уотсона, чтобы уделить больше внимания говорившему. Ибо Геос повел речь о Харадосе. Геос был столь же замечательным оратором, сколь и мистиком; он мастерски передавал слова Чика… и вот вершина: сам Харадос появился среди них, и… они его упустили!

На мгновение повисла тишина, затем раздался шорох общего обсуждения. Чик наблюдал, как Рамды склоняются, чтобы пошептаться друг с другом. Сможет ли он выстоять против них?

Но никто из них не взял слово. После первой волны тихих переговоров они снова погрузились в молчание. Напряженную тишину нарушил Бар Сенестро.