Рэй Брэдбери (Том 2-й дополнительный) - Брэдбери Рэй Дуглас (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
— Мое? — спросил он у бесхитростного воздуха, у простодушной травы, у медлительной и скромной воды, что петляла мимо по песчаным отмелям.
И мир без слов ответил: твое.
Твое — без долгих скитаний и скуки, твое — без девяноста девяти лет полета, без сна в специальных камерах, без внутривенного питания, без кошмарных снов о Земле, утраченной навсегда, твое — без мучений, без боли, твое — без проб и ошибок, неудач и потерь. Твое — без пота и без страха. Твое — без ливня слез. Твое. Твое!..
Но Уайлдер не протянул рук, чтобы принять дар.
И солнце померкло в чужом небе.
И мир уплыл из-под ног.
И другой мир подплыл и провел парадом еще более яркие чудеса.
И этот мир точно так же волчком подкатился ему под ноги. И луга здесь, пожалуй, были еще сочнее, на горах лежали шапки Талых снегов, неоглядные нивы зрели немыслимыми урожаями, а у кромки нив выстроились косы, умоляющие, чтобы он их поднял, и взмахнул плечом, и скосил хлеб, и прожил свою жизнь так, как только захочет.
Твое. Самое дуновение ветерка, прикосновение воздуха к чуткому уху говорило ему: твое.
Но Уайлдер, даже не качнув головой, отступил назад. Он не произнес: нет. Он лишь подумал: отказываюсь.
И травы увяли на лугах.
Горы осыпались.
Речные отмели покрыла пыль.
И мир отпрянул.
И вновь Уайлдер стоял наедине с пространством, как стоял бог-отец перед сотворением мира из хаоса.
И наконец он заговорил и сказал себе:
— Как это было бы легко! Черт возьми, это было бы здорово. Ни работы, ничего, знай себе бери. Но… вы не можете Дать мне то, что мне нужно…
Он бросил взгляд на звезды.
— Такого не подаришь… никогда…
Звезды начали гаснуть.
— Это ведь, в сущности, просто. Я должен брать у жизни взаймы, я должен зарабатывать. Я должен заслужить…
Звезды затрепетали и умерли.
— Премного благодарен, но нет, спасибо… Звезд не стало.
Он повернулся и, не оглядываясь, зашагал сквозь темноту. Ладонью ударил в дверь. Вышел в город.
Он не слышал, как Вселенная-автомат за его спиной заголосила, забилась в рыданиях и ранах, словно женщина, которой пренебрегли. В исполинской роботовой кухне полетела посуда. Но когда посуда грохнулась на пол, Уайлдер уже исчез.
Охотник попал в музей оружия.
Прошелся между стендами.
Открыл одну из витрин и взвесил на руке ружье, похожее на усики паука.
Усики загудели, из дула вырвался рой металлических пчел, они ужалили цель-манекен ярдах в пятидесяти и упали замертво, зазвенев по полу.
Охотник кивнул восхищенно и положил ружье обратно в витрину.
Крадучись, двинулся дальше, зачарованный, как дитя, то тут, то там пробуя новые виды оружия, — одни растворяли стекло, другие заставляли металл растекаться яркими желтыми лужицами расплавленной лавы.
— Отлично! Замечательно! Просто великолепно!.. — вновь и вновь восклицал он, с грохотом открывая и закрывая витрины, пока наконец не выбрал себе ружье.
Ружье, которое спокойно и беззлобно уничтожало материю. Достаточно нажать кнопку — короткая вспышка синего света, и цель обращается в ничто. Ни крови. Ни яркой лавы. Никакого следа.
— Ладно, — объявил он, покидая музей, — оружие у нас есть. Теперь как насчет дичи, насчет Великого Зверя Большой Охоты?
Он прыгнул на движущийся тротуар.
За час он промчался мимо тысячи зданий, окинул взглядом тысячу парков, а палец ни разу даже не зачесался.
Смятенный, он перепрыгивал с ленты на ленту, меняя скорости и направления, бросался то туда, то сюда, пока не увидел реку металла, устремившуюся под землю.
Не задумываясь, кинулся к ней.
Металлический поток понес его в сокровенное чрево столицы.
Здесь всюду царила кровавая, теплая полутьма. Здесь диковинные насосы заставляли биться пульс Диа-Сао. Здесь перегонялись соки, смазывающие дороги, поднимающие лифты, наполняющие движением конторы и магазины.
Охотник застыл, пригнувшись. Глаза прищурились. Ладони взмокли. Курковый палец заскользил, прижимаясь к стали ружья.
— Да, — прошептал он. — Видит бог, пора. Вот оно! Сам Город — вот он, Великий Зверь. Как же я об этом раньше не подумал?… Город — чудовище, отвратительный хищник. Пожирает людей на завтрак, на обед и на ужин… Убивает их машинами. Перемалывает им кости, как сдобные булочки. Выплевывает, как зубочистки. И продолжает жить века после их смерти. Город, видит бог, Город! Ну что ж…
Он плыл по тусклым гротам телевизионных глаз, и те показывали ему оставленные позади аллеи и здания-башни.
Все глубже и глубже погружался он вместе с рекой в недра подземного мира. Миновал стаю вычислительных устройств, стрекочущих маниакальным хором. Поневоле вздрогнул, когда очередная гигантская машина осыпала его шелестящим снегом бумажного конфетти, — а вдруг эти дырки на перфокарте пробиты, чтобы зарегистрировать его прохождение?…
Поднял ружье. Выстрелил.
Машина растаяла.
Выстрелил снова. Ажурный каркас, поддерживавший другую машину, обратился в ничто.
Город вскрикнул.
Сперва басом, потом фальцетом, а затем голос Города стал подниматься и опускаться, как сирена. Замелькали огни. Звонки зазвонили тревогу. — Металлическая река у него под ногами задрожала и замедлила бег. Он стрелял в телевизионные экраны, уставившиеся на него враждебными бельмами. Экраны туманились и исчезали.
Город кричал все пронзительнее, кричал, пока охотник сам не разразился проклятьями и не стряхнул с себя этот безумный крик, словно зловещий прах.
Он не замечал, вернее, заметил, но слишком поздно, что дорога, по которой он мчался, низвергается в голодную пасть машины, исполнявшей какую-то позабытую функцию многое множество веков назад. ’
Он решил, что, нажав на курок, заставит ужасную пасть растаять. И она действительно растаяла. Но дорожная лента неслась, как прежде, — он пошатнулся и упал, а лента побежала еще быстрее, и тогда он вдруг сообразил, что оружие его вовсе не уничтожало цель, а лишь делало ее невидимой, и машина осталась как была, только он ее теперь не видел.
Он испустил отчаянный крик, под стать крику Города. Диким рывком отшвырнул ружье. Ружье полетело в шестерни, в зубчатки и ремни и было там перемолото и смято.
Самое последнее, что он увидел, — глубочайший ствол шахты, уходящий вниз на целую милю.
Он знал, что пройдет минуты две, не меньше, прежде чем он достигнет дна.
И хуже всего то, что он останется в сознании… В полном сознании до самого конца пути.
Реки всколыхнулись. Серебристую их поверхность покрыла рябь. Дорожки, возмущенные, хлынули на свои исконные железные берега.
Уайлдера чуть не бросило навзничь.
Причины сотрясения он видеть не мог. Пожалуй, откуда-то издалека донесся крик, эхо ужасного крика, которое тут же смолкло.
Он двинулся дальше. Серебристая лента ползла вперед. Но Город, казалось, вздыбился с разверстой пастью. Город, казалось, весь напрягся. Исполинские, неисчислимые мышцы его напружинились, готовые к чему-то…
Уайлдер почувствовал это я — мало того, что дорожка несла его, — зашагал по ней сам.
— Слава богу. Вот и врата. Чем скорей я вырвусь отсюда, тем…
Врата действительно были на месте, менее чек в ста ярдах. Но в тот же миг, будто услышав его слова, река остановилась. Река встрепенулась. И поползла в обратном направлении, туда, куда он вовсе не хотел возвращаться.
Озадаченный, Уайлдер резко обернулся, споткнулся и упал. Попробовал ухватиться за вещество стремительного тротуара.
Лицо его прижалось к решетчатой, трепещущей поверхности реки-дорожки, и он услышал рев и скрежет подземных механизмов, их гул и стон, их вечное движение, вечную готовность принять путешественников и бездельников-туристов. Под покровом невозмутимого металла жужжали и жалили выстроившиеся в боевые порядки шершни, а пчелы, потерявшие цель, гудели и затихали. Уайлдер был распростерт ничком и мог лишь наблюдать, как врата остаются далеко позади. Что-то прижимало его к тротуару, и он вдруг вспомнил: на спину давит ранцевый реактивный двигатель, способный дать ему крылья.
