НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 23 - Биленкин Дмитрий Александрович (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗

Давал ли себе отчёт ГОЛЕМ в наших заблуждениях? Я полагаю, что да, и были они ему безразличны. Интеллект собеседника был для него всем, его личность ничем. Впрочем, он вовсе не скрывал этого, раз называл личность нашим увечьем. Мы, однако, не относили такие замечания к себе. Мы относили их к другим людям, а ГОЛЕМ не выводил нас из этого заблуждения.

Я не допускаю, чтобы кто-нибудь другой на нашем месте мог сопротивляться ауре ГОЛЕМА. Мы жили окружённые его аурой. Поэтому таким потрясением стал для нас его неожиданный уход. В течение нескольких дней мы жили как в осаде, засыпанные телеграммами, градом телефонных звонков, допрашиваемые правительственными комиссиями, прессой и беспомощные до одурения. Нам постоянно задавали один и тот же вопрос, что стало с ГОЛЕМОМ, который физически ведь не трогался с места, но вся его материальная огромность молчала как мёртвая. Постепенно мы стали приказчиками разорившегося предприятия и, неплатёжеспособные перед лицом поражённого мира, имели на выбор либо собственные догадки, либо признание собственного незнания, в которое не хотелось верить. Мы чувствовали себя обманутыми и преданными. Сейчас я смотрю на то время иначе. Не потому, что я дошёл в вопросе ухода ГОЛЕМА до какой-нибудь уверенности. Конечно, я сформулировал для себя некоторое объяснение, но не делился им публично ни с кем. Всё еще не известно, отправился ли он каким-то невидимым способом в космическое путешествие, или исчез вместе с ЧЕСТНОЙ ЭННИ, сделав неверный шаг ввысь по той топософической лестнице, о которой он говорил в последнее время. Мы не знали тогда, что это его последняя лекция. Как обычно в такой ситуации во множестве появились наивные, сенсационные и странные утверждения. Нашлись люди, которые видели в ту самую ночь облако света над зданием, похожее на полярное сияние, и то, как этот свет вознёсся к тучам, чтобы в них исчезнуть. Не было недостатка и в таких, которые видели садящиеся на крышу светящиеся аппараты. Пресса писала о самоубийстве ГОЛЕМА, о том, как он посещал людей в снах, и у нас создавалось впечатление о весьма разветвлённом заговоре глупцов, которые изо всех сил старались утопить ГОЛЕМА в мифологических бреднях, так типичных для нашего времени. Не было никакого сияния, никакого необычного явления, никакого посещения или предчувствия, не было ничего кроме кратковременного роста потребления электрической мощности в обоих зданиях в два часа десять минут ночи и полного прекращения этого потребления через минуту. Кроме этого следа в записях электрических счётчиков не обнаружилось ничего, ГОЛЕМ брал из сети девяносто процентов допустимой мощности в течение девяти минут, а ЧЕСТНАЯ ЭННИ на сорок процентов больше, чем обычно. Как подсчитал доктор Вирек (Viereck), обе машины потребили одинаковое количество киловаттов, так как ЧЕСТНАЯ ЭННИ в норме сама вырабатывала питающую её энергию. Отсюда мы сделали вывод, что это не было ни случайностью, ни дефектом, хотя именно об этом столько писалось. На следующий день ГОЛЕМ молчал и больше уже не отвечал. Расследование наших специалистов, предпринятое спустя целый месяц, ибо столько времени длилось ожидание разрешения на «вскрытие», обнаружило разрушение связи основных блоков и слабые очаги радиоактивности в субагрегатах Джозефсона. Большинство экспертов полагало, что это были сознательно вызванные разрушения, что они играли роль своего рода заметания следов того, что произошло прежде. Что, стало быть, обе машины сделали что-то, для чего им не требовалась чрезвычайно большая мощность, а та, что использовалась, пошла единственно на то, чтобы сорвать все попытки их отремонтировать или, если кто-то предпочитает воскресения. Дело приобрело сенсационных характер в мировом масштабе. Одновременно обнаружилось, как много страхов и враждебности пробуждал ГОЛЕМ, при чём скорее своим присутствием, чем всем, что говорил. И не только в широких общественных кругах, но и научном мире. Сейчас появились бестселлеры, полные самых незрелых глупостей, которые представляются в качестве решения загадки. Прочитав те из них, которые называют её «assension» (восхождение англ.) либо «assumption» (предположение — англ.), я, также как и Крив, опасался возникновения легенды ГОЛЕМА, типичного низкопробного вида, свойственного духу времени. Наше решение оставить МИТ и искать работу в других университетах было в значительной мере вызвано желанием отделить себя от такой легенды. Однако, мы ошибались. Легенда ГОЛЕМА не возникла. Вероятнее всего, потому что никто её не желал. Никому она была не нужна ни как воспоминание, ни как надежда. Мир пошёл дальше, борясь со своей повседневностью. Сверх ожидания он быстро забыл об историческом прецеденте, о том, как существо, не будучи человеком, появилось на Земле и говорило нам о себе и о нас. В кругах математиков и психиатров, так различных друг от друга, я встречался с утверждением, что умолчание и, тем самым, забвение ГОЛЕМА было своего рода защитной реакцией общества перед огромным чуждым телом, что не согласуется с тем, что мы постараемся допустить. Лишь горстка людей пережила расставание с ГОЛЕМОМ как безвременную потерю — как отвергнутость, почти как интеллектуальное сиротство. Я не говорил об этом с Кривом, но уверен, что он чувствовал тоже самое. Как будто огромное солнце, блеск которого был для нас таким сильным, что невозможно перенести, неожиданно зашло, и наступающий холод и мрак дали нам почувствовать пустоту дальнейшего существования.

Сегодня ещё можно подняться на последний этаж здания и обойти по застеклённой галерее этот огромный колодец, в котором покоится ГОЛЕМ. Никто там уже, однако, не ходит, чтобы через наклонные окна смотреть на кучи световодов, похожие теперь на мутный лёд. Я был там только два раза. Первый раз перед открытием галереи для публики, вместе с руководством МИТа, представителями властей штата и толпой журналистов. Показалась она мне тогда узкой. Безоконная стена, переходящая в купол, была спроектирована с лабиринтообразными углублениями, так как такие же борозды находятся на внутреннем своде человеческого черепа. Этот замысел архитектора поразил меня своей вульгарностью. Он был в стиле Диснейленда. Он должен был создать у посетителей впечатление, что они смотрят на огромный мозг, как будто ему нужно было рекламное оформление. Галерея не была задумана специально для посетителей. Её построили при замене обычной кровли купола. Теперь она очень толстая, так как содержит поглотители космического излучения. ГОЛЕМ сам определил химический состав для экранирующих слоёв. Мы не дали подтверждения, что это излучение влияет на его интеллектуальные способности. Он тоже не объяснил, как конкретно оно ему вредит, но средства на перестройку были быстро выделены, так как происходило это в то время, когда Пентагон, передав нам бессрочно двух световых гигантов, не потерял ещё тайной надежды на их службу. Так, по крайней мере, я полагал, так как трудно было иначе объяснить лёгкость, с какой появились кредиты. Наши информатики предполагали, что это пожелание ГОЛЕМА было высказано некоторым образом на вырост. Оно указывало на его намерения дальше развивать себя в будущем путём последовательной перестройки, для которой ему не нужна была наша помощь. Поэтому он определил такие размеры свободного пространства между сводом и собой, что пустота, оставшаяся вокруг, сама просилась, чтобы её использовали для галереи. Я, впрочем, не знаю, кому пришла в голову мысль зрелищного использования этого места, представляющего собой нечто среднее между паноптикумом и музеем. Через каждые несколько десятков шагов в нишах галереи были установлены шестиязычные информаторы, сообщающие, чем является это пространство и, что означают миллиарды вспышек, беспрестанно рождающихся в обмотках колодца. Он всегда сверкал, как кратер искусственного вулкана. Там царила тишина, нарушаемая слабым шумом кондиционеров. Почти всё здание образовывало колодец, заглянуть в который с галереи можно было через сильно наклонённые стёкла, бронированные из предосторожности. Они должны были предотвратить попытки уничтожения световых извилин, пробуждающих во многих людях больше страха, чем изумления. Сами световоды были, несомненно, нечувствительны ко всякому корпускулярному излучению, также как криотронные слои, опоясанные охлаждающими трубопроводами несколькими этажами ниже, невидимые с галереи вместе со своими побелёнными инеем камерами. Эти нижние ярусы не были доступны с галереи. Быстроходные лифты связывали подземные автостоянки напрямую с последним этажом. Техники, обслуживающие системы охлаждения, пользовались другими лифтами, служебными. Вероятно, чувствительными к излучению неба могли быть квантовые синапсы Джозефсона, находящиеся под толстыми узлами световодов. Они выступали посреди их стекловидных жил, но необходимо было о них знать, чтобы заметить, так как в беспрестанном сверкании они казались затемнёнными впадинами.