Избранные научно-фантастические произведения в 3 томах. Том 1 - Беляев Александр Романович (книга регистрации .TXT, .FB2) 📗

Дальше пошло труднее. Когда Скотт запросил агента японской компании подводных работ, тот пояснил ему, что подъёмные работы их компания обычно проводит на небольшой глубине. Работать на глубине около ста метров компания отказывается. «Левиафан» же затонул на глубине нескольких сот, а возможно, и тысяч метров.

«Цену набивает», — думал Скотт, выслушивая пояснения агента, но он ошибался. Японцы отказались взяться за это дело. А пароход был уже зафрахтован. Часть денег уплачена вперёд. Отступать поздно.

Скотт бросился ко всякого рода специалистам, которые имели отношение к морям и их глубинам, прося у них совета. Однако получил ту же самую грустную отповедь.

Американские водолазы опускаются в твёрдых «панцирных» водолазных костюмах на двести пятьдесят-триста метров, к это почти граница для водолазных работ.

Один учёный предложил Скотту воспользоваться аппаратом для подводного телевидения.

— Вы наверняка сможете с его помощью найти на дне затонувшее судно, — сказал он.

Аппарат для подводного телевидения надо ещё заказать.

Американские компании подводных работ дерут очень дорого за лишнюю сотню метров глубины. Что делать? Пригласить компаньонов? Скотту не трудно было сообщить, что на «Левиафане» есть пять бочонков с золотом. Но тогда придётся половину золота отдать компаньону. Скотт был слишком скуп, чтобы согласиться на это. К тому же и найти компаньона не так уж легко. Капиталисты с небольшим и средним достатком давно разорились от кризиса, а крупные неохотно идут на авантюры. Они согласятся иметь меньшую, но верную прибыль на капитал и уж, во всяком случае, потребуют доказательств не только существования, но и технических возможностей добыть бочонки со дна.

Скотт соображал, а время шло, зафрахтованная «Урания» стояла в порту, каждый день приносил бесплодные затраты. И Скотт решил пригласить двух японских водолазов — их помощь в этом деле, во всяком случае, может пригодиться, — приобрести аппарат подводного телевидения, «купить» безработного радиоинженера, радиотехника или специалиста по телевидению и отплыть на место гибели «Левиафана», обдумывая дорогой, как добыть золото со дна океана.

Японцев-водолазов ему удалось найти помимо компании. Телеустановка и радиоспециалист Поуэрс стоили ему дороже, чем он предполагал. Эти непредвиденные расходы съели почти все остатки его капитала. Остальное он истратил на топливо, провиант, воду, заработную плату экипажу.

Когда «Урания» развела пары и оставила порт, Скотт мог сказать о себе словами древнего философа: «Всё моё ношу с собой». Он поставил на карту действительно всё и в случае неудачи сошёл бы на берег бедняком из бедняков.

Он давно привык к ударам судьбы, но перспектива нового разорения его угнетала, и он решил любой ценой завладеть погибшим сокровищем. Если ему удастся найти на дне океана «Левиафан», это будет половиной победы. Тогда, в крайнем случае, легче будет найти компаньона.

Встреча советской флотилии в Атлантическом океане, на месте гибели «Левиафана», была неожиданным ударом для Скотта. Он не сомневался в том, что большевики каким-то образом проведали о золоте и пришли сюда ради него. У них три судна, прекрасные телеустановки, главное же — почти неисчерпаемые материальные и технические ресурсы. Разве частный капиталист (а Скотт в это время был капиталистом без капитала), разве даже капиталист-миллионер мог конкурировать с целой державой, к тому же с такой, которая не жалеет средств, чтобы достичь цели! Скотт помнил всю историю покорения большевиками стратосферы, освоения Великого Северного морского пути, челюскинскую эпопею… Оставалось надеяться на счастливый случай. Но он не приходил. Тогда Скотт решил сделать первый визит на траулер, чтобы позондировать почву.

Этот визит закончился ничем. Был момент, когда Скотт почти верил в то, что большевиков привела в океан научная цель. Но вскоре выяснилось, что это не так. И Скотту всё стало «ясно, как день», когда над поверхностью океана появился «паук». У Скотта же не было таких «механических рук». В воздухе над бортом траулера закачался бочонок. О, конечно, бочонок с золотом.

В это мгновение Скотт чувствовал себя обворованным, разорённым, погибшим. Он чувствовал, что вторично ему не посчастливится найти золотые россыпи — недостанет физических сил. Его здоровье было сильно подорвано скитаниями по всем тропическим «закоулкам». Сказалось и злоупотребление алкоголем, к которому он поначалу всерьёз прибегал как к средству против малярии.

Одним словом, его карта была бита. И он впервые в жизни впал в истерику, на какое-то время потерял сознание — одним словом, вёл себя как никчемнейший неврастеник.

Правда, он скоро избавился от психической придавленности, но всё же его положение было почти безнадёжным. Он решил «не срамиться в игре» и перешёл к пакостям. Но ему долго не продержаться на этом, если только ему не посчастливится первым найти «Левиафан».

И ещё один момент чрезвычайно расстроил Скотта: «паук» достал бочонок прямо со дна моря. Между тем на этом месте, — а Скотт его уже осмотрел, — «Левиафана» не было. Как это понимать? Вильямс, видимо, не сдавал свой чересчур дорогой груз в багаж и хранил бочонки в своей каюте. Что же случилось на пароходе во время аварии? Возможно, этот бочонок украли матросы, проведав о золоте? Возможно, сам Вильямс успел погрузить все бочонки в шлюпку, и они вместе с ним утонули на большом расстоянии от «Левиафана»… Это вероятнее всего. Чёрт побери! Вещь потерянная — вещь ничья, «рес нулиус», как говорили римские юристы. Формально, юридически, Скотт не может заявить права на золото и требовать его возврата от большевиков. Да к тому же и обосновывать это право не так уж легко. В крайнем случае, суд мог признать право наполовину. Ведь как ни нечестно поступил Вильямс, половина принадлежала ему или его наследникам.

Короче: один бочонок надо было сбросить со счётов. Но на дне лежат ещё четыре. Остаётся одно — продолжать игру. Если Скотту удастся найти хотя бы один бочонок, все затраты на экспедицию окупятся и у него останется ещё капитал, с которым можно снова начать борьбу за «лучшее место в худшем из миров».

Но действовать надо решительно. Месяц кончался, и если в последние его дни не удастся найти хотя бы один бочонок, игра окончательно проиграна.

Да, сейчас надо действовать решительно. В крайнем случае, пойти на кое-какие соглашения с соперниками.

ВТОРОЙ ВИЗИТ СКОТТА

Скотт не подходил к стойке целый день и всю ночь. Утром он встал, тщательно побрился, надел свой лучший костюм и приказал спустить шлюпку. Поступившись самолюбием, Скотт решил сделать второй визит на траулер.

На этот раз он вёл себя не так высокомерно. Он «только сохранял достоинство». О, нет, он пришёл вовсе не как проситель. Он желает разговаривать «как равный с равным». «Международная конференция на волнах Атлантического океана», — как говорил он, чтобы поднять свой дух.

Его приняли, как и в первый раз, уважительно, с холодноватой корректностью. На иное он и не рассчитывал.

— Мистер! — сказал Скотт, усаживаясь в предложенное кресло и протягивая капитану Маковскому сигару, от которой тот отказался. — Мистер, прошлый раз мы говорили о том, что нам надо установить некий модус, чтобы не мешать друг другу.

Маковский качнул головой и ответил, как бывалый дипломат:

— Мистер Скотт, во всяком случае, вы отнюдь не являетесь стороной, которая могла бы пожаловаться на невыполнение этого условия.

— Я и не жалуюсь, — сказал Скотт. — Я хотел бы поговорить с вами совсем откровенно. Наши политические разногласия, надеюсь, не помешают нам относиться друг к другу, как это пристало подлинным джентльменам. — Это было сказано не без некоторой иронии по адресу собеседника.

— Я вас слушаю.

Скотт выпустил облачко дыма и проследил за ним, чтобы собраться с мыслями.

— Я не богат. То есть не очень богат, — поправился он и снова сделал паузу. Возможно, он не так начал. — В прошлый раз, — продолжал он, — я не сказал вам, как и вы мне, между прочим, о цели прибытия сюда. Сегодня я решил быть с вами до конца откровенным. — Маковский кивнул головой. — На этом месте, где мы теперь находимся, как вам известно, лежит затонувший пароход «Левиафан». На нём плыл мой родственник, который вёз из Южной Америки в Европу наше, то есть его и моё, золото. Так сказать, наше фамильное достояние…