Дальняя дорога - Тупицын Юрий Гаврилович (книги онлайн полностью .txt) 📗
Пауза длилась не больше нескольких секунд.
— Понял, — проговорил Тимур, и лицо его посуровело. Подняв глаза на присутствующих, он негромко, внятно проговорил: — Ходовая тревога! Срочное, аварийное торможение.
Глава 18
Занимая место рядом с командиром, как это и полагалось по ходовому расписанию, Тимур спросил:
— Надо ли так спешить? На одном двигателе?
— Надо, Тим, — сказал Лорка, кладя руки на штурвал. — Я все объясню потом.
Даже через амортизацию боевых кресел ощущались содрогание и вибрация корабля: происходило экстренное свинчивание его маршевых отсеков, корабль сжимался, уменьшая свою длину и диаметр до стартовых параметров. Съёживалась электрофная мебель, ликвидировались карманы кают, «худела» оранжерея: центральная аллейка её исчезла, растения вплотную придвигались друг к другу.
Срочное торможение проводится ещё более стремительными темпами, чем сам разгон, — корабль должен стать предельно прочным, монолитным.
— Корабль в полной готовности, — доложил компьютер.
— Вижу! — буркнул Лорка, этот сигнал уже высветился на контрольном табло. — Внимание экипажу! Срочное торможение!
Щёлкнул переключатель реверса хода, нога начала выжимать ходовую педаль. Тревожный гул двигателя перешёл в резкий многоголосый вой. Миг, и корабль словно уткнулся в невидимую, упругую стену, его качнуло, тягуче, мягко, глубоко, а потом вдруг бросило вправо, вверх, ухнуло вниз. Не спуская глаз с пульта-индикатора и до боли напрягая свои стальные мышцы, Лорка с натугой ворочал штурвалом. Через несколько секунд Тимур, умница Тим, поймал ритм и точной подчисткой снял часть нагрузок, стало полегче. Но все равно ныли кости и солёный колющий пот заливал глаза. Лорка, не закрывая, только щуря их, стряхивал его резким движением головы. «Проклятый эксудатик, — презрительно клял себя Федор. — Понесло тебя в космос! В командиры! Посмотри-ка на Тима, не человек, а огурчик!»
Да, Тимур казался человеком, изваянным из мрамора, но и ему было нелегко, хотя львиную долю нагрузок принимал на себя командир. Как и любой классный пилот, работал Тим автоматически, сознание как бы дежурило, готовое мгновенно включиться в работу при всплеске неожиданного и необычного. И это дежурство не мешало, а даже стимулировало прихотливое течение мыслей. Ему вдруг вспомнилось, например, как несколько лет тому назад на тренировочном экстренном торможении пожелал присутствовать один видный теоретик-космонавигатор, рассчитывавший оптимальные трассы гиперсветовых кораблей. Несмотря на противоперегрузочную и вестибулярную профилактику, космонавигатора вынули из кресла полумёртвым, даже не бледным, а каким-то голубым и таким мокрым, как будто его облили водой. Когда он пришёл, а вернее его привели в себя, космонавигатор разразился шумной негодующей речью. «Что это за пляска святого Витта? — кричал он. — Что это за издевательство над человеческой природой? Да я берусь за месяц разработать аппаратуру, которая компенсирует эти бултыхания!» Ему вежливо объяснили, что такая аппаратура давно разработана, но чтобы разместить её на корабле, пришлось бы ликвидировать комфортную зону. Не слишком ли велика жертва? Ведь экстренное торможение применяется раз в год и то по обещанию!
— Перегрузки у нижней границы допусков, — бесстрастно проинформировал компьютер.
Тимур метнул недовольный взгляд на Лорку и невольно пожалел его: напряжённое, красное от натуги, злое лицо, крупные капли пота на лбу.
— Куда так спешим, командир?
— Потом, — выдавил сквозь зубы Лорка, однако несколько сбросил мощность двигателей, — потом объясню.
Действительно, Федору было бы очень непросто аргументировать своё мгновенное решение о срочном торможении корабля. Это был один из тех редких случаев, ради которых командиров и наделяют полнотой власти. Совещаться и советоваться было некогда, да и незачем. Надо было решать самому, потому что промедление было смерти подобно в буквальном смысле этого слова. С одной оговоркой, если поверить командиру Лунцу. Если же происшествие с Лунцем только легенда, психоз, нервный срыв, дело не в словах, то решение Лорки можно было бы расценить как акт перестраховки и даже паникёрства. Что бы потом ни говорилось, но Лорка ставил на карту своё реноме руководителя, командира, да и просто гиперсветовика. Конечно, в случае ошибки ему не грозило наказание, дело обстояло много хуже — он становился смешным. Но на другой чаше весов — жизни дорогих и близких ему людей, успех экспедиции, и Лорка не без усилия, но бестрепетно откинул все эгоистические сомнения и страхи. Если верить Лунцу, в их распоряжении до начала непонятной катастрофы оставались считанные секунды. И Лорка отдал приказ о срочном торможении! Если верить Лунцу… Конечно, принимая решение, он опирался не на одну легенду. Было учтено все: общая ситуация полёта на Кику, отказ левого двигателя, догадка Ники. Все легло на весы разума и совести, легенда о командире Лунце была последней соломинкой, спусковым механизмом единоличного волеизъявления. Как бы то ни было, Лорка поверил Лунцу. А если так, то их единственным шансом избежать внезапной катастрофы было скорейшее, экстренное торможение. Вот почему Федор так безжалостно терзал корабль, экипаж и самого себя.
Легче, а точнее сказать, бездумнее всех переносил торможение Соколов. Он был одним из тех людей, у которых глубокая болтанка, чередование периодов невесомости и переменных нагрузок не вызывало ни головокружения, ни тошноты, но зато приводило в состояние своеобразной прострации. Он совсем потерял представление, где верх, где низ, в голове не было ни единой мыслишки, а вокруг кипел весёлый, разноцветный мир. Только при особенно резких бросках корабля он радостно и бездумно, как птичка, вскрикивал, но не вслух, а про себя: «Эх, как! Вот как!» Если бы кто-то сказал, что в эти моменты его лицо искажают мучительные гримасы, он бы ни за что не поверил.
Нике было тяжело. Она была выносливой девушкой, но болтало так крепко, что её скоро начало мутить. Всю силу воли она сосредоточила на том, чтобы не расклеиться. Какой стыд, если ей будет плохо! Это сильнейшее, хотя и пассивное напряжение воли, надёжно оберегало её от размышлений о случившемся, а стало быть, и от страха, который неизбежно приходит к бездействующим, но понимающим. Это было великое благо, о котором она и не подозревала, борясь со своей дурнотой.
Этого блага, увы, не было ни у Виктора, ни у Игоря. Они отлично владели собой, все видели, все понимали, всеми своими чувствами ощущали, что происходит с кораблём, но никак не могли повлиять на его судьбу. Они могли только следить за тем, что делают другие, а другие ведь часто делают не так, как хотелось тебе! Особенно трудно было активному Виктору. Пока Тимур не включался в подчистку, он кричал Дюку, перекрывая вой двигателей:
— Разве это пилоты?
— Ничего, — хладнокровно бормотал Игорь, — сейчас Тим сработает.
Когда Лорка вывел корабль на грань допустимых перегрузок, Виктор, пилот милостью Божьей, без всяких приборов почувствовал это.
— Да они же развалят корабль!
Из маршевой сотки осталось сбросить лишь около десятка световых скоростей, когда Лорку точно ледяной водой окатили, даже взмокшие волосы шевельнулись на голове: в ровном пронзительном вое двигателя послышались… нет, не сами перебои, но их бледные и все равно страшные тени. Признаки, тени перебоев уловило и чуткое ухо Тимура. Краем глаза Лорка видел, как напряглось его лицо, но это никак не отразилось на работе — подчистка сохранила свою чёткость и филигранность.
Что делать? Лорка знал, что на таком предаварийном режиме двигатель может тянуть неопределённо долгое время, а может и мгновенно отказать. Но надежд на то, что двигатель проработает долго, было мало: Лорка ни на секунду не забывал о капитане Лунце. Надо было рисковать! Надо было во что бы то ни стало ускорить торможение! Стиснув челюсти, Лорка вывел дроссель тяги за вторую защёлку на предельный сверхфорсированный режим. Вой двигателя превратился в истошный визг и вопль.
