Фантастика 1971 - Арутюнов Сергей (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
2
Чесноков работал старшим инженером на радиозаводе. Анечка готовила торты на кондитерской фабрике. Оба они любили стихи и разбирались в поэзии. Оба любили литературу вообще и значительную часть денег тратили на приобретение книг, чем вызывали недоумение, а иногда и смех у соседа по лестничной площадке Вениамина Кондратюка, весь бюджет которого был подчинен одной цели — приобретению мотороллера — мотоцикла — мотоцикла с коляской — «Запорожца» — «Москвича» и т. д.
Чесноков на три месяца был освобожден от мытья полов в квартире. Писать так писать!
Они приходили с работы почти одновременно, разогревали вчерашний борщ или суп с лапшой, наскоро перекусывали. Владимир выкладывал на стол лист чистой бумаги, шариковую авторучку и начинал расхаживать из угла в угол. Анечка занималась домашними делами, которые никогда не переделаешь, сколько ни старайся.
Начало каждого такого вечера пропадало для Чеснокова зря.
Он ничего не мог написать. В голову лезла всякая ерунда, которая отлично рифмовалась, но в ней не было ни крупицы чувства, правды, полета фантазии. Плоское, ремесленное, как по заказу для ширпотреба.
— Вовка, перестань мучиться, — говорила обычно Анечка, вытирая мокрые руки передником и бросая свою работу. Она брала его за шею своими маленькими крепкими руками и заглядывала ему в глаза. И ее глаза были крохотным, но интересным, ласковым миром. Маленькой вселенной.
— Ну, отпусти меня, — говорила она.
— Подожди, — отвечал он. — Я еще не все прочитал.
— Что там можно прочесть?
— Все. Там все мои стихи.
Она прижималась к его груди и слушала, как бьется там сердце, восторженное и одержимое.
Потом они садились на диван или прямо на пол, и она о чем-нибудь его опрашивала, а он отвечал. Или он спрашивал, а она отвечала. Они вспоминали — «а помнишь?», мечтали — «вот будет здорово!», спорили — «Володька, ты не прав», решали тысячи проблем и создавали тысячи новых. В голове у Чеснокова рождались музыка и стихи. Стихи у него всегда были связаны с музыкой. Она замолкала, чувствуя, что с ним происходит что-то странное. Может быть, это состояние странности она и любила в нем больше всего. Он и сейчас был таким же, как и в день их знакомства. И она хотела, чтобы он был таким всегда — близким, родным и странным.
— Прочти, — просила она шепотом.
Он начинал говорить. И она переносилась в странный, необычный и в то же время удивительно знакомый мир.
В нем были их друзья, знакомые, старый сибирский городок, ветер морей, россыпи звезд, молоденькие деревца и крики ребятишек за окном. Все было так, как она привыкла видеть каждый день, и только какой-то сдвиг его настроения делал все свежим, удивительно неожиданным. Мир раскрывался под каким-то новым углом зрения. Может быть, это было вдохновение? Или талант?
В его мире плакали и смеялись, радовались и печалились, любили и ненавидели. Но все там было честным, странным и необыкновенным. И если в его стихи иногда врывался крик боли и отчаяния при виде уродства человеческих отношений, то он звучал диссонансом. Очень странным диссонансом, без которого вся музыка поэзии превращалась в изящную пошлость.
Перо и бумага ненужными валялись на столе.
— Кажется, началась сплошная ерунда, — говорил он, и они шли гулять в Университетскую рощу или Лагерный сад, если погода была хорошая, или, раскрыв дверь на балкон, слушали шум дождя. И молчали.
Сколько можно сказать друг другу таким молчанием!
Иногда он сам записывал стихи, иногда это делала Аня.
Случалось, что у него «заклинивало» и стихи не писались. Тогда они заходили в ближайший магазин, покупали большую бутылку вина и шли к кому-нибудь в гости или приглашали к себе.
3
Сосед по площадке купил мотороллер. Чесноков помогал грузить его на машину, втаскивать в гараж и вместе с женой был приглашен на «обмыв» покупки.
Собралось человек восемь, все заядлые мотоциклисты и автомобилисты. Разговор, естественно, вертелся вокруг автомобильной темы. Кондратюка поздравляли, пили за колеса, за руль, за запчасти. Советы сыпались со всех сторон. Вениамин Кондратюк сиял.
Его жена незаметно сновала из комнаты в кухню, таская тарелки и стаканы.
Вначале Чесноков чувствовал себя очень неуютно, но потом постепенно освоился. Кондратюк то и дело бегал в гараж посмотреть, не сперли ли его мотороллер. Мотороллер никто не спер. Кондратюк показывал всем ключ зажигания и старательно окунал его в стакан с водкой.
— А почему бы и вам не купить мотороллер? — спросил он Чеснокова.
— Действительно, почему? — зашумели вокруг. — Красота! В лес, на базар, за картошкой. Быстро.
— Мы как-то не думали об этом, — сказал Чесноков.
— Да у нас и денег-то нет, — сказала Анечка.
— Ага! Денег у вас нет! На книги, на барахло есть, А на мотороллер нет!
— Книги не барахло, — сказал Чесноков.
— Ну зачем вам столько книг?
— А зачем тебе мотороллер?
— Да хотя бы в лес съездить. В автобусе не надо толкаться. Захотел — съездил. В любой момент.
— Так же и книги. Захотел — взял с полки и прочитал.
— Ну прочитал раз, и хватит. Да и в библиотеке можно взять.
— Можно ездить на такси. К чему мотороллер?
Кондратюк даже опешил:
— На мотороллере я буду ездить. Он окупается. А у вас эта макулатура стоит без пользы. Зачем?
— Это не макулатура. Это люди, друзья. Верные — и на всю жизнь.
— Врете вы! Интеллектуалами хотите казаться! Чтобы зашли к вам в квартиру и первым делом увидели полки с книгами. Вот, дескать, умные люди живут. Сервант с посудой в угол, значит, а книжки на видное место… Знайте все, что мы выше соседа! Он мотороллер купил, а книг не покупает! Писаки гонорары задарма получают. Землю бы всех копать заставить!
— Это ты переборщил, — начали успокаивать Кондратюка.
— Подумаешь! — орал хозяин. — Я тоже книжный шкаф заведу!
— Кур заводят, — сказал Чесноков.
— Вот мотоцикл куплю, а потом книг полный шкаф наставлю, чтобы все знали, что я тоже не дурак.
— Пойдем домой, Володя, — сказала Анечка.
— Ну нет! — заорал Чесноков и даже ударил кулаком по столу. — Я тебе не дам книги покупать. Не позволю! Там люди, мысли. И чтобы их в твой шкаф, гроб? Они там зачахнут, с ума сойдут, умрут. Не позволю!
Анечка тянула Чеснокова за рукав. Кондратюка держали за пиджак, а он все порывался броситься врукопашную.
Чесноков проснулся на другой день с пакостным привкусом во рту. Голова хоть, слава богу, не болела. Анечка только сказала:
— Как ты мог затеять с ним этот разговор?
— Разве я начал? — оправдывался Чесноков.
На площадке он встретился с Кондратюком. Было как-то неловко за вчерашнее, и он спросил: — Э-э, Вениамин, как у тебя мотороллер?
— Спасибо, ничего, — ответил Кондратюк. Он тоже не совсем уверенно чувствовал себя после вчерашнего разговора. — А ты, Владимир, дал бы мне что-нибудь почитать. А? Чтоб за душу взяло!
— Такого у меня нет, да и вряд ли где найдется, — ответил Чесноков, но Кондратюк не понял иронии.
— Ну что-нибудь там современное. Что в этом году на соискание Государственной премии выдвинуто?
Они прикурили от одной спички и вместе вышли из подъезда.
Работали они на одном заводе, в одном отделе.
С неделю Чесноков просил Анечку даже и не упоминать о стихах и литературе вообще.
Потом отошел.
