Люди на краю пустыни - Кард Орсон Скотт (книги онлайн без регистрации txt) 📗

Теперь толпа молчала. Дивер знал, что именно они сейчас ощущают: «Это надо прекратить. И прекратить немедленно. Я этого больше не вынесу».

Как раз в тот момент, когда он уже хотел отвернуться, загрохотала барабанная дробь. На сцену вышел Тули, который, к полному удивлению Дивера, был в полном облачении Ройала Ааля. Клетчатая рубашка, два пистолета на поясе и борода с проседью — ошибки быть не могло. Публика сразу же его узнала и немедленно стала приветствовать. Они вскакивали со своих мест, хлопали в ладоши и махали руками, скандируя: «Ройал! Ройал! Ройал!».

Тули решительно двинулся туда, где русские солдаты все еще пинали труп президента. Взмахнув обеими руками, он оттолкнул их и сбил с ног. Затем он подошел к телу президента, — чтобы поднять его? Нет. Чтобы вытащить у него из кармана зеленый с золотом флаг Дезерета, на котором был изображен пчелиный улей. Возгласы одобрения стали еще громче. Он подошел к флагштоку и привязал этот стяг туда, где находился американский флаг. На этот раз флаг поднимался медленно. Музыка заиграла гимн Дезерета. Тот, кто еще сидел, теперь немедленно вскочил на ноги. Толпа уже пела гимн, и к ее хору добавлялись все новые и новые голоса. Так совершенно спонтанно публика стала частью этого шоу.

Пока они пели, флаг Дезерета стал смещаться на второй план, уступая место американскому флагу. Потом его снова заменил флаг Дезерета. Эта смена флагов повторялась снова и снова. Несмотря на то, что Дивер сам помог Кэти сделать этот трюк и точно знал, как все это работает, он не мог сдержать охвативших его эмоций. Он даже пропел вместе со всеми заключительные слова гимна: «Мы будем петь и ликовать вместе с воинством небесным! Хвала! Хвала Господу Вседержителю! Да будет слава Твоя ныне и присно, и вовеки веков, аминь!».

Сцена погрузилась во тьму. Единственное пятно света лежало на флаге, которым на этот раз было старинное звездно-полосатое полотнище. Казалось бы, на этом и можно было закончить представление. Но нет. Теперь это световое пятно переместилось на сцену. В нем появилась Кэти в образе Бетси Росс.

— Он еще реет? — спросила она, оглядываясь по сторонам.

— Да! — завопили зрители.

— Где он реет?! — крикнула она. — Где он?!

В световой круг широкими шагами вошел Маршалл, теперь на нем был костюм и галстук. На его лице была маска, которая придавала ему большое сходство с губернатором Монсоном.

— Над землей свободных! — прокричал он.

Публика ответила возгласами одобрения.

Тули, все еще в облачении Ройала Ааля, шагнул в световой круг с другой стороны.

— И над родиной храбрых! — воскликнул он.

Как только сцена погрузилась в полную тьму, музыка грянула «Звездное Знамя» [8]. Публика громко выражала свое одобрение. Дивер хлопал до зуда в ладонях, а потом бил кистью одной руки о кисть другой до тех пор, пока не почувствовал пульсирующую боль. Надрывая вместе с толпой глотку, он сорвал голос. Точнее говоря, крик толпы стал его собственным криком, причем самым громким из всех, что когда-либо вырывались из его горла. Казалось, что этот могучий голос, этот крик радости и гордости, издаваемый единой и неделимой личностью, не смолкнет никогда.

Но вскоре крик затих, и лишь кое-где еще раздавались отдельные хлопки зрителей. Зажглись тусклые фонари освещения. Стало слышно, как между собой переговариваются некоторые зрители. Смолкли аплодисменты. Единство толпы было разрушено. Публика вновь превратилась в тысячу отдельных жителей Хэтчвилла. Родители собрали вокруг себя маленьких детишек. Семьи одна за другой двинулись в темноту, у многих были фонарики, которые они прихватили с собой, чтобы ночью, после спектакля, можно было найти дорогу к дому. Лицо одного мужчины показалось Диверу знакомым, хотя он и не мог вспомнить, где его видел. Мужчина улыбался, обнимая свою юную дочь и жену, а маленький сынишка что-то бойко рассказывал. Дивер не слышал, о чем они болтали, но видел, что все они улыбались и были совершенно счастливы. Потом он вспомнил, где видел этого мужчину. Это был секретарь, которого он видел в кабинете мэра. Из-за этой улыбки Дивер не сразу его узнал. Казалось это совсем другой человек. Можно было подумать, что именно представление так изменило его.

Внезапно Дивера осенило. Он понял, что во время представления, когда Дивер ощущал себя частью публики, смех которой был его смехом, а слезы — его слезами, секретарь тоже был частью этой публики. Получалось, что в течение какой-то части этого вечера они оба видели, слышали и чувствовали одно и то же. И теперь у них останутся одни и те же воспоминания. А это означало, что в некоторой степени они являются одной и той же личностью. Одной и той же.

От этой мысли у Дивера перехватило дыхание. Но ведь это касалось не только его и секретаря, но также и детей, и всех остальных зрителей. В глубинах своей памяти все они остаются единой личностью.

Теперь Дивер был одинок. Он вновь оказался на рубеже, который лежал между труппой бродячих актеров и жителями города. Он был чужим для обеих сторон, но теперь, благодаря представлению, он стал чуть ближе и тем, и другим.

Среди толпы Дивер увидел Олли, который стоял за пультом управления светом и звуком. Рядом с ним стояла девушка из сада, кажется, ее звали Нэнси, подумал Дивер. Увидев ее, он почувствовал грусть. Ему было грустно думать о том, что все те сильные чувства, которые девушка испытала во время представления, только усилят ее страсть к Олли. Но оказалось, что беспокоиться особенно не о чем. Рядом с ней был ее отец, который тянул ее прочь. Жители города были предупреждены о возможных опасностях, а Олли сегодня ночью наверняка умерит свою прыть.

Дивер прогуливался возле грузовика. После недавнего всплеска эмоций он чувствовал внутреннюю опустошенность. Дверца кабины грузовика оказалась открытой, и Дивер увидел, как Тули, сидя под плафоном внутреннего освещения, отрывает накладную бороду и складывает ее в специальную коробочку.

— Понравилось? — спросил он Дивера.

— Да, — ответил Дивер. Его голос охрип от воплей.

Какое-то мгновение Тули изучающе рассматривал его лицо.

— Ну что ж, я рад, — сказал он.

— А где все остальные?

— В палатках переодеваются. Я остался здесь, чтобы ничего не стащили из грузовика. Олли стережет снаружи.

Дивер не мог поверить, что кому-то придет в голову обокрасть людей, которые сыграли такой спектакль. Но он не стал этого говорить.

— Я постерегу, — предложил он, — иди переодевайся.

— Спасибо, — поблагодарил Тули. Он сразу же закрыл коробочку, захлопнул дверцу кабины и потрусил к палатке.

Дивер выбрал позицию, расположенную между палатками и грузовиком. Поскольку ему поручили присматривать за машиной, он не спускал с нее глаз и внимательно исследовал прилегающее к ней пространство. Но размышлял он о тех людях, которые сейчас находились в палатках. Он слышал, как они разговаривали и время от времени смеялись. Интересно, понимали они, что сделали с ним, или нет?

«Сегодня вечером я в равной степени принадлежал обеим сторонам, — подумал Дивер. — Я видел представление, значит, я был частью публики. Но я также поднимал флаг и заставлял его трепетать. Значит, я был частью самого представления. В общем, я был всем понемногу. Я был одним из вас. В течение одного часа я был одним из вас».

Кэти вышла из палатки, в которой переодевались девушки. Оглянувшись по сторонам, она направилась к Диверу.

— Все это так глупо, правда?

Дивер почти сразу же понял, что она говорит о представлении.

— Конечно, история в этом спектакле показана как полный абсурд, — сказала Кэти. — К тому же характеры всех положительных героев приукрашены. Это не имеет ничего общего с настоящей игрой. Глядя на эту пьесу, можно подумать, что все мы абсолютно лишены таланта.

В ее голосе звучали гнев и обида. Неужели она не слышала, как кричала толпа? Неужели она не поняла, какое воздействие оказало это шоу на публику? На него самого?