Сказание о граде Ново-Китеже - Зуев-Ордынец Михаил Ефимович (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
– Эй, вы, кидайте свои машинки. Пустой номер тащите! – крикнул весело мичман.
Ему не ответили, но послышалось внизу перешептывание и шорох. Капитан послушал, подождал и шепнул мичману:
– Федор Тарасович, зажигайте свечу.
– А они из темноты по свету!
– Но ведь должны мы видеть, что они будут делать. В темноте сбежать могут. Колдунова упустим.
– В темноте они могут и в церковный подвал пробраться, – тревожно сказал Косаговский.
Но свечу зажигать не понадобилось. Свет проник в галерею с неожиданной стороны, оттуда, где был церковный подвал. Капитан вскрикнул. В галерею вошел Митьша Кудреванко. Он нес перед собой в вытянутых руках колодку сорокоустой свечи. Пламя освещало его спокойное лицо, неулыбчивые глаза и курносый нос-двустволку. Не спеша, осторожно, чтобы не погасить, поставил он свечу на высокий камень и попятился к обвалу из камней и песка. Но спрятаться за обвал не успел. Застучали длинными очередями два автомата и ручной пулемет. Митьша медленно повернулся и упал. С головы его свалилась вислоухая шапка. Птуха сорвался с верхней галереи, подбежал к Митьше и обнял его, закрыв собою от вражеских пуль. Капитан и летчик открыли огонь по братчикам, а те, к счастью для Птухи, сосредоточили огонь на Митьшиной свече. Им нужна была спасительная темнота. И пули их сбили свечу. Она погасла. В темноте послышались быстрые убегающие шаги.
– Уходят! – крикнул Ратных, полез в темноте вниз, сорвался, упал и выругался. Потом зачиркал кресалом и зажег свечу.
Братчиков не было. Птуха стоял, прижав к груди окровавленного Митыну, и повторял жалобно:
– Вот что наделали, гады!.. Вот что наделали!..
– Несите его в подвал. Перевязать надо! – крикнул сердито капитан. – Обмякли, как баба!
– Ребенок же, – горько сказал мичман и пошел в темноту.
– Виктор Дмитриевич, а мы с вами в погоню… Пошли!
Ответить Виктор не успел. Рядом раздался болезненный визг. Это Женька, забытый наверху, спрыгнул неудачно и ушибся.
– Женька! Ты-то нам и нужен, – обрадовался капитан. Он схватил оброненную Колдуновым кепку и сунул ее к носу собаки. – Нюхай! След!
Женька обнюхал кепку и повел уверенно, не отрывая носа от земли. Капитан и летчик шли за ним со свечами.
В глубине темных коридоров раскатился вдруг бешеный крик злобы и отчаяния. Его оборвали пистолетные выстрелы, три, один за другим. Им ответила автоматная очередь.
– Передрались! – остановившись, сказал капитан. – Князь решил вывести Колдунова из игры. – И закричал умоляюще: – Женька, милый, скорее! Бегом!
Женька понял, что надо торопиться. Он побежал, уверенно поворачивая на разветвлениях. В длинном коридоре пес рванулся в боковой ход и пропал в нем. Ратных и Косаговский, пригнувшись, полезли вслед за собакой в каменную дыру.
Колдунов стоял в каменном тупике у стены. Оскаленный, с дикими налитыми глазами, он рычал освирепевшим волком.
Князь Тулубахов и Остафий, любимец Колдунова, предали его. Они загнали его в каменный тупик. Пусть советские разделываются с их атаманом, а они за это время успеют далеко уйти.
Едва капитан и летчик распрямили спины под сводами пещеры, Колдунов выстрелил из пистолета. Но в темноте промахнулся.
– Ну погоди, язви тебя! – с холодным бешенством выкрикнул капитан и шепнул Виктору: – Держите его под огнем, положите и не давайте вставать.
Косаговский провел веером пуль над головой Колдунова, и тот пригнулся, потом пропал, лег. Ратных сунул свою свечу в каменную щель и пополз. Колдунова он увидел неожиданно. Братчик сидел за камнем, прижавшись к стене. Оба вскочили одновременно. Теперь решало, кто выстрелит первым. Первым нажал курок братчик. Но пуля его ушла в потолок. На руке Колдунова, вцепившись в нее клыками, повис Женька. Капитан выбил стволом автомата пистолет из рук братчика и ногой отбросил назад.
– Фу, фу! – приказал Косаговский псу. – Назад!
Пес выпустил руку Колдунова и подбежал к летчику.
– Дорогая ты моя псина, – погладил Виктор, собаку. – Цены тебе нет!
А Женька, беззаветно преданный и храбрый, сидел столбиком, весело скалясь и виляя хвостом.
– Вы были правы, господин императорский полковник, – поднял капитан на Колдунова беспощадные глаза. – Игра наша затянулась. А вот и конец. Ставок больше нет. Игра окончена!
Колдунов, опустив голову, мелко дрожал всем телом. И вдруг закричал на одной страшной ноте, высокой и хриплой, закричал последнее:
– Проклятые!.. Ненавижу вас!.. Ненавижу!..
Он рванул ворот своей черной косоворотки и впился в него зубами. Капитан кинулся к братчику, но опоздал. Колдунов судорожно всхлипнул и упал, как сбитый пулей. Лицо его начало быстро синеть.
– Японское снадобье. Действие моментальное, – тихо сказал капитан.
Колдунов лежал, оскалив зубы, особенно белые на синем лице. Блестела золотая коронка.
– Невенчанный царь ново-китежский! – сказал, летчик, глядя на труп. – Монте-Кристо двадцатого века! Убийца, вор, шпион, предатель родины! Всю жизнь вилял, путал следы, искал темные углы, менял хозяев и вот уперся в погибельный тупик!..
Превозмогая отвращение, капитан обыскал: труп. Под пиджаком и косовороткой у Колдунова была, поддета тонкая стальная кольчуга. Но нашел он только мешочек с платиной.
– Приготовился на пенсию выходить, – угрюмо, усмехнулся Ратных. И отчаянно махнул рукой. – А карты Прорвы нет! Отняли у него те двое, чтобы мы в мир не вышли.
Гранитной пластинки у Колдунова тоже не было. Ее тоже отняли у атамана поручик и Остафий.
Обратно в церковный подвал их привел Женька.
4
Митьша умирал. Дыхание было знойным, прерывистым и хриплым. При каждом вздохе на губах его лопались кровяные пузырьки. Лицо его стало маленьким и узким, слиняли крупные веснушки, пропали смечгша ямочки на щеках.
– Зачем выпустили его отсюда? – спросил шепотом капитан и осуждающе вздохнул. – Не могли с пацаном справиться.
– Не заметили мы, какой убежал, – ответил Истома.
– А я подумала, что вы его позвали, – добавила Анфиса. – Вижу, свечу взял.
– Я хотел с ним бежать, Анфиса схватила меня и не пустила, – прошептал Сережа, бледный, помертвевший от горя. Его ресницы слиплись от беспрестанно лившихся слез.
Внезапно, чем-то напуганный, он подбежал к столу, на котором лежал его друг, и закричал высоким, рыдающим голосом:
– Митына, ты не умирай!.. Слышишь, не умирай, пожалуйста! А то и я с тобой умру!
Митьша улыбнулся и закивал головой часто и виновато: прости, мол, Серьга, умираю…
А Сережа кричал не переставая, кричал отчаянно, жалобно, тоненько, будто Митьша уходил далеко-далеко:
– Митьша, не надо!.. Не надо… не надо!.. Он припал лицом к лицу Митьши и вдруг понял, до конца потрясение понял, что умер Митьша, его милый, верный друг.
Виктор взял Сережу за руку, посадил рядом с собой на скамью и крепко обнял. Сережа судорожно вздрагивал плечами, рыдал, уткнувшись в грудь брата.
– Сначала отец, потом и сын. Конец корню кудреванковскому, – прошептал бледный как мел Истома.
Капитан сморщился, будто проглотил что-то с трудом, и поднялся наверх, в церковь. Он выбежал на улицу, в тайгу, принялся бешено стаскивать в кучу сухой валежник и поджег его.
Здесь и нашли его Косаговский и Птуха, тоже поднявшиеся наверх. Здесь же было решено немедля двинуться в город, чтобы ночь не застала их в тайге.
