НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 26 (1982) - Иванова Юлия Николаевна (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt) 📗
На год с небольшим положение существенно изменилось. Не будет преувеличением сказать, что за это время люди снова зажили нормальной жизнью и отчаянье стало их покидать.
Но затем один одаренный инженер, который очень скучал без ставшего привычным зрелища, изобрел маленькое устройство — приспособление к телевизору, позволяющее, когда его подключали, принимать абсолютно четко звук и изображение сквозь любые покрытия из разрекламированного материала. Все квартиры и самые тайные их уголки снова открылись зрению и слуху каждого.
Весть об этом вызвала у всех ужас, но опять восторжествовало любопытство, взяла верх тайная мысль: "Если эту штуку завели себе все другие, почему не завести ее мне? Что я теряю?" Особенно велика была власть этой мысли над женщинами. И вскоре все стало так, как было за год до этого. Но только теперь губительные последствия наступили гораздо скорее и распространились шире — депрессия и истерия стали всеобщими. И становилось все яснее, что правительства стран, где распространилось бедствие, должны принять решительные меры, дабы пресечь это наступление на человеческое достоинство.
А тут произошло событие, еще более усугубившее страдания людей: стало возможным видеть, пусть не совсем четко, даже то, что делают в темноте. Муки людей достигли апогея. Теперь каждый день тысячи сходили с ума, совершали убийства, кончали с собой. В руках обывателей техника превратилась в опасность, равной которой еще не знало человечество.
И тогда был принят закон о "непристойном телевидении", установивший суровое наказание за использование телевизора в неблаговидных целях. Люди встретили новый закон вздохом облегчения и с радостью подчинились ему. Но еще долго власти обнаруживали и карали тех, кто не смог пересилить дурной привычки заглядывать в чужую жизнь.
Ларри Нивен. Прохожий
Был полдень, горячий и голубой. Парк звенел и переливался голосами детей и взрослых, яркими красками их одежд. Попадались и старики — они пришли достаточно рано, чтобы занять местечко, но оказались слишком стары и слабы, чтобы удержать всю скамью.
Я принес с собой завтрак и медленно жевал сандвичи. Апельсин и вторую жестянку пива я оставил на потом. Люди сновали передо мной по дорожкам — они и в мыслях не держали, что я наблюдаю за ними.
Полуденное солнце припекло мне макушку, и я впал в оцепенение, как ящерица. Голоса взрослых, отчаянные и самозабвенные выкрики детей словно стихли и замерли. Но эти шаги я расслышал. Они сотрясали землю. Я приоткрыл глаза и увидел разгонщика.
Росту в нем было полных шесть футов, и вкроен он был крепко. Его шарф и синие просторные штаны не слишком даже вышли из моды, но как-то не вязались друг с другом. А кожа-по крайней мере там, где ее не прикрывала одежда, — болталась на нем складками, будто он съежился внутри нее. Будто жираф напялил слоновью шкуру.
Шаг его был лишен упругости. Он вколачивал ноги в гравий всем своим весом. Не удивительно, что я расслышал, как он идет. Все вокруг или уже уставились на него или заворочали шеями, пытаясь понять, куда уставились все остальные. Кроме детей, которые тут же и позабыли о том, что видели. Соблазн оказался выше моих сил.
Есть любопытные обыденного, повседневного толка. Когда им больше нечего делать, они подсматривают за своими соседями в ресторане, в магазине или на станции монорельссвой дороги. Оки совершенные дилетанты, они сами не знают, чего ищут, и, как правило, попадаются с поличным. С такими я ничего общего не имею.
Однако есть и любопытные-фанатики, вкладывающие в это дело всю душу, совершенствующие технику подглядывания на специальных занятиях. Именно из их среды вербуются пожизненные подписчики на «Лица в толпе», «Глаза большого города» и тому подобные журнальчики. Именно они пишут в редакции письма о том, как им удалось выследить генерального секретаря ООН Харумана в мелочной лавке и как он в тот день нехорошо выглядел.
Я-фанатик. Самый отъявленный.
И вот, пожалуйста, в каких-то двадцати ярдах от меня, а то и меньше,
— разгонщик, человек со звезд.
Разумеется, это разгонщик и никто другой. Странная манера одеваться, чуждые Земле драпировки из собственной кожи… И ноги, не приученные еще пружинить, неся вес тела в условиях повышенной тяжести. Он излучал смущение и робость, озирался с интересом, удивлением и удовольствием, возглашая безмолвно: я здесь турист.
Глаза, выглядывающие из-под плохо пригнанной маски лица, были ясные, синие и счастливые. От него не ускользнуло мое внимание, но ничто не могло омрачить его почти молитвенный восторг. Даже непослушные ноги, которые, наверное, нещадно ныли. Улыбка у него была мечтательная и очень странная. Приподнимите спаниелю уголки пасти — вы получите именно такую улыбку.
Он впитывал в себя жизнь — небо, траву, голоса, все, что растет кругом. Я следил за его лицом и пытался расшифровать: может, он приверженец какой-нибудь новой, обожествляющей Землю религии? Да нет. Просто он, вероятно, видит Землю впервые, впервые настраивается биологически на земной лад, впервые ощущает, как земная тяжесть растекается по телу, и когда от восхода до восхода проходит ровно двадцать четыре часа, самые его гены внушают ему: ты дома.
Все шло как надо, пока он не заметил мальчишку. Мальчишке было лет десять — прекрасный мальчишка, ладненький, загорелый с головы до пяток, А ведь в дни моего детства даже совсем-совсем маленьких заставляли носить одежду на улице. До той минуты я его и не видел, а он, в свою очередь, не видел разгонщика. Он стоял на дорожке на коленях, повернувшись ко мне спиной. Я не мог разглядеть, что он там делает, но он что-то делал — очень серьезно и сосредоточенно.
Прохожие на разгонщика уже почти не обращали внимания, кто по безучастности, кто от переизбытка хороших манер. Я же глаз с него не сводил. Разгонщик наблюдал за мальчишкой, а я изучал его самого из-под полуприкрытых век, прикидываясь старигеом, задремавшим на солнышке. Существует непреложное, как принцип Гейзенберга, правило: ни один подлинный любопытный не допустит, чтобы его поймали.
Мальчишка вдруг нагнулся, потом поднялся на ноги, сомкнув ладони перед собой. Двигаясь с преувеличенной осторожностью, он свернул с дорожки и пошел по траве к потемневшему от старости дубу.
Глаза у разгонщика округлились и вылезли из орбит. Удовольствие соскользнуло с его лица, выродившись в ужас, а потом и от ужаса ничего не осталось. Глаза закатились. Колени у звездного гостя начали подгибаться.
Хоть я и не могу теперь похвалиться резвостью, я успел подскочить к нему и подставить свое костлявое плечо ему под мышку. Он с готовностью навалился на меня всем весом. Мне бы тут же сложиться вдвое и втрое, но я, прежде чем сделать это, сумел кое-как доволочь его до скамейки.
— Доктора, — бросил я какой-то удивленной матроне. Живо кивнув, она удалилась вперевалочку. Я вновь обернулся к разгонщику. Он смотрел на меня мутным взглядом из-под прямых черных бровей. Загар лег ему на лицо странными полосами: оно потемнело повсюду, куда солнце могло добраться, и было белым как мел там, где складки хранили тень. Грудь и руки были расцвечены таким же образом. И там, где кожа оставалась белой, она побледнела еще сильнее от шока.
— Не надо доктора, — прошептал он, — Я не болен. Просто увидел кое-что.
— Ну конечно, конечно. Опустите голову между колен. Это убережет вас от обморока.
Я открыл еще не початое пиво.
— Сейчас я приду в себя, — донесся его шепот из-под колен. На нашем языке он говорил с акцентом, а слабость присуждала его еще и глотать слова. — Меня потрясло то, что я увидел.
— Где? Здесь?
— Да. Впрочем, нет. Не совсем…
Он запнулся, будто переключаясь на другую волну, и я подал ему пиво. Он посмотрел на него озадаченно, как бы недоумевая, с какого конца взяться за банку, потом наполовину осушил ее одним отчаянным глотнем.
