Операция «Гадюка» (сборник) - Булычев Кир (книги бесплатно читать без .txt) 📗
Мне нужна была его реакция. Реакции не последовало. Он даже не переспросил меня.
— Дерьмо твои сигареты, — сказал Ким.
— Так что ты об оружии говорил? — спросил я.
— Видел другое.
— Какое?
— Настоящее. — Ким насупился. Он ловил ускользающую мысль. Потом упрямо помахал сизыми кудрями — покраснел еще больше, чем обычно, — вишневым стал. Но не вспомнил. И ему было неловко передо мной. Он чувствовал — что-то неладно. — А ты знаешь? — спросил он после тягучей паузы.
— Кое-что знаю, — сказал я. — О «Калашникове» знаю. О гранатометах знаю, о бэтээрах. О минах…
— Ну конечно, — сказал Ким, но не вспомнил.
…Бывают такие жучки или мокрицы, что живут в подземельях. У них кожа становится полупрозрачной и бесцветной. Такое насекомое — только ростом с полчеловека — спешило по траншее. И замерло, растворившись в стенке. Лишь лучик света от облака, плеснувший на лысину, выдал патер-ламу, который снял с себя красный халат и колпак и спешил, незаметненький, к себе в норку. Вернее всего, мои последние слова он слышал — иначе зачем ему замирать и затаиваться?
Мне ничего не оставалось, как обратиться к гипнозу, надеясь, что углубившийся в размышления Ким на меня не смотрит. Я шагнул мимо Кима, остановился спиной к нему — лицом к патер-ламе и принял в его глазах облик мужика во френче по имени граф Шейн.
— Подслушиваете? — тихо спросил я голосом разведчика.
— Ой, — испугался патер-лама и побежал мимо, видно в полной растерянности позабыв о том, что подозрительные слова произнесены младшим офицером Седым.
— Ты с кем? — спросил Ким. Он не увидел ламы.
— Не вспомнил оружие?
— А черт его знает!
Он легко поднялся, кинул недокуренную сигарету, растер ее каблуком.
— Может, бросить курить, а? — спросил он.
— Я тоже так думаю, — согласился я.
Мне не хотелось кончать разговор. Надо было сделать все возможное до начала боя, время которого отмеривали песочные часы… Я не оставлял попыток сманить на свою сторону Кима.
— Странно все это, — сказал я. — Куда нас привезли?
— И я не понимаю.
— Такое впечатление, что я здесь раньше не был.
Я тоже выкинул сигарету. Словно валенок курил.
— Надо разобраться, — сказал Ким. — Ты во взвод идешь?
— Нет, — осмелился я. — Они без меня разберутся. У меня маленькое личное дело есть.
— У меня тоже небольшое дело есть. Но нам с тобой не по дороге.
— Как хочешь, — сказал я.
И я пошел по траншее следом за патер-ламой, по траншее, которая вела от передовой в тыл.
Ким шел сзади. Сначала он словно хотел подождать, пока я скроюсь из глаз, но потом плюнул и догнал меня.
Я оглянулся.
— Может, нам по пути? — спросил я.
Ким прибавил шагу.
Он поравнялся со мной, благо траншея была такой широкой, что по ней могла проехать телега.
— Я в город иду. Мне в город надо.
Он замолчал, давая мне возможность быть откровенным.
— Мне ближе, — сказал я. — Я до госпиталя.
— А зачем тебе в госпиталь?
— Туда же Маргариту послали. Риту Савельеву.
— А ты тут при чем?
— Она с Аркашей жила, с моим двоюродным братом.
— С каким еще Аркашей?
— У тебя провалы в памяти, — сказал я.
— А мне нужно в город, — сказал он. — Вот будет бой, лягу я, погибну. Реально ведь?
— Конечно, реально.
— А я мать повидать должен. И сестренку тоже, она в будущем году в школу пойдет.
— Откуда ты знаешь?
— Слушай, ты какой-то отмороженный, — сказал мне Ким. — Ты разве не из города?
— Может, из города. Но сначала я хочу с Риткой поговорить.
— А где госпиталь, знаешь?
— Не знаю — спрошу, — сказал я. Как раз навстречу нам шел местный старожил — это было видно по каске с гребнем, по распоротому и кое-как зашитому рукаву куртки и по рукоятке кинжала, торчащего из-за пояса.
Я не знал, положено ли отдавать честь, и на всякий случай отдал.
Старожил ухмыльнулся.
— Пополнение, что ли? — спросил он.
— Сегодня нас привезли, — сказал Ким.
— Давно пора, а то они нас мордами об асфальт возят. Много вас?
— Военная тайна, — сказал Ким.
— Да пошел ты! Военная тайна! Как грязью в грязи ползать — это не тайна…
— Не злись, — сказал я. — Нас было двадцать два человека, часть попала к Коршуну в роту. У него никого не осталось.
— А у кого осталось? — спросил старожил.
— Где госпиталь? — спросил я.
— Чего?
— Госпиталь, больница, санчасть, лазарет. Не знаю, как это у вас здесь называется.
— Как везде у людей, — ответил старожил. — Вторая траншея, совсем старая будет. По ней пойдешь направо до большого оврага — там лазарет собирались разбивать. Только откуда им людей набрать? Боюсь, что придется нам тут подыхать. И сколько, ты говоришь, вас прислали?
— Двадцать два человека.
— Капля в море дерьма! — изысканно выразился старожил и ушел.
Некоторое время мы шли молча. Плохи наши дела, думал я, и эхом моих мыслей прозвучали слова Кима.
— Плохи наши дела, — сказал он.
— Знаешь что, — предложил я ему, — давай вместе заглянем на минутку в лазарет, посмотрим, что там происходит, а потом я тебя в город провожу.
— Пошли, — сразу согласился Ким. Видно, и ему одному было неуютно.
Мы быстро дошли до траншеи — совсем старой, — просто канавы, только трава не выросла, хотя было тепло и земля была сухой.
Мы пошли по траншее. Мы молчали. У нас даже не было общего прошлого, о котором можно разговаривать, и не было настоящего, которое бы нас объединяло, потому что настоящее, предложенное патер-ламой и майором-идеологом, отдавало ложью.
Канава раздалась, и мы спустились в широкий овраг. Там было почти пусто. Только в одном месте грудой лежали носилки, в другом несколько солдат сбивали койки — рамы на бревнышках и на них доски.
Риту мы нашли сидящей на пустом ящике, возле нее лежала груда белых и не очень белых тряпок. Она резала их большими ножницами на узкие полоски. Другая молодая женщина, очевидно, из старшего поколения местных жителей, облаченная в серый халат, с нечесаными прямыми волосами, нездоровым обрюзгшим лицом и оплывшей фигурой, подбирала эти полоски и наматывала их на палочки — я понял, что они изготавливают бинты.
Рита была в своей одежде — может, ей еще не выдали медицинской формы: в дешевых джинсах и кожаной куртке. Она еще не успела потерять живого цвета лица. Под курткой была видна голубая майка. Я уже знал, насколько Маргарита небрежна в одежде, впрочем, это входило в ее образ — из нее получилась бы славная цыганка. Я был рад, что она жива и здорова.
— Рита, — сказал я. — Как ты тут устроилась?
Она меня не узнала.
Но вскочила. Она боялась. Она прижимала к груди белую тряпку.
— А это Ким, — сказал я, — он тоже из Меховска, ты его не помнишь?
— Слушай, уйди, а? — попросила меня Рита. — А то я сержанта позову.
— Я сам сержант. — Я постарался успокоить ее улыбкой. Рита боялась и не любила меня. Я был ей противен — это шло из подсознания, она верила в то, что я убил ее Аркашу, хотя и не помнила никакого Аркашу.
Если бы я знал кого-нибудь из ее друзей или подруг — я бы попытался превратиться в какое-нибудь существо, приятное ей. Но я никого не знал. А превратиться в Аркашу я не посмел — это было бы жестоко и могло вызвать бурную реакцию.
— Но ты-то помнишь Риту Савельеву? — спросил я у Кима.
— Пойдем, — сказал Ким. — Мы тут не нужны.
— Ну хорошо, — сказал я. — Когда ты обживешься, Рита, я вернусь. И ты перевяжешь мои раны.
— Ребята, идите по своим делам, — сказала толстуха. — Не вяжитесь. Мы вам не девки. Понял?
— Я не имел в виду ничего плохого, — сказал я. — Просто мы раньше были знакомы.
И я внушал ей: мы были знакомы, я твой друг, я твой друг… но барьер в ее памяти был настолько тверд, что она не могла и не хотела меня вспомнить.
Ким потянул меня прочь.
— Ну и госпиталь, — сказал я, когда мы отошли немного и я оглянулся посмотреть, как они режут бинты. Рита смотрела нам вслед. Я помахал ей. Она неуверенно подняла руку и уронила ее.
