Миры неукротимые - Холдеман Джо (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
Чал Хермос пережил заморозку и скоро прилетит на Эпсилон с моим клавесином. Он любит учиться; это тоже особый вид близости.
Сваи необходимы как защита от влаги и насекомых-паразитов. Ползуны, как здесь называют маленьких семиножек размером с ноготь мизинца, пролезают всюду и кусаются, оставляя зудящее красное пятнышко на полдня. Они страшно любопытны и абсолютно не боятся людей, но страдают водобоязнью. По этой причине каждая из четырех опорных свай опоясана металлическим кольцом, наполненным водой, и трое детишек следят по очереди, чтобы вода не высыхала. Тогда, если мы не забыли поднять подвесную лестницу, можно быть уверенным, что ползуны не ждут нас в постели.
Большую часть ночи шел дождь, это было восхитительно – сидеть на балконе и слушать, как капли барабанят по крыше, а в отдалении сверкают молнии, и гром отдается над озером… Чудесный запах чистой воды, потрескивание озона. Я вынесла на балкон арфу и научила Чарли словам песен «Дом восходящего солнца» и «Девятьсот миль». Пришлось объяснять, что такое железная дорога.
Она, конечно, никогда раньше не видела дождь. Сначала она испугалась внезапного натиска бури, но потом заставила себя наслаждаться бушующей стихией. Лично мне казались пугающими только силуэты плавучих пауков во вспышках молний. Чудища распластались на поверхности воды. Чарли была занята другим, и я не стала обращать на это ее внимание, но в душе порадовалась тяжести ножа, висящего на поясе.
В 57 ЛЕТ
Глава 1
Переезды, переезды
Первые два года после прибытия О’Хара на Эпсилон были скорее годами исследований, чем колонизации. Хиллтоп и Лейксайд разрастались медленно, потому что большинство «пионеров инженерии» предпочитали мирному строительству вылазки за пределы освоенной территории. Ну а прибывшие во второй партии поселенцы испытывали гораздо меньшую тягу к изматывающему труду, чем неутомимая молодежь.
Помимо этого, медленный рост поселений на Эпсилоне отражал вполне объяснимый консерватизм жителей «Дома»: последние несколько поколений провели всю свою жизнь в тесноте, и теперь свои дома люди возводили рядышком, по типовым проектам, не утруждая воображение. Улицы в Хиллтопе и Лейксайде были не шире, чем необходимо; при каждой паре квартир сделали рециклирующую систему, включающую туалет, вырабатывающий компост (сама мысль, что вода может необратимо утекать в канализацию, казалась бывшим обитателям «Нового дома» странной и экстравагантной; ну а уж позволить отработанной воде уносить с собой ценное удобрение было просто немыслимо).
Вскоре поселенцы были наказаны за то, что лепили свои жилища вплотную друг к другу. В один из домов ударила шаровая молния. Тростниковая масса, из которой сделали стены и крышу, хоть и не была легковоспламенимой, все же могла гореть – и к тому времени, когда удалось справиться с огнем с помощью передвижной помпы и удачно начавшегося ливня, дом сгорел до фундамента, а соседние с ним – наполовину. Двое жильцов погибли то ли от замыкания, то ли от огня; еще троим удалось спастись, спрыгнув с балкона. К тому времени, когда к дому подтянули лестницы с нижнего яруса, внутри полыхало, как в преисподней.
Примерно в двухстах метрах оттуда находился большой громоотвод, но шаровая молния отскочила от него, как мяч, и полетела к домам. Так утверждал единственный очевидец происшествия – правда, он признал, что мог ошибиться… Может, громоотвод следовало сделать выше? Толще? Или расставить несколько штук? Единственная информация, которой они располагали, – чертеж, переданный из Ки-Уэста с двумя коротенькими абзацами объяснений.
Зато теперь над ними нависла недвусмысленная угроза общего пожара. Не отверзись хляби небесные в самый подходящий момент, могла бы начаться цепная реакция, и запылали бы все дома на берегу озера, а то и весь поселок. Поселенцам нужно было рассредоточить свои жилища.
Оставив обгоревшие руины как памятник и предостережение, они перепланировали поселок, расположив дома так, чтобы между ними было не меньше тридцати метров. Эстетическое впечатление от перестановки было сокрушительным для этой общины агорафобов, но им пришлось научиться жить в новых условиях. Три в прошлом счастливых исключения, избежавших приступов агорафобии, три отшельника, поселившихся вне периметра городка, вынуждены были перенести свои пожитки назад. Но еще девять человек предпочли самостоятельно привозить себе пищу и воду ради экзотического блаженства жизни без соседей…
На следующей неделе двоих из них в течение одной и той же ночи атаковал летучий паук (или два летучих паука). Оба отделались легким испугом – в буквальном смысле. Один добрался до поселка на рассвете и разбудил дока Бишопа; второй заполз в свою берлогу дожидаться солнца. Ни один из них не получил серьезной физической травмы. Пережитое ими полностью совпадало с воспоминаниями Китти Севен, только вот ножа у них под рукой не оказалось. Тварь пожевала волосы, оставив на макушке небольшую ссадину, и, по-видимому не одобрив вкусовые качества добычи, убрала мембрану – к счастью, прежде, чем они задохнулись.
Количество отшельников резко сократилось до трех – причем, что удивительно, один из троих был недавней жертвой нападения.
– Я для них невкусный, – заявил он и выбрал место для берлоги еще дальше от лагеря. Но иногда на рассвете жители поселка видели его – он стоял в чистом поле с непокрытой головой, держа по ножу в каждой руке.
Вторая жертва нападения, Марк Оллен, обнаружил более скрытое, но и более тяжелое психическое повреждение. Он был ученым из первой группы, агрономом. В течение нескольких недель он стал совершенно бесполезным – не мог ни на чем сосредоточиться, бессмысленно бродил по лаборатории, засыпал за консолью… Ночь за ночью его будил повторяющийся кошмар: чудище вытягивало его мозги… Док Бишоп напичкал его пилюлями, но кошмар оказался сильнее наркотиков. Однажды ночью агроном проглотил все пилюли, сколько нашел, написал короткую записку и поплыл по озеру… Верхнюю половину его туловища прибило к берегу.
Останки заморозили и послали на корабль, где условия для аутопсии были гораздо лучше. Хирурги установили, что с мозгом Оллена все в порядке. Но одна подробность ускользнула от доктора Бишопа: отверстие примерно в треть миллиметра диаметром в скальпе, проколотое в черепе Оллена, и заживший участок такого же диаметра на внутренней поверхности черепа.
Не стоит торопиться с выводами, предостерегли хирурги. Человек, которому хватило ума набить рот транквилизаторами и пойти проверить, как далеко можно заплыть в таком состоянии, вполне мог сам нанести себе это увечье. Голодному хищнику незачем было проявлять такую утонченность; кроме того, клешни плавучих пауков не подходят для такой операции.
Вторую жертву нападения отправили на корабль, и под шрамом на скальпе хирурги обнаружили такую же дырочку. Он согласился остаться на корабле для наблюдения. Хоть на всю оставшуюся жизнь, как он сказал. Заодно проверили Китти Севен, но она, очевидно, успела избавиться от нападающего раньше, чем тот приступил к сверлению.
Теперь никто из колонистов не выходил ночью на улицу без головного убора и оружия; люди предпочитали проводить вечер дома или оставались там, где их застигли сумерки. Все исследовательские команды были предупреждены об опасности.
В принципе, если быть начеку, эту тварь убить несложно. Ночную тьму пронизывали вереницы огней по всему периметру – в обоих поселках. Карательные взводы патрулировали окрестности в дневное время.
О’Хара сказала, что это реактивная ксенофобия, и посоветовала умерить пыл. Если разобраться, эти твари никого не убили, хотя возможность у них была – скорее всего, даже уйма возможностей. Перед тем как истреблять, следовало поймать парочку и понаблюдать, как они ведут себя в лабораторных условиях.
Глава 2
Охота
В возрасте 57. 31 (23 Галилея 431).
