Сад Рамы - Кларк Артур Чарльз (мир книг TXT) 📗
— Но это не закон, — перебил ее Ричард, — а всего лишь намерения. И мы оба знаем: эта идея невероятно тупа. Вы с Кэндзи возражали… Кстати, разве не ты говорила, что мы обязаны противиться глупости большинства?
— Пожалуйста, Ричард, — ответила Николь. — Конечно, ты имеешь право объяснить всем и каждому, почему такое намерение ошибочно. Но на определении этого алгоритма сошлись теперь все противоречивые мнения. Колонисты знают, что мы близки к Ватанабэ, и, если ты будешь настаивать на своем, все решат, что это Кэндзи нарочно пытается…
Пока Николь вспоминала свои прежние разговоры с мужем, глаза ее праздно блуждали по комнате. Когда ее ум вновь сфокусировался на настоящем, она с легким удивлением обнаружила на полке над столом Ричарда три небольшие фигурки. «Принц Хэл, Фальстаф, МБ, — подумала она. — Как давно Ричард развлекал нас с вашей помощью…»
Память Николь вернулась к тем монотонным неделям, так долго тянувшимся после пробуждения от многолетнего сна. Они ожидали прибытия колонистов, и только роботы Ричарда были для них источником развлечения. Николь еще помнила, как радостно смеялись дети, как улыбался муж. «Какие же это были простые и легкие времена», — сказала она самой себе. Закрыв дверь, Николь направилась далее по коридору. «Теперь жизнь сделалась слишком сложной для нехитрых игр, и вы, маленькие друзья, остаетесь безмолвными на своей полке».
Оказавшись под уличными фонарями, Николь на мгновение остановилась возле стойки с велосипедами… помедлила, поглядела на свой, повернулась к заднему двору. Минуту спустя она уже пересекала травянистую поляну позади дома по тропке, что подымалась к горе Олимп. Николь шагала, глубоко погрузившись в думы, и долгое время не обращала внимание на окрестности. Мысли ее перепрыгивали от темы к теме; от проблем Нового Эдема к странным снам, от них к своим тревогам за детей и в особенности за Кэти.
Она оказалась на развилке дорог. Маленький забавный знак пояснял, что тропинка налево ведет к станции канатной дороги, расположенной в восьмидесяти метрах от развилки, откуда можно было подняться на вершину горы Олимп. Электроника издалека обнаружила Николь, и из кабинки канатной дороги к ней направилась биот-Гарсиа.
— Не стоит беспокоиться! — прокричала Николь. — Я хочу пройтись.
Пока тропа вилась вокруг горы над колонией, вид становился все более захватывающим. Николь остановилась возле одной из обзорных площадок, на пять сотен метров возвышавшейся над городком и находившейся в трех километрах от дома Уэйкфилдов, и поглядела на Новый Эдем… Ясная ночь, в воздухе почти не было влаги.
«Сегодня опять не будет дождя», — подумала Николь. В дождливые дни уже по утрам воздух пропитан водяными парами. Как раз под ней располагался поселок Бовуа… Огни над новой мебельной фабрикой позволяли ей различить все знакомые дома в поселке даже с этого расстояния. На севере за склоном горы прятался Сан-Мигель. На противоположном краю колонии за темным Сентрал-Сити мерцали огни над Вегасом Накамуры. Настроение мгновенно испортилось. «Проклятое заведение работает всю ночь, — пробормотала она, — расходует энергоресурсы на непристойные увеселения». Поглядев в сторону Вегаса, Николь не могла не подумать о Кэти. «Такая природная одаренность»,
— сказала она себе, с тупой болью в сердце вспоминая лицо дочери. Ей хотелось бы знать, спит ли Кэти или бодрствует в этих прихотливых сооружениях на другой стороне колонии. «О как жаль, как жаль», — со скорбью качнула головой Николь.
Они с Ричардом частенько разговаривали и расходились лишь в двух вопросах — относительно Кэти и политики в Новом Эдеме. Впрочем, нельзя сказать, что их взгляды на политику расходились. Ричард полагал, что все здешние политиканы, за исключением разве что самой Николь и, возможно, Кэндзи Ватанабэ, лишены всяких принципов. Его участие в дискуссии выглядело примерно так: Ричард объявлял скукотищей дела, творящиеся в сенате и даже в собственной приемной Николь, и отказывался продолжать разговор на эту тему.
По поводу Кэти разговоры происходили иначе. Ричард всегда утверждал, что Николь была слишком придирчива к Кэти. «И он тоже считает меня виноватой, — думала Николь, вглядываясь в далекие огни, — в том, что я не уделяла ей достаточно времени. Он осуждает меня за увлечение политической жизнью колонии, за то, что я пренебрегла детьми в самый критический момент их жизни».
Кэти теперь почти не бывала дома. Уэйкфилды не занимали ее комнату, однако ночевала она в основном в тех модных апартаментах, которые Накамура выстроил в Вегасе.
— А чем же ты расплачиваешься за них? — спросила Николь свою дочь однажды вечером, как раз перед привычным обменом колкостями.
— А как ты думаешь, мама? — воинственно отозвалась Кэти. — Я же работаю, у меня хватает времени. В университете я слушаю лишь три курса.
— И какого же рода работой ты занимаешься?
— Я выполняю роль хозяйки, развлекаю гостей… ну знаешь, все что бывает нужно, — неопределенно ответила Кэти.
Николь отвернулась от огней Вегаса. «Конечно, — сказала она себе, — нетрудно понять, что Кэти смущена. У нее не было юности. Но тем не менее она не думает исправляться…» Николь вновь отправилась на гору, стараясь разогнать мрак на сердце.
Высоты от пятисот до тысячи метров поросли густым лесом, поднявшимся уже почти на пять метров. Здесь тропа к вершине тянулась между склоном горы и внешней стеной колонии, крайне темный участок занимал почти километр. Эта тьма лишь однажды прерывалась — возле конца, там к северу была обращена обзорная площадка.
Николь достигла высочайшей точки подъема. Она остановилась на обзорной площадке и поглядела на Сан-Мигель. «Вот тебе доказательство, — подумала она, покачав головой. — В Новом Эдеме нас подкараулила неудача. Невзирая на все блага, в этом раю есть место бедности и отчаянию».
Эту проблему она предвидела, точнее, даже предсказала уже к концу своего первого года пребывания на посту временного губернатора. По иронии судьбы процесс, породивший Сан-Мигель — уровень жизни там составлял лишь половину того, что существовал в трех остальных поселках Нового Эдема, — начался сразу по прибытии «Пинты». Первая группа колонистов в основном поселилась в юго-восточном поселке, (позже он стал называться Бовуа), тем самым установив прецедент, который лишь усилился после прибытия «Ниньи». Всякий имел право селиться там, где хотел, и почти все азиаты решили жить вместе в Хаконе; европейцы, белые американцы и люди с Ближнего Востока избрали местом жительства либо Позитано, либо свободные еще дома в Бовуа. Мексиканцы и прочие люди с испанской кровью, темнокожие американцы и африканцы сами собой собрались в Сан-Мигеле.
Еще пребывая губернатором, Николь пыталась разрешить проблему фактической сегрегации в колонии, предложив утопический план переселения, в соответствии с которым в каждом из поселков следовало создать то же соотношение рас, что и во всей колонии в целом. В самом начале истории колонии, в особенности сразу после дней, проведенных в сомнариуме, ее предложение может быть и приняли бы. Тогда большая часть поселенцев видела в Николь полубогиню. Но через год стало слишком поздно. Свободная инициатива уже разделила людей по личному благосостоянию, внесла различия и в стоимость земли. Даже самые лояльные последователи Николь считали подобные планы переселения нереальными.
После завершения срока пребывания Николь на посту губернатора сенат единогласно одобрил предложение Кэндзи назначить ее одним из пяти постоянных судей Нового Эдема. Тем не менее общественное мнение о ней значительно ухудшилось, когда стали известны аргументы, которые она выдвигала в пользу несостоявшегося переселения. Николь полагала, что колонистам необходимо пожить вместе по соседству, чтобы действительно оценить величину расовых и культурных различий. Критики считали подобную точку зрения безнадежно наивной.
Отдыхая после энергичного подъема в гору, Николь еще несколько минут глядела на мерцающие огни Сан-Мигеля. И перед тем как наконец повернуть к дому, вдруг вспомнила другие мерцающие огни… вспомнила Давос, швейцарский городок на далекой планете Земля. Во время последнего отпуска, проведенного на лыжах с дочерью Женевьевой, они обедали на горе высоко над Давосом, а после еды стояли на балконе ресторана, взявшись за руки и обнявшись на холоде. Далеко внизу крохотными самоцветами мерцали огни городка. Слезы прихлынули к глазам Николь, когда ей представилась тонкая и остроумная старшая дочь, которую она не видела столько лет. «Вот спасибо тебе, Кэндзи, — пробормотала она, снова пускаясь в путь и вспоминая фотографии, которые новый друг доставил ей с Земли. — Спасибо за то, что посетил Женевьеву».
