Конец детства (сборник) - Головачев Василий Васильевич (онлайн книги бесплатно полные .TXT, .FB2) 📗
— Да! — с чувством сказал Гаспарян и облизнул губы. — До сих пор не могу привыкнуть! Пошли, а то сбегу.
Они двинулись дальше.
Снега здесь, вблизи стены, не оказалось совсем, земля была голой, растрескавшейся, в жесткой шкуре высохшей осоки. Чем ближе они подходили к Башне, тем труднее становилось идти: земля была взломана, разорвана на глыбы, скручена пластами. И, наконец, перед людьми встал громадный стометровый вал полурасплавленной, спекшейся земли вперемешку с торфом и глиной, исполосованный многометровыми трещинами. Воняло здесь серой, дымом, угольной пылью и порохом. Ощущение опасности усилилось настолько, что каждый шорох отзывался болезненным ударом по нервам.
Они с трудом заставляли себя не бежать назад сломя голову и не звать на помощь.
— Я пошел вперед, а то закричу: караул! — быстро проговорил Гаспарян и полез на склон черного вала. Ивашура молча махнул рукой более сдержанному Михаилу и полез следом. Эффект “зоны ужасов” кончался где-то в полусотне метров от подножия стены.
— Ффу! — сказал на вершине вала Гаспарян и вытер лоб. — Легче с рогаткой на тигра идти!
На изуродованном ямами и буграми гребне вспученной чудовищной силой земли было жарко, воздух дрожал знойным маревом, источая ароматы паровозной топки и котельной. Стена Башни была рядом, голубая, пористая, как губка, вернее, как вспененный бетон, но Ивашура знал, что материал стены бетоном никогда не был — то же кремнийорганическое соединение, входившее и в состав псевдопаутины. Здесь влияние “зоны ужасов” почти не сказывалось, что являлось одной из нерешенных загадок. Ученые предполагали, что ощущение ужаса возникает у людей в зоне под воздействием какого-то излучения, но какого — было трудно разобраться, потому что все параметры среды у стены намного отличались от естественных в любом другом уголке Земли. Башня была чудовищной аномалией сама по себе, и вторичные эффекты, рожденные ею, еще не все были отмечены и зарегистрированы, не говоря уже — изучены и истолкованы.
— Расставляйте датчики полей цепочкой, — сказал Ивашура. — Анализаторы поставим прямо под стеной, им все равно, где стоять.
Они быстро установили приборы, включили, проверили настройку и собрались у трещины, расколовшей вал почти на всю глубину. Стенки трещины отблескивали металлом. Ивашура проследил направление трещины и увидел цепочку тусклых стальных пятен на поверхности парившего кое-где торфяного слоя.
— Вот это удача! — сказал он. — Здесь недавно произошел “капельный мертвый выброс”! А ну-ка поищем выход.
“Мертвые выбросы” — струи черной субстанции, превращавшей любые вещества и материалы в полиметаллический сплав, обычно извергались струями длиной в сто — двести метров, реже — с километр, и точки извержения в стене Башни тут же затягивались, исчезали. А точки выхода “капельных выбросов”, когда на землю ложилась очередь черных капель, зарастали медленно, в течение нескольких часов, но и встречались они несравненно реже.
Рузаев первым отыскал на стене неровное темно-серое пятно, края которого заметно отливали металлом. Пятно диаметром в пять метров располагалось на высоте человеческого роста почти у истока трещины, и веяло от него жаром, как от сталеразливочного ковша.
Михаил быстро измерил температуру пятна.
— Триста десять градусов!
— Регистраторы РФВ сюда, — приказал Ивашура. — Пару штук. Для граничных передач останутся еще два, этого достаточно. Что еще мы забыли?
— Вроде бы все сделали.
— Образцы, — подсказал Рузаев, устанавливая у стены под пятном регистраторы физических величин.
— Правильно, собираем образцы и мотаем отсюда, у меня предчувствие дурацкое…
Не мешкая, взяли образцы почвы в разных местах, Рузаев с большим трудом отколупнул пробоотборником крошку металлизированной трещины, попытался взять соскоб темно-серого пятна, но инструмент соскальзывал, а стоять долго у пятна было невозможно — начинал тлеть воротник полушубка и рукавицы.
— Назад! — приказал Ивашура, засняв всю панораму на пленку. — Бегом! Попрошу только не ломать ни рук, ни ног, ни головы.
— Ну, меня подгонять не надо, — пробормотал Гаспарян. — Я и так побью все рекорды по бегу.
Они спустились с вала вывернутого пласта болотной почвы и припустили к лесу и белой снежной полосе в двух километрах.
Пробежав “зону ужасов”, остановились отдышаться, запаренные, хватая чистый и холодный зимний воздух открытыми ртами, глядя на отодвинувшуюся гору Башни.
— Ничего, — сказал Гаспарян. — Зря напугал.
— Не зря, — возразил Рузаев, доставая бинокль. — По-моему, начинается “флаттер”.
Ивашура вскинул к глазам свой бинокль и увидел, как поверхность стены начинает рябить, по ней побежали волны, сначала редко и слабо, затем все чаще и сильнее. Потом и невооруженным глазом стала заметна вибрация стены: словно голубое мертвое озеро, потрясаемое крупной зыбью, поднялось вертикально. Донесся низкий стонущий гул, задрожала земля.
Они стояли с полчаса, смотрели на непонятное, противоречащее здравому смыслу явление и молчали. Ивашура закончил киносъемку Башни и опустил бинокль.
— Пошли, Миша, дай отбой границе, чтобы не, беспокоились. Кстати, мои часы остановились, сколько на твоих электронных?
Рузаев поднес руку к глазам и хмыкнул.
— Невероятно, но факт! Не видно цифр!
— Сдохли батарейки, — прокомментировал Гаспарян и лизнул с ладони снег.
— Да ведь я только полтора месяца назад их поменял!
Ивашура спохватился и махнул рукой:
— Дома разберемся.
И они побрели по снегу назад, к лесу, где располагался координационный центр экспедиции, или, как говорили все, штаб.
2
Ивашура не любил частых и длинных совещаний, на которых выступающие долго и нудно переливали из пустого в порожнее, поэтому старался как можно реже их созывать, зная, что время выявления истины путем мозгового штурма еще не пришло, до объяснения феномена Башни было неблизко. Но Старостин настоял собрать “пятиминутку”, как он выразился, чтобы ученые обменялись мнениями, высказали свои гипотезы и отношение к происходящему.
— Я многое увидел и узнал, — сказал он в качестве пролога к совещанию, — но почти ничего не понял, поэтому прошу всех изъясняться предельно просто, чтобы я потом мог повторить ваши доводы правительству. Думаю, главной проблемой в ближайшие дни станет проблема — как остановить рост Башни, потому что через десять-двенадцать расширений, пульсаций, как вы называете, Башня вторгнется на окраины райцентра Жуковка с населением в сорок тысяч человек! Кроме того, будет сметено с лица земли несколько поселков и деревень, леспромхоз и много более мелких объектов и предприятий. Вы задумывались над этим?
— Задумывались, — сказал Богаев. — И уже обращались к властям района и области с докладом о сложившейся ситуации. Пока что самое реальное на сегодняшний день — эвакуация населения близлежащих деревень, в том числе и райцентра.
— Легче сказать, чем сделать, — подал голос представитель Жуковского райисполкома. — Район и так уже потерпел миллионные убытки.
— А вы можете предложить иной выход?
— Конечно, могу. Разбомбить эту Башню ко всем чертям! Дешево и сердито! И нам спокойней, и людям не придется покидать обжитые места, и ученым останется, что изучать.
Поднялся шум. Комната “штаба” с трудом вместила всех начальников исследовательских групп и лабораторий, большинство присутствующих располагалось стоя, сидело всего десять-двенадцать человек.
— Тише, товарищи! — председательствующий, сухопарый Гришин, постучал по столу карандашом. — Прошу высказываться по очереди.
— К чему лукавить, — наклонился к уху Ивашуры Одинцов, кивая на председателя райисполкома. — В его предложении не только желание жить спокойно, но и доля истины. Уничтожение Башни — самый простой и дешевый способ избавления всех нас, да и десятков тысяч других людей, от тревог и забот. К сожалению, этот способ не гарантирует успеха.
— И другое, — добавил Ивашура, — тут вступают в силу принципы морали и этики, обойти или нарушить которые мы не вправе. Но я согласен с вами: вопрос уничтожения или разрушения Башни еще встанет перед нами в полный рост, если только она не остановит расширение.
