Черневог - Черри Кэролайн Дженис (библиотека книг TXT) 📗

— На этот счет все колдуны имеют очень плохие привычки.

— Очень жаль.

— Саша… только честно ответь мне. Что означают все эти разговоры о сердце и что именно он собирается сделать?

— То же, что он сделал с Совой. Но я не знаю, как это может сказаться на тебе.

— Если он поймет, что я могу сопротивляться ему, то вполне возможно, что он и не предложит мне этого.

— Не знаю. Я не уверен… — Саша тут же поймал себя на слове и взъерошил рукой волосы. — Извини, Петр… Господи!

— Но я ничего не понимаю в этом: волшебство, которое на самом деле волшебством не является…

— Я пользуюсь волшебством, Петр, но с его точки зрения это вообще не волшебство.

Петр внимательно посмотрел на него, и в этом взгляде было заметно замешательство.

Саша бросил в его сторону беспомощный взгляд и сказал:

— Мы ведь понимаем, что имеем в виду.

— Господи.

— Я использую то, что получил в наследство при рождении. Я передвигаю мелкие камни, и это являет собой всего лишь самую незначительную часть волшебства. Но зато это моя часть. Он же замахивается на гораздо большее, чем получил от рожденья. И этот факт является уже большим отличием. Он никогда не беспокоился о мелких камнях, он хотел двигать и рушить целые холмы, что ему и удавалось. Он никогда не принимал в расчет последствий, потому что волшебство способно отгородить его от их воздействий, и никак не заботился об остальном мире.

— Ты хочешь сказать, что он в какой-то мере криворукий?

— Да, в некотором роде. Но так можно было бы рассуждать, имея дело с дураком, однако он уже сформировался как колдун. Он без труда может делать мелкие вещи, и вещи крупные. Подобно тому, как я вытягивал силы из деревьев, он черпает их в том самом месте, откуда приходит Малыш.

— Так значит поэтому Малыш остерегается его?

— Возможно. Я не знаю, что именно он может делать, и я не знаю, каково вообще то место. Ууламетс как-то сказал, что самой непростительной ошибкой, которую может совершить колдун, возможно заключается в том, что он пожелает гораздо больше волшебства, чем в состоянии воспринять. Я думаю, что здесь он был прав, хотя… В его доводах была солидная брешь, огромная черная дыра, как раз в том самом месте, где было произнесено слово «возможно». — Он взглянул Петру в глаза, раздумывая над этим, потому что в том случае, если их дела будут на самом деле плохи, Петр не должен оставаться в неведении об этом. — Не знаю. Я не знаю, что именно мог знать Ууламетс. Я думал, что может быть мне удастся сделать это гораздо лучше, может быть я сделаю то же самое, но более верным путем. А может быть, я делаю ужасную ошибку, не связываясь с волшебством…

Петр вдруг сказал, сильно нахмурившись:

— Саша…

— Я просто боюсь делать это. И ты прав, Малыш прячется. Я только не знаю, от меня ли он прячется или от него.

— Саша… может быть, сейчас самое время тебе послушаться Ууламетса.

— Ууламетс мог и ошибаться, ты знаешь об этом. Он мог и просто опасаться, так же, как опасаюсь я.

— Он мог быть прав. Я никогда не думал, что вдруг приму его сторону, но Саша, ради Бога…

— Я опасаюсь. И от моих опасений не будет вреда.

— Тогда любой колдун мог бы сделать это. И Черневог как раз один из них. Это не достаточно подходящая рекомендация?

— Ууламетс сказал еще кое-что по поводу колдовства: побуждения всегда создают отличия.

— Но Ууламетс умер, и это вообще можно не считать за рекомендацию.

— Может быть, он не был так силен, как Черневог, а может быть и наоборот. Ведь я не говорил, что подумываю о том, как использовать волшебство. Я лишь говорю о том, если он начнет ускользать от меня и, если у нас не будет другого выбора, то это будет единственная, чего бы это ни стоило, возможность, которую я обязательно использую, чтобы удержать его. Если это произойдет, если он сделает что-то, а у меня не будет иного выбора, то я хочу, чтобы ты понимал, что происходит. Я хочу, чтобы у тебя была полная ясность на этот счет. И еще я хочу, чтобы тогда ты отыскал Малыша. Я думаю, что, в отличие от меня, к тебе он придет. Только ради Бога, не вздумай задерживаться поблизости.

Петр медленно вздохнул. Затем еще раз. Он был явно обеспокоен, и Саша видел это. Наконец Петр сказал:

— Может быть, на этот раз нам подождать, чтобы спросить об этом Ууламетса? Ведь почти об этом говорили и лешие. Они же не сказали тебе, чтобы ты становился вторым Черневогом. Разве не так? Ведь не это же ты предполагаешь сделать?

Петр обладал завидным уменьем порой разрешать неразрешимые ситуации. Разумеется, это не означало, что он всегда был прав, но Петр имел способность вовремя обрести почву под ногами.

— Нет, — с облегчением выдохнул Саша. — Нет, этого они не говорили.

— Он хочет, чтобы мы сделали какую-нибудь глупость. И ты знаешь это. — Петр с силой сжал его плечо. — Только не слушай его. А заодно будь осторожен и со стариком! Я не верю ни одному из них.

— Я пытаюсь как раз так и поступать, и все время желаю, чтобы это оказалось правильным. Я продолжаю думать, что мы не должны слушать его, кроме тех случаев, когда в его доводах есть здравый смысл.

— Талантливые обманщики всегда выглядят рассудительными. Ты ведь должен помнить Дмитрия.

— Все должно проясниться, Петр.

На что тот ответил:

— Но только не в том случае, когда он не хочет этого.

— Но я по-прежнему опасаюсь! Я не знаю, что здесь лучше. И я не знаю, прав ли я!

— Вот черт. Так мы можем пропасть. Сделай свой выбор. Любой. Пусть твои кости лягут раньше, чем его. Пусть твой ход в этой игре будет первым. Только следи за тем, как лягут кости.

Он чуть задержал дыханье, затем заговорил вновь, с выдохом:

— Мы, должно быть, уже недалеко от этого дома. Мне кажется я помню это место, где мы сошли с моста, это скорее всего и есть тот самый ручей.

— Я тоже так подумал.

—… Хотя я и не думаю, что Ууламетс знает ответы на все вопросы. Петр, ведь он оставил мне все, что мог. А я не уверен, что он был прав насчет волшебства, что его мнение можно принять за ответ. Лешие не понимают колдунов…

— Послушай. — Саша почувствовал, как пальцы Петра впились в его плечо. — Он мог и ошибаться по поводу самых разных вещей, но давай не будем верить и этому парню, во всяком случае не чаще одного раза на день, да и то только тогда, когда он согласен с нами. Но, ради Бога, перестань думать о сомнениях, ведь ты знаешь, откуда они приходят.

— Я не уверен в этом, Петр. Я все-таки думаю, что они мои собственные…

— Тогда переложи все сомнения и беспокойства на меня. Я гораздо лучше справляюсь с ними. А ты займись тем, что пожелай медведя, или что-то подобное.

— Не смей…

—… шутить над этим? Но ведь это гораздо лучше, чем слушать его.

— Возможно, что ты и прав.

— Возможно. Может быть. Если. Возьмись за ум, приятель! Вот этот кувшин никогда не разобьется и никогда не опустеет. Ты черт, а не колдун, когда знаешь чего хочешь. Почему бы тебе не пожелать, чтобы Черневог полюбил нас пылко и нежно?

— Кувшины не сопротивляются, — мрачно заметил Саша.

— Ты хочешь сказать, что они не толкают вредных мыслей в твою голову? Тогда сунь хоть несколько в его. Разве ты не сможешь?

— Я не… — Он в замешательстве вспомнил своего единственного врага, двоюродного брата Михаила, вспомнил грязную лужу и то, свое единственное необузданное, абсолютно злобное желание, которое возникло у него после многих лет унижений. Все злонамерения Петра для него, как для молодого колдуна, пытающегося брести силу и овладеть искусством без необходимости убивать кого-либо, всегда казались лишь игрой безрассудного воображения. — Я не хочу вступать в борьбу с ним, я не могу…

— Боже мой, тогда что же, по-твоему, мы делаем все это время? Как ты думаешь, малый, что происходит здесь? Проснись!

На это ему нечего было ответить.

— Чувство юмора, — сказал Петр, ударяя его по руке. — Я готов держать пари на что хочешь, но уверяю тебя, что именно это может чертовски смешать его карты. — С этими словами Петр ухватил поводья Волка, вскочил на его спину и оттуда взглянул на Черневога.