Ларец Пандоры (СИ) - Константинов Алексей Федорович (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
Платон боялся наткнуться на разбойников по дороге, но ещё в столице Тибета, Лхасе, его успокоили. По словам местных жителей, грабители редко появляются на здешних дорогах, предпочитают оживлённые пути. Но на всякий случай Прохоров всегда держал при себе старое охотничье ружьё. Он без раздумий застрелил бы любого, кто посмел положить глаз на его богатства.
Горная тропинка причудливо изгибалась, як нехотя подчинился велению дороги, начал поворачивать. Каменистый отвесный склон с правой стороны опускался, плавно переходил в овраг. Вскоре Прохоров услышал журчание ручья, остановил яка. Нужно пополнить запасы воды. Достав большой бурдюк, в котором тибетцы обычно перевозили воду, Платон поволок его в овраг, к ручью. Отыскав русло, Прохоров сел на корточки, сложил руки ковшом, набрал немного бодряще холодной воды, выпил её, потом умылся, хорошенько намочив и расчесав свою сальную бороду. Затем Платон набрал немного воды в бурдюк, как следует его всполоснул, опустошил, приставил горлышко мешка к потоку ручья. Пока вода наливалась, Прохоров с сомнением посмотрел на горизонт. Тучи ему не нравились. Если дожди затянутся и дорогу размоет, Платон может застрять в горах надолго. Запасов провизии у него почти не было. С содроганием он вспомнил, как по дороге сюда им встретилась телега, со всех сторон облепленная стервятниками. Птицы обедали умершим в пути человеком. Когда Платон поинтересовался у проводника, от чего несчастный мог погибнуть, тот равнодушно пожал плечами.
- Ограбили и убили, или с голоду, - ответил проводник на плохом французском.
Платон невольно представил себя на месте несчастного, обречённого на голодную смерть. Прохорову стало не по себе, он решил ускорить темпы спуска и идти пешком пока это будет возможно, чтобы облегчить ношу яку.
Вода набралась, Прохоров вставил в горлышко пробку, перетянул бурдюк веревками, собирался возвращаться наверх, когда услышал слабое кряхтение где-то в стороне от ручья. Поначалу Платон решил, что ему показалось. Он уже начал подниматься, но потом передумал, бросил бурдюк, обошёл пригорок, располагавшийся в стороне от извилистого русла ручья, спустился ещё глубже в овраг, замер в нерешительности. Крутой спуск переходил в обрыв. Идти дальше Платон испугался. Он вернулся к бурдюку и натолкнулся на азиата в лохмотьях. Человек упрямо полз к ручью, отталкиваясь от земли левой рукой. В правой он сжимал протёртый мешок, в котором лежало что-то тяжёлое.
Прохоров не на шутку перепугался, стал оглядываться по сторонам. Если это разбойники, он не успеет подняться наверх за ружьем. Платон посмотрел на землю, схватил первый попавшийся камень и, почувствовав себя увереннее, решился заговорить с оборванцем.
- Мил человек! - окликнул Прохоров азиата на русском. Оборванец ничего не поймёт, но хотя бы заметит присутствие постороннего.
Незнакомец поднял голову, посмотрел на Прохорова. Платон скривился от отвращения: лицо оборванца изуродовано язвами, лоб расцарапан, под носом запеклась кровь. Когда незнакомец открыл рот, чтобы заговорить, Прохоров увидел лишь гладкие дёсны. Очевидно, оборванец лишился зубов много лет назад.
Сначала азиат щебетал по-птичьи, но потом упрямо повторял какое-то слово на английском. Платон поверхностно знал этот язык, но, в конце концов, сумел разобрать бормотание человека.
- Пить, - просил оборванец. Прохоров выкинул камень в сторону и хотел уйти, но, бросив ещё один взгляд в сторону умирающего азиата, передумал. Платон подтащил незнакомца к ручью, обрызгал лицо азиата холодной водой, напоил из своих рук. Оборванец стал дышать свободнее, перевернулся на спину, нашёл в себе силы приподняться на локтях и сесть, продолжая опираться на левую руку. Он посмотрел на Прохорова, отпустил мешок и стукнул ладонью правой руки себя в грудь.
- Линь, - сказал оборванец. - Помоги, - добавил он.
- Ты, наверное, китаец или вьетнамец, - заключил Прохоров на французском. - Понимаешь меня сейчас?
Линь хлопал глазами, ничего не говорил.
"Значит не вьетнамец", - с горечью подумал Прохоров.
- Не, брат, - Прохоров вернулся к русскому. - Каши мы с тобой не сварим.
Платон брезгливо помыл руки в ручье, поднял бурдюк, взвалил его себе на плечи, стал подниматься вверх.
- Помоги! - донёсся слабый голос из-за спины. Прохоров обернулся. Азиат тянулся дрожащей рукой к Платону. В этом жесте ощущалось столько отчаяния, страдания, боли, что даже самый бесстрастный человек не смог бы остаться равнодушен. Платон испугался зародившейся в душе жалости и торопливо отвернулся. Не хватало ему умирающего попутчика.
- Помоги, - снова попросил незнакомец, но Прохоров сделал вид, что не слышит. Платон втащил бурдюк наверх, бросил его в телегу и замер. Он посмотрел в овраг, перед глазами стоял тянувший к нему руку оборванец.
"Брось его там! - подумал Прохоров. - Этот бродяга чем-то болеет. Твоя жалость не доведёт тебя до добра!"
Всё-таки Платон не выдержал. Сжав кулаки и выругавшись на себя за мягкость, он спустился вниз. Азиат уже растянулся на спине и смотрел в небо, видимо, дожидаясь неминуемой смерти. Платон подошёл к оборванцу, поборол брезгливость и поднял его с земли. Линь почти ничего не весил, и нести его вверх было гораздо легче, чем полный бурдюк. Прохоров отметил, что кистью правой руки азиат продолжает настырно сжимать свой мешок.
Поднявшись к дороге, Платон усадил Линя в телегу, залез в мешок со своими запасами, достал оттуда немного сала, хлеб, большой огурец, соль, стакан и бутыль самогона.
- Угощайся, - предложил Прохоров, сопроводив свои слова жестом: словно он сжимает в руке ложку и опускает её себе в рот. Китаец быстро сообразил, что имеет в виду Прохоров, отломил себе хлеба, понюхал его и только после этого положил в рот. Линь не жевал ломоть, а скорее обсасывал. Сначала Платон удивился, но потом вспомнил, что у китайца нет зубов. Прохоров с сомнением посмотрел на огурец и сало, тем не менее, не стал их пока прятать. Он налил самогона в стакан, протянул его Линю. Китаец кивнул в знак признательности. Он взял стакан и за раз опрокинул в себя всё его содержимое, снова потянулся к хлебу. На этот раз ломоть был крупнее. После в ход пошла мякоть сала. Наконец, выпив еще один стакан самогона, Линь поднял руки, выставив впереди себя раскрытые ладони, несколько раз провёл ими вперед-назад, словно пытаясь оттолкнуться от невидимого предмета.
- Наелся? - спросил Прохоров, собирая еду. Линь повторил свой жест.
- На здоровье, - добавил Прохоров.
Платон достал куцее одеяло, протянул его китайцу. Тот кивнул, свернулся калачиком в углу повозки, укрылся им и, по всей видимости, собирался спать. Прохоров вздохнул, покачал головой, залез на повозку, позабыв о своём намерении идти пешком, и пустил яка вперёд.
К вечеру спуск остался позади, дорога тянулась по равнине. Максимум два дня пути и Прохоров выберется к торговому тракту. Платон посмотрел на небо: ветер разогнал тучи, сквозь перистые облака можно было различить прятавшееся за горами солнце. Стало холоднее. Прохоров обернулся. Его пассажир уже не спал. Линь сидел и оживлённо смотрел по сторонам. Взгляд азиата не понравился Платону - пронзительный и подозрительный.
Когда стало смеркаться, Прохоров остановил яка, решив сделать привал. Линь встал с места, стал размахивать руками и качать головой.
- Нет! - просил он.
- Привал, - Прохоров сложил ладони вместе и прижал их к правому уху.
- Нет! - настаивал китаец.
- Отстань! - Прохоров раздраженно отмахнулся от него, отвёл яка вместе с повозкой в сторону, стал собирать засохшую траву и ломать ветки придорожного кустарника на костёр. Линь продолжал возмущённо бурчать себе под нос. Успокоился он лишь спустя некоторое время.
Прохоров вернулся, взял вязанку хвороста с повозки, разложил её на земле, достал огниво, выбил искру на сухую траву. Она занялась, задымилась. Он засунул траву под хворост, принялся раздувать пламя. Вскоре весёлый треск горящего костра заполнил окрестности. Прохоров сходил к телеге за походным котелком, взял его, вернулся к кострищу, воткнул в землю по обе стороны от пылавшего пламени две довольно толстых палки, концы которых раздваивались, затем продел под обручем котелка прут, закрепил последний между палок. Удовлетворенно хмыкнув, Прохоров притащил бурдюк, налил в котелок воды, дождался, когда она закипит, бросил туда немного сала и насыпал рис. После он снова вернулся к повозке.
