Экспансия - Басов Николай Владленович (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
Нет, с отчаянием решил он, ничего не выходит. И его ментальная активность ниже, чем ему хотелось бы, и поток образов и слов у него уже кончается, а он… Кажется, у него мало что вышло. Да, определенно, этого было недостаточно, потому что в ответ не пришло ни малейшего отзвука. С таким же успехом Рост мог бы, накурившись какой-нибудь «дури», грезить сам по себе, переживая только ему одному зримые галлюцинации.
Он попытался снова, но на этот раз пласт видений, заложенный Фопом, оказался настолько тонок, что он понял – снова ничего.
Он откинулся и понял, что лежит на странно мягкой палубе и смотрит на воду через решеточку ограждения. Он видел воду, но дальше, в стороне берега викрамов, у полуострова пернатых, стоял зимний туманчик, который иногда поднимается от незастывшей в лед воды. Но не это расстроило его, а полное равнодушие того берега и, разумеется, чрезмерная инертность воды, которая, ему казалось, могла без остатка и без малейшего результата поглотить все, даже такой вот яркий, как он почему-то решил, всплеск его ментальной силы.
– Поднимай его осторожненько… Он нам еще пригодится.
«Голос Лады, – подумал он, – к кому она обращается?» Он не мог ничего видеть. И ведь знал, что несут его по коридору, но по-прежнему видел только воду, дышащую почти у самых его ног. И иногда тонкие чешуйки льдинок.
Все было напрасно, решил Рост. Напрасно… Что может быть более горьким, чем такой результат? И что же теперь? Неужто на самом деле придется рисковать кораблем, людьми и пурпурными, которые ему поверили, и идти через штормовое, зимнее море без помощи из воды? Без помощи от рыболюдей? Ведь нельзя же бросить тех пурпурных, которые тоже поверили ему, на другой стороне континента, зажатых между недружественным лесом дваров и холодной пустыней, набитой пауками, каждый из которых может уничтожить деcятки этих беловолосых, зеленоглазых ребят, которые хоть и другие, но все равно так странно похожи на людей?..
Он понял, что его аккуратно уложили на что-то очень теплое. Снова Лада проговорила:
– Застыл весь, словно деревянный. – Тон изменился, стал требовательно-командным. – Ром, ты выйди.
Где-то в стороне после целой вечности ожидания хлопнула дверь. Рост подумал: «А почему я не вижу ничего, кроме вот этой воды, которая по-прежнему плещется перед глазами, а временами кажется, что я даже под водой, что она, как невесомая, но такая тугая преграда, окружила меня со всех сторон?» И тут же понял, что, несмотря на эту продолжающуюся галлюцинацию, думать он может очень четко, очень точно, очень ясно. Заряд мыслей, которые незаметно вбил в его сознание Фоп-фалла, растаял, теперь его не было, и даже все доклады ребят, которые он уже сегодня выслушал, стали понятны очень хорошо… Теперь он бы сумел даже вопросы задавать, осмысленные и без дураков необходимые.
Потом что-то шумное, пропахшее чуть-чуть потом и невозможной для подводного мира жизнью, оказалось рядом. Рост попытался рассмотреть сквозь пелену, что же это такое, но не сумел. Только догадаться сумел – Лада отогревает его по-аймиховски, собой, своим телом, жаром, несущим столько жизни, что его могло бы хватить на много других, отличных от нее самой жизней… И лишь тогда он уснул.
А когда проснулся, снова был почти собой, Ростом Гриневым, капит… Нет, уже майором, хотя, без сомнения, лучше бы оставили капитаном, так и звучало получше, и привычней было бы слышать.
Как Рост ни был слаб, он приподнял голову. На расстоянии вытянутой руки в кресле, похожем на то, что он уже видел где-то, полулежала Лада, укутанная под самое горло тяжелым мехом. От него исходил запах чего-то дубильного, Лада тоже пахла, но скорее – беспокойством и застывшей, словно холодец, болью. «А ведь это кресло я видел тут, – понял Ростик, – только тогда его вид не дошел до мозгов, остался где-то, где всегда застревает то, чего человек не хочет видеть». И Ладушка, красавица, умница, подруга, каких мало, забрала его боль себе, выпила из него это, чтобы ему было легче. И даже не побеспокоилась – а сумеет ли сама с ней справиться. «Все-таки девчонки – очень хороший народ, – решил Ростик, – гораздо лучше, чем я».
Еще он хотел пить и есть. Теперь его желудок требовал чего-нибудь, лучше горячего, чтобы не болеть так… истошно. «Ладушка», – позвал ее Ростик мысленно, и чуда не произошло, она по-прежнему спала. Он попытался обслужить себя сам, вот только бы нащупать в этой полутьме хоть что-нибудь, похожее на воду или бульон… При воспоминании о бульоне он даже застонал.
Лада проснулась, тут же все поняла, принялась поить его с ложечки. Приятнее у Роста ничего в жизни не было, он даже похрюкивал от наслаждения. А потом уснул снова.
Он поднялся только на третий день и то не был уверен, что не провалялся дольше, только Лада, по каким-то своим женским тактическим соображениям, это от него решила скрывать. И всех остальных настропалила, чтобы правду Ростику не говорили. И хотя его раскачивало от ветра, когда он выбрался на палубу, решил, что пора приниматься за дела. А может быть, ему надоело спать, захотелось перестать быть эдаким овощем – только есть и спать в состоянии.
Но решение оказалось не самым удачным. Даже пурпурные, которые на своем, солдатском уровне все понимали не хуже, чем офицеры корабля, прятали от него глаза. Отворачивались и делали вид, что не замечают его, иногда даже поздороваться забывали. Этот рефлекс у них Ростик помнил по плену, они так вели себя только в том случае, если что-то очень важное, значимое для всех провалилось по вине того самого человека, на которого все надеялись. Словно бы он не должен уже жить, а предпочтительным исходом для него будет… ну, как минимум отставка. «Плохо, – думал Ростик, – если пурпурные так ко мне относятся, лучше уж поручить командование кому-нибудь еще, кто не навалял столько ошибок, не провалился там, где должен был, обязан был остаться на высоте, исполнить должное, выполнить свой долг и даже не как-либо, а наилучшим образом».
Офицеры, впрочем, думали иначе. Они даже собрались на совещание, объяснив Росту, что все в общем и целом в порядке, корабль практически готов. Даже взрывпакеты, которые Рост просил у Боловска в сумасшедшем количестве, прибывают.
Тогда Рост, со всей отчетливостью в практическом неисполнении задуманного, которое очень явственно наложилось на его теперь исключительно ясное сознание, произнес целую речь. И чуть было не закончил ее фразой: мол, теперь им не остается ничего другого, только рисковать, надеясь на удачу, но как-то сдержался. Говорить такое, конечно, не следовало.
Тем более это и без его слов все сами понимали. Должно быть, его речь подтолкнула Квадратного, который встал с места и очень точно доложил, что имеются случаи дезертирства. Причем сбегали не только всегда очень озабоченные безопасностью бакумуры, но и пурпурные. Люди, как тут же вставил кто-то из офицеров, еще не уходили, но разговоры, как добавила к сказанному Баяпошка, бывали очень неприятные.
Рост выслушал все это, но ничего предпринимать не стал. Просто оглядел собравшихся и с шумом вздохнул. Он не знал, что делать. По-настоящему еще не оклемался или просто ничего был не способен придумать…
А той же ночью, когда даже Лада спала беспокойно, словно ей снились все смерти, которые им предстояли в походе, и мягко, по-женски ворочалась рядом с неспящим Ростиком, вдруг…
Именно вдруг, без стука, распахнулась дверь в командирский кубрик, довольно тесный, но отлично приспособленный под размеры человека, и на пороге, освещенный светом из коридора, вырос Ромка. Он был в этот момент каким-то непомерно длинным, худым и растрепанным. И, даже не убедившись, что Ростик проснулся, тут же почти закричал:
– Вахтенные докладывают, что викрамы появились у борта. И куда-то под корабль ныряют… – Голос его упал до шепота, он, кажется, боялся спугнуть удачу, которая на них нежданно свалилась. – Может, они все-таки пришли?
Рост оказался на ногах раньше, чем понял, что спал совершенно голый. Но это было неважно. Если бы с таким докладом прибежал не Ромка, а кто-нибудь еще, Рост бы все равно вскочил. Он принялся одеваться.
