Восточный конвой - Михайлов Владимир Дмитриевич (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗
Он аккуратно переложил все к себе, стопроцентно уверенный, что владельцу содержание сумки вряд ли уже когда-либо понадобится, а вот ему, Милову – как знать. «Хотя, – прикинул он, – тащить такого бегемота, да еще при нынешней хромоте, вовсе не будет развлечением на лоне природы. Любишь кататься (за границу), – внутренне усмехаясь, подумал Милов, – люби и сумочки таскать, отнюдь не дамские…»
Закончив с инвентаризацией и присвоением чужого имущества, он позволил себе немного поразмыслить о житье-бытье.
«Давай-ка сопоставим те немногие факты, что теперь известны. Как сказал сам раненый, он работает у старика. Он – классный водитель. И оказывается в этой яме. По его словам – хотел срезать уголок…» Куда он направлялся? Если предположить, что туда же, куда держит путь и сам Милов? В таком случае очень возможно, что именно он и есть тот водитель, с чьей помощью Милову предстояло попасть в Конвой, и в паре с которым работать там.
«Надо надеяться, что он еще очнется. Все равно – придется ждать, пока не возникнет уверенность, что облава ушла достаточно далеко, а лучше – погрузилась на машины и убыла к месту постоянного расположения. Что же – переведем дыхание и подумаем – как действовать дальше… Если этот раненый – действительно тот самый водитель, который должен был проникнуть в конвой, то, похоже, вся операция идет насмарку. И ежу ясно: если он не возьмет меня в машину, когда конвой пойдет к границе, то мне окна не найти и за неделю, и за месяц – если бы я даже располагал этой самой неделей, не говоря уже о месяце – а у меня осталось… осталось уже меньше трех суток всего. А если я не отыщу окна, мне нечего будет сообщить людям. Но если даже граница закроется (хотя и не верится в такую возможность), без своего человека в конвое не удастся получить контроль над машинами и грузом… Да, ничего нельзя было придумать хуже, чем выход из строя этого человека – или технета, работающего на Орланза, черт его разберет, кто он на самом деле… И возникла целая куча поводов для размышлений. Возможно, у старика в операции заняты и еще какие-то люди – там, на переднем, так сказать, крае – но я их не знаю, и выходит, что рассчитывать можно только на самого себя. Черт, даже совета спросить не у кого – не у себя же самого, в самом деле… И тем не менее, придется советоваться с собственной персоной – и обязательно что-нибудь придумать, иначе…»
Однако вместо составления плана на ближайшее время (что было бы вполне естественно) он почему-то углубился в воспоминания; хотя, может быть, это и являлось сейчас самым полезным. Постарался сосредоточиться, невзирая на боль в ноге – или, может быть, благодаря ей.
Он стал вспоминать о самом приятном из всего, что приходилось ему переживать за все дни – после второго звонка, прозвучавшего тогда в Москве. А именно: о встрече с Евой – встреча эта состоялась после того, как Милов категорически заявил, что в противном случае он ни о чем больше разговаривать не станет, ни за какое дело не возьмется, и вообще – возьмет да и созовет пресс-конференцию.
В ответ на последнее предупреждение Хоксуорт иронически улыбнулся, но всего лишь на миг. А потом сказал:
– Хорошо. Будь по-вашему. Но только если вы согласитесь на определенные условия.
– Сначала хотел бы их услышать, – буркнул Милов.
– Нет ничего проще. Дело в том, что мисс Блумфилд совершенно не в курсе наших с вами планов. Она не имеет представления о том, что сюда вас пригласили мы. И не должна его иметь. Мы все сделаем, и она встретит вас. Однако у вас обоих сейчас плохо со временем. Так что свидание будет достаточно мимолетным.
– Интересно, как же я объясню ей мое появление?
– Очень просто. Вы очень хотели ее видеть – и приехали.
– На какие деньги?
– Сошлетесь на лекционный вариант.
– Я вовсе не желаю врать ей.
– А вы и не будете. Потому что то, чем мы просим вас заняться, и есть тот самый обмен опытом, за который мы готовы платить. Вряд ли она потребует уточнений…
– Вижу, что вы ее совершенно не знаете.
– Я хорошо ее знаю, хотя и не знаком лично. Однако ей будет просто некогда спросить. Об этом мы позаботимся.
– Только без шуток. – Милов постарался, чтобы в голосе прозвучала угроза.
– Разве мы похожи на шутников?..
Его отвезли в аэропорт, и он позвонил туда, где – как ему сказали – она сейчас должна была находиться.
Она очень обрадовалась, и одновременно огорчилась.
– О, так прекрасно, что ты приехал… и как жаль, что именно сейчас: у меня все забито, каждая минута на счету. Я даже не бываю дома… Придется тебе какое-то время пожить там в одиночестве.
– Не получится, – сказал он и объяснил, что ему предстоит прочитать курс лекций на Аляске.
– Так что потом, – сказал он. – Когда закончу.
– Ты рад? – спросила она.
– Ты знаешь.
– Не имеет значения, что знаю. Это надо повторять регулярно. Как арендную плату вносить.
Они были уже на стоянке машин.
– Хочешь повести? – спросила она.
– Боже упаси. Пока не привыкну…
– Иногда ты бываешь крайне осторожен. К счастью, не в критические мгновения.
– Именно тогда я и бываю осторожен, – возразил Милов. – Хотя со стороны этого можно и не заметить. У тебя все та же машина.
– В этом году еще можно. В будущем, если все будет благополучно…
– Поезжай без лихости, пожалуйста, – попросил Милов. – У меня неблагоприятные предчувствия.
– Все равно я тебя люблю, – сказала Ева, выезжая на дорогу.
Он пробыл у нее меньше двух часов. Это было все время, какое они могли посвятить друг другу. Но и это было прекрасно. Хотя бы потому, что сейчас можно было об этом вспомнить и хоть немного и ненадолго расслабиться – перед тем, как снова завязать все силы узлом…
«Черт, – подумал Милов, сам прервав плавно усыплявшее течение своих же собственных мыслей. – Нет, больше я так не могу. Задохнусь. И почему это мудрецы этой страны, изготовляя своих андроидов, не наделяют их способностью противостоять процессу гниения? Недомыслие. Решили, наверное, что незачем выдумывать то, что природой и без того хорошо устроено. Остроумно, конечно, только нормальные машины, ломаясь, обходятся без такого несусветного аромата… Нет, будь что будет, а форточку я все-таки открою!»
Милов поднялся, покряхтывая. На мгновение включил фонарик, чтобы восстановить ориентирование, снова выключил и, сильно хромая, направился к скобтрапу. Придется лезть, черт бы их всех побрал, никуда не денешься.
Он и полез, и уже после первых движений понял, что задачка эта – на пределе его возможностей. Хватило опереться на больную ногу, чтобы уяснить, что на нее рассчитывать никак не получится – придется просто волочить ее за собой, как бесполезный, но неизбежный груз. Для того, чтобы перенести здоровую (пока) ногу на следующую скобу, он должен был каждый раз повисать и подтягиваться на руках, и уже в скором времени руки стали возражать против такого их употребления, угрожая совершенно отказать именно в тот миг, когда они по-настоящему понадобятся. Но другой возможности одолеть высоту не придумать было. Оставалось лишь одно средство: перевести все эти движения в автоматический режим, а думать в это время о чем-нибудь совершенно другом – тогда он рано или поздно все-таки доберется до заслонки, откроет ее и сможет хоть недолго подышать свежим воздухом.
«…Ну, слава Создателю, – подумал Милов, когда рука его вместо того, чтобы нашарить очередную скобу, ухватила лишь воздух; это означало, что он добрался, наконец, до места, где начинался лаз. Уже и не верилось, что путь этот когда-нибудь кончится…»
Он поднялся еще на одну ступеньку, ухватился за поручень и медленно, осторожно потянул его на себя, открывая доступ свежему воздуху и, возможно, новой информации о том, что успело произойти на поверхности земли с тех пор, как Милов покинул ее.
