Петлистые времена (Повести. Рассказы) - Лукина Любовь Александровна (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
— Ну это… самое… Вот я — там, и вот я уже — здесь!
Сначала я оторопел, потом засмеялся. Доконал он меня.
— Левка!.. Ну нельзя же так, комик ты… Я, главное, его слушаю, сочувствую, а он дурака валяет! Ты что же, телепортацию освоил?
— Теле… что? — Он, оказывается, даже не знал этого слова.
— Те-ле-пор-тация. Явление такое. Человек усилием воли берет и мгновенно переносит себя на любое расстояние. Что ж ты такой несовременный-то, а, Левушка? Я вот, например, в любой культурной компании разговор поддержать могу. Сайнс-фикшн? Фэнтези? Пожалуйста… Урсула ле Гуин? Будьте любезны…
Несколько секунд его лицо было удивительно тупым. Потом просветлело.
— А-а… — с облегчением проговорил он. — Так это, значит, бывает?..
— Нет, — сказал я. — Не бывает. Ну чего ты уставился? Объяснить, почему не бывает? В шесть секунд, как любит выражаться наш общий друг Моторыгин… Ну вот представь: ты исчезаешь здесь, а возникаешь там, верно? Значит, здесь, в том месте, где ты стоял, на долю секунды должна образоваться пустота, так?.. А теперь подумай вот над чем: там, где ты возникнешь, пустоты-то ведь нет. Ее там для тебя никто не приготовил. Там — воздух, пыль, упаси боже, какой-нибудь забор или того хуже — прохожий… И вот атомы твоего тела втискиваются в атомы того, что там было… Соображаешь, о чем речь?
Я сделал паузу и полюбовался Левушкиным растерянным видом.
— А почему же тогда этого не происходит? — неуверенно возразил он.
Был отличный весенний день и за углом продавали пиво, а передо мной стоял и неумело морочил голову невысокий, оплывший, часто моргающий человек. Ну не мог Левушка Недоногов разыгрывать! Не дано ему было.
Я молча повернулся и пошел за трехлитровой банкой.
— Погоди! — В испуге он поймал меня за рукав. — Не веришь, да? Я сейчас… сейчас покажу… Ты погоди…
Он чуть присел, развел руки коромыслом и напрягся. Лицо его — и без того неказистое — от прилива крови обрюзгло и обессмыслилось.
Тут я, признаться, почувствовал некую неуверенность: черт его знает — вдруг действительно возьмет да исчезнет!..
Лучше бы он исчез! Но случилось иное. И даже не случилось — стряслось! Не знаю, поймете ли вы меня, но у него пропали руки, а сам он окаменел. Я говорю «окаменел», потому что слова «окирпичел» в русском языке нет. Передо мной в нелепой позе стояла статуя, словно выточенная целиком из куска старой кирпичной кладки. Темно-красный фон был расчерчен искривленными серыми линиями цементного раствора… Я сказал: статуя? Я оговорился. Кирпичная копия, нечеловечески точный слепок с Левушки Недоногова — вот что стояло передо мной. Руки отсутствовали, как у Венеры, причем срезы культей были оштукатурены. На правом ясно читалось процарапанное гвоздем неприличное слово.
Мне показалось, что вместе со мной оцепенел весь мир. Потом ветви вдруг зашевелились, словно бы опомнились, и по двору прошел ветерок, обронив несколько кирпичных ресничин. У статуи были ресницы!
Я попятился и продолжал пятиться до тех пор, пока не очутился в арке, ведущей со двора на улицу. Больше всего я боялся тогда закричать — мне почему-то казалось, что сбежавшиеся на крик люди обвинят во всем случившемся меня. Такое часто испытываешь во сне — страх ответственности за то, чего не совершал и не мог совершить…
Там-то, в арке, я и понял наконец, что произошло. Мало того — я понял механизм явления. Не перенос тела из одной точки в другую, но что-то вроде рокировки! Пространство, которое только что занимал Левушка, и пространство, которое он занял теперь, попросту ПОМЕНЯЛИСЬ МЕСТАМИ!.. Но если так, то значит, Левушка угодил в какое-то здание, заживо замуровав себя в одной из его стен!
Я вообразил эту глухую оштукатуренную стену с торчащей из нее вялой рукой и почувствовал дурноту.
И тут с улицы в арку вошел, пошатываясь, Левушка — целый и невредимый, только очень бледный.
— Промахнулся немножко, — хрипло сообщил он, увидев меня. — Занесло черт знает куда! Представляешь: все черно, вздохнуть — не могу, моргнуть не могу, пальцами только могу пошевелить… Хорошо, я сразу сообразил оттуда… как это? Телепорхнутъ?
Я в бешенстве схватил его за руку и подтащил к выходу, ведущему во двор.
— Смотри! — сказал я. — Видишь?
Возле статуи уже собралось человека четыре. Они не шумели, не жестикулировали — они были слишком для этого озадачены. Просто стояли и смотрели. Подошел пятый, что-то, видно, спросил. Ему ответили, и он, замолчав, тоже стал смотреть.
— Это кто? — опасливо спросил Левушка.
— Это ты! — жестко ответил я.
Он выпучил глаза, и я принялся объяснять ему, в чем дело. Понимаете? Не он — мне, а я — ему!
— Статуя? — слабым голосом переспросил Левушка. — Моя?
Он сделал шаг вперед.
— Куда? — рявкнул я. — Опознают!
…Левушка шел через двор к песочнице. Я бросился за ним. А что мне еще оставалось делать? Остановить его я не смог. Мы шли навстречу небывалому скандалу. Стоило кому-нибудь на секунду перенести взгляд с монумента на Левушку — и никаких дополнительных разъяснений не потребовалось бы.
— …значит, жил он когда-то в этом дворе, — несколько раздраженно толковала событие женщина с голубыми волосами. — А теперь ему — памятник и доску мемориальную, чего ж тут непонятного?
— А я о чем говорю! — поддержал губастый сантехник Витька из первой квартиры. — Движение зря перекрывать не будут. Там его и поставят, на перекрестке, а сюда — временно, пока пьедестал не сдадут…
— Трудился, трудился человек… — не слушая их, сокрушенно качала головой домохозяйка с двумя авоськами до земли. — Ну разве это дело привезли, свалили посреди двора… Вот, пожалуйста, уже кто-то успел! — И она указала скорбными глазами на процарапанное гвоздем неприличное слово, выхваченное из какой-то неведомой стены вместе со статуей.
Нашего с Левушкой появления не заметили.
— Из кирпича… — Девушка в стиле «кантри» брезгливо дернула плечиком. — Некрасиво…
— Оцинкуют, — успокоил Витька.
— И рук почему-то нет…
— Приделают! У них технология такая. Руки изготавливают отдельно, чтобы при транспортировке не отбить.
— Эх! — громко вырвалось вдруг у Левушки. — Не мог позу принять поприличнее!
Чуть не плача, он стискивал кулаки, и лицо его было одного цвета со статуей. Все повернулись к нам и я закрыл глаза. Вот он, скандал!..
— Так ведь скульпторы сейчас какие? — услышал я, к своему удивлению, чей-то ленивый голос. — Это раньше скульпторы были…
Они его не узнали, понимаете?! Перед ними маячили две совершенно одинаковые физиономии, но все словно ослепли.
— Брови задрал, как идиот! — во всеуслышание продолжал горевать Левушка.
Женщина с голубыми волосами смерила его негодующим взглядом.
— А памятники, между прочим, — отчеканила она, — людям не за красоту ставят! Поставили — значит заслужил!
Левушка, пораженный последними словами, медленно повернулся к ней, и глаза у него в тот момент, клянусь, были безумны…
А на следующий день он не вышел на работу.
Все у меня валилось из рук, стоило мне взглянуть на его стол.
Вчера я его еле увел от песочницы, иначе бы он с пеной у рта принялся доказывать жильцам, что это его статуя. Ночью я то и дело просыпался и каждый раз думал: «Приснилось… Слава тебе, господи…» Облегченно вздыхал и вдруг понимал, что не приснилось.
Я вставал, выходил в кухню и пил воду. За окном шевелились черные акации и я надолго припадал к стеклу, скорее угадывая, чем различая, возле песочницы, в сером просвете между двумя кронами, зловещий горбатый силуэт с обрубками вместо рук…
А точно ли он пошел вчера домой? Перед обедом я не выдержал — позвонил на работу Татьяне и, конечно, нарвался на отповедь. Ее, знаете ли, как-то не волнует, где в данный момент находится этот неврастеник. И вообще, если он хочет извиниться, то пусть делает это сам, а не через адвокатов.
Я положил трубку и вернулся за свой стол. Чертовы бабы! Перезвонить бы сейчас, сказать: «Лева тебя в нашем дворе ждет, у песочницы. Очень просит прийти…» Да нет, бесполезно. Из принципа не пойдет… А жаль.
