Сломанные ангелы - Морган Ричард (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗

– Наверное, сталкивалась с братством «Карефоур»?

Крюиксхэнк сплюнула. Достаточно точно – аккурат под поручень и ни капли на палубу.

– Подонки. Да, они были повсюду. Особенно зимой двадцать восьмого. Шлялись туда-сюда, обращали в свою веру и жгли деревни, если их не хотели слушать.

Депре обменялся со мной многозначительным взглядом. Я решился сказать:

– Знаешь, а ведь Хэнд состоял в этом братстве.

Она выпустила дым.

– Сразу и не скажешь. А-а… какая разница? Пока нет войны – такие ведут себя как обычные люди. Знаешь ли, учитывая дерьмо, что сейчас валят на Кемпа…

Она замялась, задумчиво озираясь вокруг. На Санкции IV стало обычным проверять, нет ли поблизости кого-нибудь из политического управления. Они примелькались как зашкаливающие дозиметры.

– По крайней мере та сторона не стояла бы за веру истинную. Еще в Лимонии до начала блокады я слышала, что братство изгнали из Индиго-Сити.

– Боже мой, хватит уже! – сухо заметил Депре. – Не много ли конкурентов для шишки масштаба Кемпа?

– А что? Я слышала, квеллизм тоже отрицает религию.

Я фыркнул.

– Эй, ты что?

В круг влез Шнайдер.

– Ну-ка, ну-ка… я тоже слышал. Помнишь, что сказала Квел? «Плюнь в деспотичного бога, что путает веру и счет…» Кажется, так?

– Не хрен мешать кемпистов и тех, кому по душе идеи Квел, – вмешался Оле Хансен. Он сидел, привалившись к поручню, и держал в одной руке мундштук. И ехидно произнес, протянув его в мою сторону:

– Правда, Ковач?

– Это вопрос. Кемп у Квел украл… Многое заимствовано.

Взяв мундштук, я втянул дым, держа сигарету в другой руке. Дым приятно наполнил легкие, словно облепив изнутри прохладной простыней. После сигары его действие казалось мягким, хотя вовсе не таким вкрадчивым, как тогда, на Гаерлейне-20. Наконец внутри прошла резкая волна, а грудную клетку пронизал ледяной ветер. Закашлявшись, я ткнул сигарой в сторону Шнайдера:

– Дерьмом воняет твоя цитата. Неоквеллистский бред. По-моему, стишата просто сфабрикованы.

Слова произвели вялый эффект.

– О-о… хватит…

– Что?

– Боже, да это были ее слова, сказанные на смертном одре…

– Шнайдер, она не умирала!

– Умирала, не умирала… это действительно вопрос веры, – иронически заметил Депре.

Все снова засмеялись. Еще разок затянувшись, я передал мундштук нашему записному убийце.

– Ладно, слушайте, – сказал я. – О ее смерти достоверно не известно. Да, она исчезла. Но нельзя говорить «на смертном одре», если не было никакого смертного одра.

– Назови это прощальной речью.

– Назови это хренотенью.

Пошатываясь, я встал на ноги.

– Ты хотел цитату, я тебе сейчас сделаю цитату.

– Й-йес!..

– Давай!

Все отодвинулись, уступая место для драки. Откашлявшись, я громко продекламировал:

– «Мне не нужно прощения», вот что она сказала. Слова из «Дневников кампании», кстати – не фальшивка. Книгу нашли в руинах перепаханного микробомбами Миллспорта. Тогда лидеры Харлана как один сидели в эфире. Разглагольствовали, дескать: «Бог забрал ее, предъявив счет за души, погибшие с обеих сторон». А вот настоящие слова Квел: «Мне не нужно прощения, тем более от бога. Как все тираны, бог не стоит и плевка, брошенного в его сторону. Торговаться с богом? Наша сделка куда проще: я не дам ему ничего, а он заплатит тем же». Так говорила Квел.

Аплодисменты сорвались с мест как птицы. Потом все опять затихли. Я оглядел лица, ожидая увидеть ироническое выражение. Серьезнее других речь воспринял Хансен. Вцепившись в мундштук, он сидел неподвижно, и взгляд его казался остановившимся. Шнайдер, напротив, с чувством освистал аплодировавших и принялся тискать Крюиксхэнк. Стрельнув глазками по сторонам, лимонская девочка радостно захихикала. Что касается Люка Депре, реакция убийцы осталась неопределенной.

– Почитай нам стихи, – спокойно попросил он. Шнайдер оскалился.

– Ага, про нашу победу.

Мне почему-то вспомнилась госпитальная палуба. Леманако, Квок и Мунхарто. Они стояли вокруг, и раны были их единственными наградами. Они никого не проклинали. Волчата из «Клина», пушечное мясо. Они смотрели на меня в ожидании слов, уже зная, что их бросят в мясорубку и все начнется сначала. Где же мое прощение?

– Никогда не читал ее стихов, – солгал я и медленно пошел к носу судна вдоль поручня. На баке я облокотился на ограждение и сделал глубокий вдох – так, словно воздух на самом деле был чистым. На горизонте постепенно гасли огни пожара, догоравшего после нашего обстрела.

Несколько минут я смотрел, время от времени переводя взгляд с огней на кончик тлеющей сигареты. Подошла Крюиксхэнк.

– Похоже, квеллистские штучки глубже, чем кажутся. Хе… То, что ты с Харлана – это не шутка?

– Нет.

– Нет?

– Категорически. Квел… Она была чертовым параноиком. Движением руки убивала больше народу, чем флот Протектората за год боевых действий.

– Ого, впечатляет.

Посмотрев на Крюиксхэнк, я не смог удержаться от смеха.

– Ой, ой… Крюиксхэнк, Крюиксхэнк…

– Ты это к чему?

Покачав головой, честно сказал:

– Однажды, лет примерно через сто пятьдесят, ты вспомнишь наш разговор. Когда окажешься в моем положении.

– Ах да, старичок, конечно…

Снова покачав головой, я не сумел прогнать с лица улыбку.

– Все ты знаешь…

– Ладно тебе. Я с одиннадцати лет в твоем положении.

– Надо же! Целое десятилетие.

Едва усмехнувшись, Крюиксхэнк уставилась вниз, на черную поверхность воды и на отражавшиеся в ней звезды.

– Ковач, мне уже двадцать два.

Что-то в ее голосе никак не вязалось с улыбкой.

– У меня пять лет выслуги, из них три – в тактическом резерве. Нас призывали во флот, а по распределению я была девятой из выпуска. Учти: из восьмидесяти курсантов. А по боевой подготовке – вообще шла седьмой. Капрала дали в девятнадцать, а сержанта – в двадцать один.

– Убита – в двадцать два.

Я резковато произнес последние слова, и Крюиксхэнк тяжело вздохнула:

– Да, мужик, настроение у тебя дерьмовое. Да, умерла в двадцать два. А теперь снова хожу и воюю, как все. Как все, здесь присутствующие. Ковач, я плохая… очень плохая девочка. Оставь свой тон. Я не младшая сестра.

Мои брови медленно поползли вверх. Потому, наверное, что она была близка к истине. Как никогда и как никто.

– Что ты такое сказала… Плохая девочка?

– Да… Говорю и вижу, как ты смотришь, – выдохнув струю дыма в направлении берега, она стряхнула пепел в воду. – А что ты говорил, старичок? Успеем ли, пока нас не вырубила радиация? Как оцениваешь момент?

В голове мелькнули воспоминания совсем о другом пляже и о склонивших свои стволы пальмах. О стволах, похожих на шеи динозавров. И еще воспоминание – о Тане Вордени, скользящей в воде на моих коленях.

– Крюиксхэнк, честно говоря, не знаю. Думаю, не время и не место.

– Тебя так пугают эти ворота?

– Я имел в виду нечто другое.

Тут она неопределенно махнула рукой:

– Как бы там ни было… Думаешь, эта женщина сумеет их открыть?

– Ворота? Ладно, Вордени открыла их в прошлый раз.

– Да, так. Мужик, а выглядит она… дерьмово.

– Думаю, тебе тоже стоит посетить лагерь.

– Спасибо, Ковач, после тебя. – Крюиксхэнк заметно оскорбилась. – Не мы строим эти лагеря. Скорее солдаты правительства. Чисто местные войска.

Запрыгнем на волну.

– Крюиксхэнк, ни хера ты жизни не знаешь.

Она слегка опешила, пропуская выпад. Потом заговорила, с трудом пряча притаившуюся в уголках рта обиду:

– Ладно… Зато знаю, что говорят про «Клин» Кареры. Про показательные расстрелы пленных, вот про что говорят. Очень грязная работа – ну, если уж «предъявлять счет за души». Что еще хочешь знать? Надежна ли я как партнер по связке?

Она отвернулась, уставившись в воду. Несколько секунд я продолжал смотреть на Крюиксхэнк в профиль, пытаясь осознать, каким образом упустил инициативу, и, к своему стыду, не мог этого понять. Потом облокотился на поручень рядом с ней.