Уплыть за закат (с илл) - Хайнлайн Роберт Энсон (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Остается предположить, что мать определяла безнравственные книги по запаху: ведь она в жизни не открыла ни одного труда мистера Клеменса.
Поэтому они хранились в докторском кабинете, там я их и поглощала наравне с другими, которые никогда не появлялись в гостиной. Сюда входили не только медицинские пособия, но и такие пагубные издания, как лекции полковника Роберта Ингерсолла и труды профессора Томаса Генри Гексли (эти были лучше всех).
Никогда не забуду дня, когда прочла его эссе "Гадарннские свиньи".
– Отец, – выпалила я вне себя от волнения, – нам же все время лгали!
– Возможно, – согласился он. – Что ты читаешь?
Я сказала.
– Ну, на сегодня хватит. Профессор Гексли – слишком сильное средство.
Давай немного поговорим. Как у тебя дела с десятью заповедями? Разработала окончательный вариант?
– Пожалуй.
– И сколько у тебя теперь заповедей?
– Шестнадцать, как будто.
– Многовато.
– Если бы вы позволили мне выкинуть первые пять…
– Не позволю, пока ты живешь в моем доме и ешь за моим столом. Я же хожу в церковь и пою гимны, верно? И даже не сплю на проповеди. Морин, втирать очки своим ближним – это искусство, необходимое для выживания повсюду и во все времена. Послушаем твою версию первых пяти заповедей.
– Отец, вы страшный человек и плохо кончите.
– Нет, я так и буду водить всех за нос. Ну, не тяни – я жду.
– Да, сэр. Заповедь первая: "Воздавай почести Богу, в которого верит большинство, не хихикая и даже не улыбаясь при этом".
– Дальше.
– Не сотвори себе кумира и не изображай того, что может вызвать недовольство властей и особенно миссис Гранди <персонаж пьесы Т.Мортона (конец XVIII в.), олицетворение ханжеского общественного мнения> , – вот, exempli gratia <например (лат.)> , почему в вашем анатомическом атласе не показан клитор. Миссис Гранди это не понравилось бы – у нее-то его нет.
– Или он у нее величиной с банан и ей не хочется, чтобы об этом узнали. В цензуре логики нет, но цензурой, как и раковой опухолью, пренебрегать опасно, если она имеется в наличии. Дорогая дочь, вторая заповедь существует лишь для подкрепления первой. Кумиры и образцы – это идолы, способные составить конкуренцию официальному Богу. Статуи и гравюры тут ни при чем. Продолжай.
– Не произноси имени Господа Бога твоего всуе, то есть не говори "ах ты Господи" или "ей-Богу", и не ругайся и не произноси некоторых слов, например, на букву "ж", и вообще ничего, что маме кажется вульгарным.
Отец, тут какая-то чепуха получается. Почему слово "влагалище" можно говорить, а другое, которое означает то же самое, нет? Объясни мне.
– Тебе нельзя говорить ни того ни другого слова, молодая особа, разве что в разговоре со мной… а в наших общих беседах мы будем пользоваться латинскими терминами из уважения к моей профессии и к моим сединам.
Английский синоним можешь произносить про себя, если хочется.
– Иногда хочется, хотя не могу проанализировать почему. Четвертая…
– Минутку. К третьей добавь следующее: "И не глотай окончания и суффиксы твои. Избегай синтаксических ошибок. Чти благородный английский язык, язык Шекспира, Мильтона и По, и благо будет тебе во все дни жизни твоей". Кстати, Морин, если я еще раз услышу от тебя "другой, чем", то буду долго бить тебя по голове связкой предлогов. – Отец, я же нечаянно! Я хотела сказать…
– Принято. Послушаем четвертую заповедь.
– По воскресеньям посещай церковь. Улыбайся и будь приветлива, но не строй из себя святошу. Не разрешай своим детям, когда они у тебя будут (и если будут), играть по воскресеньям перед домом или слишком шуметь, играя на заднем дворе. Помогай церкви делом и деньгами, но не выставляй этого напоказ.
– Хорошо сказано, Морин. Ты еще станешь женой проповедника.
– О Господи, отец, да я скорее в шлюхи пойду!
– Одно другому не мешает. Continuez, ma chere enfant <продолжай, дитя мое (фр.)> .
– Mais oui, mon cher papa <да, дорогой папа (фр.)> . Чти отца твоего и мать твою, пока надо. Но, оставив их дом, живи своей жизнью. Не позволяй им помыкать тобой. Mon papa, вы сами так говорили… но мне это не очень нравится. Я почитаю вас, потому что сама так хочу. И ничего не имею против мамы – просто мы с ней поем в разном ключе. Но я ей благодарна.
– Избегай благодарности, дорогая, она только портит желудок. Когда ты будешь замужем, а я умру, пригласишь ты Адель к себе жить?
– Ну-у… – призадумалась я.
– Вот и подумай. Подумай как следует, загодя… потому что решение, принятое второпях над моей свежей могилой, будет заведомо ошибочное.
Далее.
– Не убий. То есть не совершай уголовного преступления. Есть разные другие виды убийства, и каждый требует анализа… Я еще работаю над этим, отец.
– Я тоже. Запомни только, что тот, кто ест мясо, ничем не отличается от мясника.
– Да, сэр. Не допусти, чтобы тебя застигли за прелюбодеянием… то есть не забеременей, не подцепи дурную болезнь, не позволяй миссис Гранди даже и заподозрить тебя, а главное – не допусти, чтобы узнал твой супруг: он будет очень несчастен… и может с тобой развестись. Отец, я не уверена, что когда-нибудь захочу совершить прелюбодеяние… Если бы Бог хотел, чтобы у женщины было больше одного мужчины, он сотворил бы побольше мужчин – а то их и так едва хватает.
– Если бы кто хотел? Не расслышал.
– Я сказала "Бог", но вы ведь понимаете…
– Как не понять. В теологию ударилась – мне было бы легче, если б ты стала морфинисткой. Морин, когда кто-нибудь начинает говорить о "божьей воле", или о том, чего хочет Бог, или о том, чего хочет природа, если боится сказать "Бог", я сразу вижу, что этот человек намерен надуть другого… или самого себя, как в твоем случае. Выводить моральный закон из того факта, что особей мужского и женского пола рождается примерно поровну, значит высасывать его из пальца. Это столь же скользко, как "Post hoc, propler hoc" <после этого, следовательно, вследствие этого (лат.) пример распространенной логической ошибки> . Что до твоей уверенности в собственной непогрешимости, то у тебя еще молоко на губах не обсохло и только год как начались менструации… а ты полагаешь, что знаешь все о сексе и его опасностях, как испокон веку полагали все девчонки твоего возраста. Что ж, дерзай. Сожги свои корабли. Разбей сердце своему мужу и растопчи его гордость. Покрой позором своих детей. Стань предметом сплетен всего города. Пусть у тебя загноятся трубы, и пусть какой-нибудь мясник вырежет их тебе в грязной каморке без наркоза. Дерзай, Морин. Отдай все за любовь. Ибо это и есть цена бесшабашного прелюбодеяния: ты отдаешь все и сходишь в могилу, а твои дети никогда не называют твоего имени.
– Но ведь я и говорю, отец, что прелюбодеяния надо избегать: оно слишком опасно. И думаю, у меня получится. – Я улыбнулась и продекламировала:
– Мисс Уайлд уже лет тридцать шесть…
– …Бережет свою девичью честь, – подхватил отец.
– Помня о Боге,
О детях в итоге
И о том, что инспекций не счесть.
Знаю – я сам научил тебя этому лимерику. Но ты не упомянула о самом безопасном методе прелюбодеяния. А ведь ты должна его знать: я говорил тебе о нем в тот раз, когда пытался познакомить тебя со статистикой супружеских измен в нашем графстве.
– Наверное, я его упустила, отец.
– Я точно говорил об этом. Так вот, когда тебе захочется – а такое может случиться, – расскажи обо всем мужу, спроси у него разрешения, уговори его помочь, попроси посторожить тебя.
– А, да! Вы говорили, что в нашем графстве есть две такие пары, но я так и не поняла, кто они.
– Я и не хотел, чтобы ты поняла, поэтому упомянул кое-какие ложные факты.
– Я учла это, сэр, зная вас. Но все-таки не догадалась. Отец, это как-то некрасиво. А вдруг мой муж разозлится?
