Дар Астарты: Фантастика. Ужасы. Мистика (Большая книга) - авторов Коллектив (онлайн книга без .txt) 📗
Я выпустил клуб дыма и кивнул головой. Эти телеграфные новости давно перестали быть новыми для меня. Литль бросил взгляд на часы и позвонил в динамо-машину.
— Сегодня плохая статика, — сказал он как бы про себя.
— Какая статика? — быстро спросил я.
Литль красноречиво протянул мне приемник.
— Надень это, — сказал он, — тогда будешь знать столько же, сколько я.
Я надел на темя упругую металлическую ленту и тотчас же мерные звуки движущегося судна прекратились. Вместо ударов винта и скрипа рулевой цепи я услышал мягкое «з… з… з… з» беспроволочного телеграфа, жужжание, безошибочно несущее весть через моря и континенты. Я поймал обрывок этой воздушной беседы:
«…Котлы пересмотрены… шесть труб забраковано… Снимайтесь с якоря завтра в полдень и идите полным ходом…»
Литль повернул рукоятку регулятора вниз и электрическая пчела прожужжала мне новую весть:
«…Пароход “Хорнет” в ста пятидесяти милях от Огрена — все благополучно».
Снова рукоятка скользнула вокруг своей короткой арки, и из воздушного флюида принеслось резкое, отрывистое «з… з… з… з» буксирного парохода, справлявшегося о том, что делать с грузом бревен. Затем страшный удар грома заставил задребезжать все вокруг. Точная, деловая передача двенадцати станций была прервана треском могучей артиллерии. Я закрыл глаза от излома молнии, сверкнувшей в небесах, и Литль подхватил упавший у меня приемник.
— Ну, вот тебе статика, — спокойно сказал он.
— Объясни же, в чем дело? — попросил я еще раз, видя, что Литль в хорошем настроении.
— Существует свыше тридцати систем беспроволочного телеграфирования, — не без гордости заметил Литль, — и все они вместе взятые не дают понятия о том, что такое статика. Иногда…
Он замолчат и вынул другую папиросу.
— Что иногда? — воскликнул я.
Вместо ответа Литль одел приемник на голову, прислушался, потом отложил его в сторону и натянуто улыбнулся.
— Странно, — пробормотал он, — я десять лет работаю здесь и десять лет работал раньше на железной дороге, но объяснить себе этого не в состоянии.
— Статику? — спросил я.
— Кто это был, — сказал он, не слушая меня, — наверное, та женщина…
И, не дожидаясь моих просьб, он стал рассказывать:
— Видишь ли, имеются различные способы приемки депеш. Вот здесь одна система, здесь другая. Эта — первая, которой я научился. Гляди!
Он сделал непонятные для меня перемещения проволок, погрузил их в какую-то жидкость и удовлетворенно произнес:
— Теперь послушай!
Снова я надел приемник. Жужжание перешло в отчетливую, хотя и слабую ноту. Каталось мне, что она идет из бесконечности, ясная, жалобная, совсем не похожая на торопливый и беспокойный шум, который я слышал до этого. Литль ответил на мой молчаливый вопрос.
— Таким путем можно слышать отовсюду, где только существует эфир, — сказал Боб. — И в этом преимущество такой системы. Но она слишком деликатна для коммерческой работы. Можно услышать и лишнее. Я думаю, так и случилось с Гарри Линном. Он уловил токи неизвестных нам волн. Сомневаться в этом нечего. Мы все: Верди Гроу, Роз Сити и Стиви Паттерсон — слышали их.
Гарри работал бок о бок со мной в почтовой конторе Сан-Франциско. Мы были тогда неразлучными друзьями. Как раз тогда появился беспроволочный телеграф, и я устроился на одной из первых оборудованных станций, бросив свою работу в Фриско и уехав в Нью-Йорк. Месяцев шесть спустя, среди Атлантического океана, я услышал Гарри Линна, — невозможно было не узнать отчетливой, отрывистой посылки, напоминавшей его манеру говорить. Таким образом я узнал, что и Гарри тоже работает на беспроволочном телеграфе.
Разумеется, мы поддерживали сношения друг с другом и при первой возможности, вернувшись на берег, устроились вместе и в Фриско.
Гарри повстречался здесь с одной молодой особой, которую он знал раньше. Высокая, красивая девушка с серыми глазами! Она работала в нижней части города, в торговой конторе. Звали ее Люсиль, и держалась она с нами очень высоко, не удостаивая даже разговором. Гарри Линн был в нее влюблен. Любила ли она его, об этом узнаешь после.
Очень часто Люсиль заходила за Гарри, чтобы вместе с ним идти домой, и я привык, сняв приемник и оглядевшись вокруг, видеть на скамье в углу комнаты ее склоненную фигуру. Но неожиданно девушка перестала приходить. Прошла неделя — Люсиль не появлялась. Я спросил у Гарри, что с ней.
Гарри тряхнул головой и ответил:
— Завтра я уезжаю на Восток!
И вышел. Очевидно, они с Люсиль поссорились. После этого о нем долго не было вестей, пока Гандерсон не сообщил мне ночью: «Гарри на “Малгале”. Я говорил с ним сегодня».
Ничего не слышно было и о Люсиль. Но однажды ночью я, оглянувшись, заметил в углу знакомую фигуру. От неожиданности все происшедшее вылетело у меня из головы, и я произнес, как ни в чем не бывало: «Добрый вечер! Ждете Гарри?»
Она кивнула головой и слабой, неверной походкой направилась к столу. Лицо ее было мертвенно бледно, и на нем ярко выделялся алый рот, углы которого чуть заметно дрожали.
— Где Гарри? — тихо спросила она.
— Он на «Малгале», я на днях говорил с ним! — ответил Гандерсон.
— А какой его знак? — спросила Люсиль таким же слабым голосом. Гандерсон порылся в указателе и произнес:
— Q2! Сегодня все обстоит хорошо и вы можете поговорить с ним.
Люсиль молча заняла мое место.
Мы с Гандерсоном ушли в глубь комнаты. Как сейчас вижу напряженную женскую фигуру, сидящую у стола, и ее изящный, слегка наклоненный профиль, освещаемый дождем электрических искр.
Внезапно она остановилась и так поспешно надела приемник, что шляпа ее покатилась на пол. В неверном свете мы с Гандерсоном видели ее глаза, сверкавшие из полуприкрытых век. Но, должно быть, ответа не получалось, потому что она с новой силой стала вызывать: «Q2, Q2, Q2», на этот раз с признаками замешательства. Она еще раз прислушалась, но, видимо, опять безуспешно, потому что сказала решительным тоном: «Гарри нарочно не отвечает, но я все-таки дам ему понять…» Она выпрямилась и снова стала вызывать: «Q2…»
Вдруг нас окутала тьма, звуки прекратились, послышалось легкое всхлипывание, шелест шелка и, когда глаза наши освоились с темнотой, Люсиль уже не было.
Скоро пронесся слух, что она умерла.
Год спустя, идя по Маркет-стрит, я встретил Гарри, вернее, подобие его. Он показался мне нервнобольным, но что особенно поразило меня, так это невероятная толщина при болезненной бледности. Прощаясь, Гарри сказал мне:
— Я подлец и заслужил свои мучения. Оттолкнул девушку, когда она протягивала руки! О! А теперь она уже никогда не позовет меня! Никогда! — и он ушел.
Дороги наши разошлись, но изредка до меня доходили слухи о нем. В последнее время передавали, что он сильно заработался, занимаясь беспрерывно днем и ночью на маленькой станции.
Как раз началась скверная история со статикой. Обычно работа идет полосами, повышаясь днем и понижаясь к ночи. Бывают и затишья. Тогда поневоле работа стоит, несмотря на всю промышленную горячку. Но тогда и происходило что-то совсем особенное. Вместо обычного треска, вспышек, ударов мы стали слышать монотонный звук, который мучительно хотелось разобрать, но ни у кого из нас не было машины, способной уловить эти волны.
От Орегона до Гонолулу мы прислушивались, пытаясь понять, что значили эти звуки, откуда и кто говорит… Мы тщетно пытались понять загадочную телеграмму, посылаемую с упорной настойчивостью и нечеловеческой силой. Стали приходить запросы с центральных станций о «неразборчивой телеграмме», но таинственной статики так и не могли объяснить.
В это время меня командировали на север, и на борту «Малгалы» я снова встретил Гарри. Он был еще бледнее и толще. На мой совет лечиться, он ответил:
— Пустое! Меня изводит эта проклятая статика! Я слушал все время и сначала думал, что галлюцинирую, но оказывается что и все слышат. На несколько дней я бросил это занятие, но теперь… — Он уставился на меня большими, лихорадочно сверкавшими глазами.
