На другой планете - Инфантьев Порфирий Павлович (читать книги бесплатно .txt) 📗
«Так вот он каков красавец, этот таинственный астроном на Марсе!» – подумал я, видя комические усилия, с которыми это странное существо старалось держать себя со мной по-нашему, по-человечески.
И несмотря на всю жуткость своего положения, едва удерживаясь от смеха, я тоже протянул было ему свою руку. Но вдруг с ужасом вскочил со своего места и в состоянии какого-то безумного исступления начал биться и прыгать по комнате. Дело в том, что, протянув руку для пожатия, я тут только заметил, что моя рука была таким же хоботом, и я сразу понял, что я сам был точно таким же чудовищем, точно таким же циклопом, с птичьим носом, с птичьими ногами, с рачьими клешнями и хвостом! Ужасу моему не было предела! Я бился головой о стены, катался по полу, стараясь отшвырнуть от себя безобразные члены своего нового тела, избавиться, выпрыгнуть из той отвратительной формы, в которую переместилось мое сознание, мое «я». Вероятно, в ту пору я был очень комичен. Я напоминал собой ту дикую, молодую лошаденку, которую в первый раз запрягли в экипаж, и она в ужасе лягает, дрожит, рвется и брыкается, стараясь освободиться от совершенно необычного приращения к ее телу каких-то новых, непонятных ей членов. Но мне освободиться от моего тела было так же трудно, как освободиться от самого себя.
Между тем чудовищный циклоп, Пакс, как он назвал себя, совершенно спокойно и невозмутимо смотрел на мои безумные усилия, терпеливо ожидая конца пароксизма.
Наконец, в совершенном изнеможении и почти без сознания, я упал на пол.
– А я хорошо сделал, что заставил вас очнуться в этой комнате, обитой мягкими обоями, а то вы переломали бы все кости в организме моего бедного сына, – спокойно и как бы про себя произнесло чудовище.
– О, боже мой! Что же это со мной происходит?! – простонал я.
– Да ничего особенного. Пароксизм миновал, и, надеюсь, теперь вы можете более здраво смотреть на вещи. Успокойтесь же, наконец!
– Но кто вы, и что вам от меня угодно? – со злобой обратился я к этому отвратительному существу, внушавшему мне такой ужас.
– Я имел уже честь вам рекомендоваться, – сказал циклоп, и в его выразительном глазу я прочел добродушную иронию. – А что мне от вас угодно, так, право же, ровно ничего. Ведь вы же сами изъявили желание побывать на нашей планете.
Ах, все это я прекрасно сознавал! Но мог ли я ожидать, что окажусь в таком положении, попаду в такую ловушку? Ведь я себе представлял, что буду здесь в обществе таких же человекоподобных существ, как на Земле, даже более совершенных физически. И вдруг очутился среди каких-то безобразных чудовищ и даже сам превратился в одного из них!
– Послушайте, – произнес я, – можете вы меня опять сейчас же возвратить на Землю?
– Сейчас же?!
– Да, сейчас же. Я не в силах, я не могу, я не хочу оставаться здесь долее ни одной минуты. Если в вас есть хоть капля искры божьей и сердца – возвратите меня обратно!
– К сожалению, я не могу этого сделать, даже если бы и хотел. Мой сын не теряет времени, он теперь уже по дороге в Шамуни, а оттуда тотчас же направится в Англию, где сядет на пароход, чтобы ехать в Америку. Его очень интересует ваш Новый Свет. Ранее трех месяцев вам и думать нечего о возвращении на Землю.
– Три месяца! Боже мой! Три месяца! Да ведь я умру здесь за это время!
– Ну, полноте! У нас такие молодые и крепкие организмы как тот, в котором вы теперь находитесь, не умирают без всяких причин. Да и что за фантазия явилась у вас возвращаться обратно, не поинтересовавшись даже тем, к чему на Земле так стремились? Стыдитесь, молодой человек! Это малодушие. Впрочем, я уверен, что когда вы совершенно придете в себя, успокоитесь и соберетесь с мыслями, то сами будете порицать себя за свою минутную слабость. А потому, чтобы не мешать вам поразмыслить и собраться с духом, я пока вас оставлю одного. До свиданья!
И, вспрыгнув по-сорочьи на нечто вроде подоконника, находившегося у огромного окна без рам и стекол, чудовище низринулось вниз головой куда-то в пространство.
Сгорая от любопытства, я, позабыв обо всем, подбежал к окну, чтобы посмотреть, что с ним сталось, и не разбилось ли оно о землю?
Подоконник был настолько высок, что мне необходимо было подпрыгнуть, чтобы взобраться на него. Движимый каким-то инстинктом, я сделал этот прыжок почти бессознательно, и притом с изумительною для самого себя ловкостью. Но, очутившись на окне, я остолбенел от изумления при виде неожиданной картины, представившейся моему глазу, единственному, но, тем не менее, так же хорошо все видящему, как и два.
У подножия огромного здания, в котором я находился, тихо плескались чудного янтарного цвета волны безбрежного моря. Картина была до того неожиданна и поразительно величественна, что я долго не мог прийти в себя.
И вдруг, не знаю почему, при виде этого простора, этого безбрежного моря с его своеобразною окраской, этого голубого неба, мне сразу сделалось весело, так весело, что, если бы не опасение упасть с подоконника в море, я, наверное, запрыгал бы от восторга! Мрачного, угнетенного настроения как не бывало, мысли в голове прояснели, и я почувствовал необычайную бодрость и подъем духа.
«И с чего это, – думалось мне, – я впал в такое малодушие? Ведь решительно ничего дурного со мной не случилось, да, по-видимому, и не должно случиться. Если меня напугал вид марсианина и мое собственное безобразие, то ведь не вечно же я буду щеголять в этом наряде? Будем воображать, что я в маскарадном костюме. Марсианин прав: мне надо как следует воспользоваться своим пребыванием здесь и осмотреть и изучить все, что достойно осмотра и изучения. И как это досадно, что я на первых же порах выказал себя таким дикарем перед этим странным субъектом, между тем как он был со мною так терпелив и добр. Какие он, после этого, может сделать заключения о нас, людях, обитателях Земли?»
И мне захотелось снова увидать моего безобразного хозяина, принести ему мои искренние извинения и сожаления по поводу происшедшего и доказать ему, что я вовсе не такой дикарь, как он, вероятно, думает.
Но странно: куда он исчез? Я глянул на море, но на его поверхности незаметно было ни малейшего предмета. По всей вероятности, он нырнул в воду и скрылся под ее волнами. И тут я вспомнил, что организм этого существа был, по-видимому, приспособлен к тому, чтобы жить и на суше и под водой, как организм наших бобров или раков, некоторые органы которых очень напоминали органы обитателей Марса.
Стоя на подоконнике, я стал рассматривать окружающую меня обстановку.
Здание, в котором я находился, выступало прямо из воды и походило на маяк среди моря. Оно имело круглую, конусообразную форму, и вершина его поднималась высоко к небу. Это было гигантское сооружение с широким основанием, напоминавшее собой одну из египетских пирамид, и по своей высоте, как мне казалось, превосходившее собою в несколько раз самую высокую из них. Впрочем, об истинных размерах как этого здания, так и вообще всех окружающих меня предметов, я, за отсутствием земных предметов для сравнения, не мог, разумеется, составить даже и приблизительного понятия. Имей я свои человеческие формы, мне нетрудно было бы, сравнивая себя с окружающими меня предметами, судить об их относительной величине. Но я был в чужой шкуре, и о размерах самой этой шкуры мог судить только тоже относительно. И кто знает? Может быть, это безбрежное море, которое расстилалось перед моими глазами, по сравнению с нашими морями было только ничтожным озерком, а здание по своим размерам не больше нашей детской игрушки, и мне, ничтожному пигмею, только казалось все это большим, как какой-нибудь букашке, живущей в дождевой луже, должен казаться огромною горой камешек, брошенный рукой ребенка. А может быть, и наоборот, я был гигантом сравнительно с людьми…
Как бы то ни было, будь я в земной человеческой оболочке, я, вероятно, о многом судил и заключал бы совершенно иначе, чем судил теперь, будучи в шкуре марсианина. Известно, что сила притяжения на Марсе в 2 с лишком раза меньше, чем на Земле, и если бы я перенесся сюда вместе с моим прежним телом, то, вероятно, я мог бы здесь чуть не летать по воздуху. Однако этого не было. В своем теперешнем теле я совсем не чувствовал никакой разницы между тяжестью на Земле и на Марсе. Словом, многое из того, что мне как человеку должно бы резко бросаться в глаза и изумлять меня, – как марсианину мне казалось вполне естественным и нисколько меня не поражало.
