Народ Моржа - Щепетов Сергей (книга жизни .TXT) 📗
Хорошая погода, как известно, может смениться только плохой – а чем же еще?! Это однажды и случилось – небо затянуло низкими тяжелыми тучами, казалось, вот-вот и вправду пойдет снег. Укладываясь вечером спать, Семен использовал весь свой запас шкур и теплой одежды. Все равно было плохо – то здесь, то там поддувало. Залезть же в спальный мешок он не решался – кругом вода, мало ли что.
Его разбудили посреди ночи. Может быть, конечно, и не посреди, но тьма была кромешная.
– Что еще стряслось? – начиная стучать зубами, пробурчал Семен. – Какого черта?
– Ничего не видно, – спокойно ответил правый передний гребец. – Совсем ничего.
– Здрасте! – начал злиться Семен. – Всегда ночью было видно, а теперь не видно?
– Сейчас две тьмы.
– Что-о?
Впрочем, можно было и не переспрашивать – Семен понял сам и ужаснулся: туман. Ночью!
– Мы двигаемся?
– Да.
– Куда?
– Туда.
– Ясное дело… Где берег?
– Не знаю.
Переползая через тюки с грузом, Семен подобрался к краю палубы, нащупал бухту ременной якорной веревки и вывалил привязанный камень за борт: «Никакой каменный якорь, конечно, не удержит на месте огромный катамаран, но хоть глубину проверить…»
До дна Семен не достал – веревки не хватило. Зато висящий в толще воды камень явно «отставал» от судна, что однозначно свидетельствовало о том, что катамаран движется, причем с приличной скоростью.
– Это похоже на самоубийство, – сказал Семен по-русски.
– Почему похоже? – спросили из темноты тоже по-русски.
– Это ты, Килонг? – узнал голос Семен. Парень находился рядом – исполнял роль второго левого гребца. – Может быть, и не похоже – это настоящее самоубийство и есть. Где остальные лодки?
– Идут за нами.
– Откуда ты знаешь?
– Слышу их весла.
В это Семен готов был поверить, хотя сам ничего не слышал.
– Куда вы гребете?
– Не знаю, Семен Николаевич. Только если не грести, то мы все равно куда-то плывем.
– А вдруг половина катамаранов уже потерялась?!
– Не знаю… На последнем был Лхойким – может, его позвать?
– Далеко ведь, – засомневался Семен. – Впрочем, слух у вас хороший. Ну, затыкайте уши – сейчас кричать буду. ЛХОЙКИ-ИМ!!! – проорал Семен в темноту – примерно в том направлении, где должен быть хвост каравана. – ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?!!
Ничего в ответ Семен не получил. Ну, разве что некое подобие слабого эха. Впрочем, возможно, ему это почудилось.
– Что я говорил? Нету их!
– Почему? – удивился гребец. – Откликнулся же!
– Блин! – рассердился Семен. – Сколько раз вам объяснять, что не слышу я тихие звуки! Не слы-шу!
– Да он вроде не очень тихо, – начал оправдываться бывший школьник. – А плывем мы от берега.
– От какого берега?! Сейчас что, в другой, что ли, воткнемся?
– Не-е, Семен Николаевич, другого нету.
– Как это?! – изумился Семен. – И… И вообще: откуда ты знаешь? Только что говорили, что ничего не видно!
– Ну, это… Не видно, конечно. Зато слышно.
– Та-ак, – поскреб затылок Семен. – Эхо, что ли? Отраженный звук?
– Н-не знаю… Наверное… А только берег – там.
Рассмотреть в темноте направление, указанное, вероятно, рукой, Семен не смог. На всякий случай он задал вопрос всем присутствующим – по-неандертальски:
– Вы тоже слышите берег?
– Да.
– Где он?
– Сзади.
– Поворачивайте! Будем идти вдоль берега! Не ближе и не дальше. Понятно?
– Его больше не слышно.
– Ясное дело… – пробормотал Семен на родном языке. – Что ж мне теперь, все время орать?!
– Это очень больно, Семен Николаевич, – сказал Килонг.
– Ничего, – вздохнул Семен, – у меня глотка луженая!
– Нам больно, когда вы кричите, – пояснил парень. – А что такое «луженая»?
– Крепкая, значит, – не стал вдаваться в подробности Семен. – Про ваши уши я и забыл. Интересно: наша кроманьонская традиция орать перед дракой не со времен ли неандертальских войн сохранилась? Что же делать-то?
Впрочем, выход Семен придумал довольно быстро. Якорную веревку он смотал на локоть, а сам якорь отрезал. Потом ощупью дополз туда, где было привязано каноэ, болтающееся за кормой на коротком поводке. Этот поводок он нарастил веревкой, привязав ее конец к палке палубного настила. Потом, рискуя перевернуться, перелез в утлое суденышко. Прежде чем расстаться с катамараном, повторил приказ для гребцов:
– Идти вдоль берега! Не ближе и не дальше! А я для вас шуметь буду. – Он помолчал и добавил по-русски: – «…Я вам спою еще на бис!»
Свое местоположение Семен мог определять лишь по слабому плеску весел да состоянию веревки. Когда она натянулась, он набрал полную грудь воздуха и заревел в темноту:
Семен перевел дух и спросил обычным голосом:
– Ну как?
– Нормально, Семен Николаевич! – донеслось издалека. – Уже поворачиваем.
– Ну, слушайте дальше, – ухмыльнулся Семен. – «Юнона и Авось» почти про нас написана. Вот только я – Васильев, а не Резанов, и к тому же не камергер:
Конечно же, Семен пожалел, что так опрометчиво хвастался своим горлом: кричать пришлось долго – до самого рассвета. Он раз за разом повторял весь свой немаленький репертуар, а в перерывах кашлял, плевался и матерился. Наверное, была в этом какая-то мрачная символика – новый, незнакомый мир, спрятанный тьмой, откликался на старые песни и вбирал в себя длинный караван неуклюжих судов.
Они не налетели на риф, не сели на мель и не потеряли ни одного катамарана.
Утром туман немного поднялся над водой, и Семен увидел в сотне метров правый берег – сплошной обрыв. В низких местах его высота составляла метров 15—20, а в высоких… А высокие скрывал туман. Левого берега почему-то видно не было. Попутное течение заметно усилилось.
– Вот так вдоль обрывов и пойдем, – сказал Семен гребцам. – Только ближе не подплывайте – мало ли что.
В сумерках туман вновь опустился к самой воде, но течение ослабло, почти исчезло. Семен приказал прекратить греблю – повторять ночной концерт у него не было ни малейшего желания.
Еще не совсем стемнело, когда в тишине раздался крик – пронзительный и немелодичный. Потом еще один – с другого борта – и еще один. На границе видимости из воды показалась голова – человеческая. Вроде бы…
– Все-таки добрались, – улыбнулся неандерталец. – Они встречают нас.
Остальные гребцы тоже улыбались. Лхойким и Килонг вопросительно смотрели на Семена – он сейчас лучше понимал мысли их сородичей. «Мы прибыли как бы на стык всех трех миров сразу – поэтому ничего и не видно. Кричат и показывают головы умершие предки. Они выныривают из воды – мира смерти – и приветствуют прибывших. Вон еще одна голова показалась совсем близко, и еще…»
– Это не предки, – по-русски сказал бывшим ученикам Семен. – Это – нерпы. Я рассказывал вам о них.
– Значит, действительно добрались?!
– Ага, – кивнул Семен. – Теперь у нас будет очень много проблем. С водой – в первую очередь.
Он зачерпнул горстью забортную воду и лизнул ее. Пожалуй, ее еще можно было назвать пресной, но солоноватый привкус уже чувствовался. Семен поднялся, широко (по-матросски?) расставил ноги и громко, чтоб слышали соседи, сказал:
– Всем пить воду – впрок. Всю посуду – глиняную и кожаную – залить водой. Залить сейчас – пока она не стала горькой.
Этой ночью никто не спал. Неандертальцы устроили массовое камлание. Семен к нему не подключился – он молился, чтоб не поднялся ветер. Штиль продержался всю ночь, но на рассвете катамараны опять куда-то понесло течением. Туман начал подниматься, и Семен разглядел в полусотне метров справа по борту основания скал и пляж, круто уходящий в воду. На этот пляж накатывали волны – огромные, медленные, тяжелые. Без бурунов, без наката – как мерное дыхание гигантского существа. Катамараны поднимало и опускало, почти не раскачивая с борта на борт. Пляж выглядел странно, и Семен не сразу понял, в чем эта странность: это, по сути, еще и не пляж, а скорее просто осыпь, которую перемалывает волной.
