Бегство охотника - Мартин Джордж Р.Р. (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
Внизу его ждал констебль. Рамон буквально кожей ощущал исходившую от того злобу. Внутри все неприятно сжалось, во рту пересохло. Провожатые Рамона остановили его, и констебль шагнул к ним мягкой походкой вышедшего на охоту кота.
— Я знаю, что ты врешь, — заявил констебль. — Думаешь, можешь надуть их своими сказочками про пропавший фургон? Я такое дерьмо за версту чую.
— И что, мать вашу, мне скрывать? — хмыкнул Рамон. — Думаете, это часть какого-то грандиозного pinche заговора? Я улетаю, теряю все, что у меня было, едва не умираю — и все из-за какого-то сраного халата? У вас все дома, ese?
Констебль шагнул ближе, не спуская глаз с его лица. Его дыхание неприятно жарко обжигало Рамону лицо. От копа пахло перцем и текилой. Ростом он был выше Рамона сантиметров на пять или шесть, и он выпрямился, чтобы продемонстрировать это еще нагляднее. Рамону пришлось бороться с инстинктивным желанием отступить на шаг, подальше от злобы этого здоровяка.
— Я не знаю, что ты там скрываешь, — сказал коп. — Я не знаю, почему эти гребаные лизучие каменюги так всполошились. Но я знаю, что посла убил не Джонни Джо Карденас. Так почему бы тебе не рассказать мне, что все-таки здесь происходит?
— Представления не имею, приятель. Может, все-таки уберетесь с дороги?
На губах у полицейского заиграла очень недобрая ухмылка, но в сторону он отступил.
— В двенадцатую его, — бросил он одному из охранников.
Тот кивнул и толкнул Рамона вперед. Этаж напоминал убежище от урагана: голый железобетон, неокрашенные двери из композита на тяжелых петлях. Рамон послушно поворачивал туда, куда его толкали. Воздух здесь оказался еще более спертый, чем в комнате для допросов. В одной из камер какой-то бедолага плакал так громко, что его было слышно в коридоре. Рамон старался не обращать на это внимания, но напряжение стискивало его все сильнее и сильнее. Сколько они еще его здесь продержат? Кто придет ему на защиту? Некому…
Дверь в двенадцатую камеру отворилась почти бесшумно, и Рамон вошел. Камера была небольшая, но не крошечная. Вдоль длинных стен стояло по четыре двухъярусных койки, дырка посередине пола служила парашей. Помещение освещалось белыми диодными лампами за толстыми защитными стеклами в потолке. Кто-то накорябал на стекле какие-то слова, но против света Рамон не мог разобрать, что именно. Дверь закрылась, щелкнул магнитный замок. Мужчина на одной из нижних коек повернулся посмотреть на него — крупный мужчина. Широкоплечий, с покрытой дешевыми татуировками лысиной и клочками седых волос на висках. Глаза его напоминали собачьи. Рамон ощутил неприятную пустоту в желудке.
— Привет, Джонни Джо, — сказал он.
Его вытащили прежде, чем Джонни Джо успел убить его; им пришлось нести его в другую камеру на руках. Рамон лежал на бетонном полу, наслаждаясь тем, что по крайней мере может еще дышать. Во рту стоял вкус крови. Ребра болели, левый глаз отказывался открываться. Он решил, что недостает всего двух или трех зубов. Свет в этой камере не горел, так что она очень напоминала могилу. Или резервуар пришельцев. Он усмехнулся этой мысли, потом боли, которую вызвала усмешка. Вот, значит, что еще может означать смех. Отчаяние. Боль.
Столько пройти, столько перенести — и все ради того, чтобы гнить в подвале губернаторской полиции. И ради кого? Ради пришельцев, которые унижали и использовали его? Он им и дерьма последнего не должен. Ни Маннеку, ни другим таким мазафакам. Рамон ничем им не обязан. Он даже не помнил, почему он считал по-другому. Эти кии, убитые эниями — они ведь даже не человеческие дети.
Плевать на них. Стоит ему рассказать все, и он сможет выйти отсюда. Найти Лианну. Может, даже послать старине Мартину Касаусу письмецо, в котором он напишет, что просит у того прощения, и что он понимает, почему Мартин пытался его убить. Он смог бы сидеть у реки и слушать, как шлепает вода по камням набережной. Он смог бы раздобыть себе фургон и улететь туда, где не будет ни людей, ни пришельцев, ни тюрем. Все, что от него требуется, — это рассказать им. Он приподнялся на локтях.
— Я все скажу! — прохрипел он. — Давайте же, pendejos! Вы хотели знать, что там, так я, мать вашу, скажу. Скажу, мать вашу! Только отпустите меня!
Никто его не слышал. Дверь не отворилась.
— Только отпустите меня!
Он так и заснул в изнеможении на полу, и ему снилось, что его двойник сидит в камере вместе с ним, курит сигарету и похваляется амурными победами, которых Рамон не помнил. Он пытался перебить двойника, кричал тому, что они в опасности, что ему нужно убраться отсюда, и только потом вспомнил, что тот мертв. Двойник, который стал еще и Маннеком, а потом и Паленки, пустился в сладострастное описание того, как он трахал спутницу европейца, когда Рамону удалось-таки перебить его, заявив скорее мысленно, чем вслух, что этого никогда не происходило.
— Откуда тебе знать? — спросил двойник. — Тебя же там не было. Кто ты вообще, мать твою, такой?
— Я Рамон Эспехо! — крикнул Рамон и с этими словами проснулся.
Тюремный пол в темноте казался еще жестче каменного. Рамон тряс головой до тех пор, пока последние остатки кошмара не улетучились. Он заставил себя сесть и еще раз проверить свои травмы. Они оказались, решил он, скорее болезненными, нежели опасными. Его переполняло отвращение к себе — за свою слабость, за готовность помочь полиции после того, что они с ним сделали. Маннек со товарищи водили его на поводке как собачку, но они не запирали его в одной камере с психом просто так, для забавы. Такое могли сделать только люди.
— Я убью вас, ублюдки, — сказал он воображаемому констеблю, его боссу, губернатору. — Как-нибудь, когда-нибудь я освобожусь отсюда и поубиваю вас всех, жалкие pendejos!
Впрочем, это не убедило даже его самого. Когда дверь отворилась, он сообразил, что снова засыпал. В камеру вошел полицейский босс, и свет из коридора образовывал гало или даже нимб вокруг его головы. Когда глаза Рамона немного привыкли к свету, он увидел на лице у босса брезгливость.
— У вас неважный вид, сеньор Эспехо.
— Угу. Продержитесь десяток раундов против Джонни Джо Карденаса, и я на вас с удовольствием посмотрю.
Диоды на потолке засветились, стоило двери закрыться, оставив их наедине.
— Продержусь как-нибудь, — сказал босс. — Сегодня утром его повесили. Сигарету хотите?
— Нет, — мотнул головой Рамон. — Я бросаю курить. — Но пару секунд спустя он все-таки протянул руку.
Босс присел рядом с Рамоном на корточки, зажег сигарету об пол и дал ему.
— Сейчас еду принесут, — сообщил он. — И прошу у вас прощения за Пауля. Он плохо владеет собой, когда его что-либо расстраивает. Чтобы эния принял вашу сторону на глазах у губернатора? Конечно, он чрезмерно возбудился.
— Вы это так называете, да?
Босс пожал плечами с видом человека, слишком много повидавшего в этом мире.
— Надо же это как-то назвать, — вздохнул он. — Но они от вашего рассказа камня на камне не оставят. Я просто предупреждаю вас, Рамон. Так и произойдет.
— С какой стати мне врать насчет моего фур…
— Насрать всем на ваш фургон. Энии совсем рехнулись из-за этого вашего халата. Это типа инопланетный артефакт.
— А я, черт подери, что вам говорил?
Босс пропустил это мимо ушей.
— Если вы что-то от нас скрываете, мы это все равно узнаем. Губернатор не собирается миндальничать с вами. Ему известно, что это вы убили европейского посла, пусть даже он не хочет этого признавать. Копы… ну, мы не можем поддерживать вас, если этого не делает губернатор. Энии здорово кипятятся из-за этой штуки, что бы это ни было. Они хотят, чтобы мы выдали вас им.
Рамон сделал глубокий вдох, наполнив легкие дымом. Выдохнув, он увидел, как легкий поток воздуха из коридора подхватил дым и закрутил его.
— Вы выступаете от их имени?
— Я просто говорю, что вам же лучше будет, если вы скажете им то, что они хотят знать. Вся власть у них.
Рамон устало опустил голову на колени. На него нахлынули воспоминания — первый подобный приступ за много дней — и, похоже, последний в его жизни. Рамон сидел в «Эль рей». Память его совершенно прояснилась. Вонь сигаретного дыма, гладкая черная поверхность барной стойки. Он помнил стакан в руке, и то, как звенело стекло, когда он легонько щелкал по нему ногтем. Черное зеркало казалось серым в неярком свете и клубах дыма. Играла музыка, но негромко. Никто не платил за то, чтобы динамики включили громче для танцев.