Затерянный мир (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан (читать книги бесплатно txt) 📗

У меня еще было в распоряжении около часа до отхода поезда. Я нанял поэтому такси, предварительно узнав из телефонного справочника адрес одного кислородного завода на Оксфорд-стрит, и велел отвезти себя туда. Когда я подъехал к заводу, навстречу мне из ворот вышли два молодых человека, с трудом тащившие железный цилиндр и поднявшие его в автомобиль, который ждал их на улице. За их работою наблюдал один старик и при этом поругивал их визгливо и насмешливо. Неожиданно он повернулся ко мне. Эти резкие черты и козлиная бородка не допускали ошибки. Сомнения не было: передо мною стоял мой старый сварливый спутник профессор Саммерли.

— Как! — воскликнул он. — Не вздумаете же вы убеждать меня, что вы тоже получили бессмысленную телеграмму насчет кислорода?

Я достал и протянул ему телеграмму.

Он взглянул на меня и сказал:

— Ну, и я ее получил и послушался его, весьма, впрочем, неохотно. Наш милый приятель так же невыносим, как всегда. Не мог же ему, в самом деле, так срочно понадобиться кислород, что он пренебрег обычными способами его доставки и отнимает время у людей, занятых больше чем он, и более важными делами? Отчего не выписал он его с завода?

Я мог только ответить, что на это были у него, вероятно, серьезные причины.

— А может быть, он их только счел серьезными? Это, во всяком случае, не одно и то же. Теперь вам, конечно, не нужно покупать кислорода, потому что я и так уж везу с собой изрядный запас.

— Однако он, по-видимому, желает, по какому-то особому соображению, чтобы я тоже привез кислород, а мне не хотелось бы поступить против его воли.

Не обращая внимания на ворчливые возражения профессора, я купил такое же количество кислорода, как он, и вскоре рядом с его баллоном в автомобиль поставлен был второй. Саммерли предложил взять меня с собой на вокзал Виктории.

Я подошел поэтому к шоферу моего такси, чтобы расплатиться с ним. Он заломил цену, значительно превосходившую таксу, и повел себя чрезвычайно вызывающе. Когда я подошел опять к Саммерли, у него происходила яростная перебранка с обоими молодцами, поставившими кислород в автомобиль, и при этом его седая козлиная бородка подергивалась от волнения вверх и вниз. Один из рабочих обозвал его, помнится, глупым, полинявшим, старым попугаем, и это так обозлило шофера машины Саммерли, что он соскочил со своего сиденья и собирался выступить с кулаками на защиту профессора. Только с трудом удалось мне предупредить драку.

Все эти мелкие инциденты, как и последующие, могут показаться не имеющими значения и тогда, действительно, не остановили на себе моего внимания. Однако, когда я теперь смотрю назад, то вижу их связь с тем событием, о котором собираюсь сообщить.

Шофер, как мне казалось, был новичком, или, быть может, волнение, вызванное инцидентом с рабочими, лишило его контроля над собой; во всяком случае, он вел машину с бешеной скоростью. По дороге на вокзал у нас два раза чуть было не произошло столкновение с мчавшимися так же бешено и беспорядочно другими автомобилями, и я еще помню, как жаловался своему спутнику, что ловкость лондонских шоферов значительно понизилась. Один раз мы чуть было не врезались в толпу людей, глазевших на драку на углу Мэлл-парка. Все эти люди, находившиеся и без того в состоянии сильного возбуждения, чрезвычайно ожесточились против нашего неловкого шофера, и один парень, вскочив на подножку, занес палку над нашими головами. Я столкнул его, и мы были рады, когда оставили позади себя эту толпу и невредимыми выбрались из парка.

Все эти эпизоды привели мои нервы в раздражение, да и терпение моих спутников было, казалось, на исходе вследствие этого ряда инцидентов.

Впрочем, хорошее настроение вернулось к нам, когда мы на вокзале увидели лорда Джона Рокстона, ходившего взад и вперед по перрону. Его длинная, тощая фигура была одета в светлый охотничий костюм. Выразительное его лицо, с прекрасными, такими проницательными и такими при этом веселыми глазами, просияло радостью, когда он увидел нас. Рыжеватые волосы его кое-где серебрились, и морщины на лице стали глубже, но он все еще оставался прежним, славным товарищем былых времен.

— Привет, Herr Professor! [54] Здорово, молодой друг мой! — воскликнул он и пошел нам навстречу.

Он расхохотался, увидев наши резервуары с кислородом, которые в этот миг выгружал носильщик.

— Стало быть, и вы это купили! — сказал он. — Мой баллон уже стоит в купе. Что взбрело в голову старику?

— Читали вы его письмо в «Таймсе»? — спросил я.

— О чем там речь?

— Невероятная бессмыслица! — резко сказал Саммерли.

— Я думаю, что тут есть какая-то связь с этой кислородной затеей, я почти уверен в этом, — заметил я.

— Совершеннейший вздор! — еще раз грубо перебил меня Саммерли с горячностью, несомненно излишней.

Мы находились в купе первого класса для курящих, и профессор уже закурил свою старую прокуренную трубку, внушавшую всякий раз опасение, что она ему обожжет его длинный сварливый нос.

— Наш друг Челленджер — человек умный, — сказал он возбужденно. — С этим всякий согласится. Только дурак может оспаривать это. Вы только посмотрите на величину его шляпы! Шляпа эта прикрывает мозг весом в шестьдесят унций — мощную машину, богом клянусь, работающую без заминки и дающую отличный продукт. Покажите мне машинное здание, и я вам определю размеры машины. Но при этом он — прирожденный шарлатан! Вы ведь помните, что я однажды уже сказал ему это в лицо. Прирожденный шарлатан, который умеет ловко выдвигаться посредством своего рода драматических трюков. В настоящее время все спокойно, вот почему наш приятель Челленджер полагает, что сможет опять обратить на себя внимание общества. Не думаете же вы, что он серьезно верит во всю эту чепуху насчет изменения в эфире и угрозы, нависшей над человеческим родом? Что может быть глупее всей этой дребедени?

Он сидел, как старый белый ворон, каркал и трясся от насмешливого хохота. Я пришел в гнев, когда услышал, в каком тоне он говорит о Челленджере. Было совершенно неприлично так говорить о человеке, которому мы обязаны были своею славою. Я хотел уже гневно ответить ему, когда меня опередил лорд Джон.

— У вас уже однажды вышла схватка с Челленджером, — сказал он резко, — и через десять секунд вы лежали на обеих лопатках. Я считаю, профессор Саммерли, что он сильнее вас и что вам было бы лучше всего посторониться перед ним и не задирать его.

— Кроме того, — прибавил я, — он был нам всем верным другом. Каковы бы ни были его недостатки, он откровенный, прямой человек и никогда не стал бы говорить о своих спутниках что-нибудь дурное за их спиной.

— Дельно сказано, мой мальчик! — воскликнул лорд Джон Рокстон. Затем он, приветливо улыбаясь, похлопал по плечу профессора Саммерли. — Вот что, Herr Professor, не будем ссориться, мы ведь слишком много пережили вместе! Но Челленджера не трогайте, потому что этот молодой человек и я неравнодушны к старику.

Саммерли не был, однако, расположен пойти на мировую. Лицо его было холодно, как лед, и он не переставал дымить своей трубкой.

— Что касается вас, лорд Рокстон, — прокаркал он, — то вашему мнению в научных вопросах я придаю ровно столько же значения, сколько вы придавали бы моему мнению, например, насчет нового охотничьего ружья. У меня есть свое мнение, сударь мой, и я умею его отстаивать. Неужели же потому, что я однажды ошибся, я должен на веру принимать все, чем этот человек желает нас угощать, хотя бы это была невозможная чушь, и не имею права на собственное суждение? Уж не нужен ли нам некий научный папа, чьи непогрешимые заключения должны быть принимаемы без возражений бедной, смиренною паствой? Заявляю вам, господа, что у меня самого есть голова на плечах и что я считал бы себя снобом и рабской душонкою, если бы не шевелил собственными мозгами. Раз это доставляет вам такое удовольствие, то сделайте милость, верьте в линии Фраунгофера и в то, что они расплываются в эфире, и во всю остальную дичь, но не требуйте, чтобы люди старше и опытнее вас сумасбродствовали вместе с вами. Разве не ясно как свечка, что если бы эфир изменился, как он предполагает, то это отразилось бы гибельно на здоровье людей и сказалось бы и на нас самих? — Он рассмеялся, шумно торжествуя по поводу собственной аргументации. — Да, господа, в этом случае мы бы не сидели здесь в поезде железной дороги, мирно обсуждая научные вопросы, а замечали бы явные признаки отравления. Но скажите, пожалуйста, в чем усматриваете вы признаки этого «яда», этого «космического разложения»? Отвечайте мне на это, господа! Отвечайте! Нет, я прошу вас не увиливать, я настаиваю на ответе!