Когда под ногами бездна - Эффинджер Джордж Алек (книга жизни .txt) 📗
Улицы в этом квартале уже были пустынны, но чем ближе я подходил к Будайину, тем больше встречалось прохожих. Я миновал Южные ворота и зашагал по Улице. Во рту пересохло, хотя училки по идее должны контролировать работу эндокринной системы. Хорошо еще, что я не чувствовал страха, потому что… потому что на самом деле напуган до смерти. Мне повстречался Полу-Хадж; он что-то бормотал, но я просто кивнул ему и прошел мимо, словно столкнулся с незнакомым человеком. Должно быть, сегодня в городе проходил какой-то съезд или к нам привезли группу туристов, потому что мне вспомнились небольшие скопления чужаков посреди Улицы, глазеющих на живописные бары и кафе. Я даже не удосуживался обойти их, просто расталкивал стоявших на пути.
Когда я добрался до магазина Шиита, дверь была заперта. Я стоял, тупо уставившись на нее. Не помню, чтобы заведение Хасана когда-нибудь закрывали.
Если бы такое увидел обычный человек по имени Марид Одран, он сообщил бы Оккингу; но сейчас здесь стояли Одран и его чудо-училки. Поэтому я вмазал несколько раз по замку. Наконец он не выдержал моего натиска, и я смог войти.
Абдул-Хасан, наш юный американец, естественно, не сидел на своем обычном месте. Я быстро пересек комнату, сорвал ткань, прикрывавшую вход на склад. Там тоже никого не оказалось. Почти бегом преодолев неосвещенный проход между высокими рядами деревянных ящиков с товарами, я распахнул массивную стальную дверь и вышел в темный переулок. Напротив в стене красовалась еще одна дверь, а за ней — комната, в которой когда-то я выторговывал свободу для Никки (увы, она недолго наслаждалась ею). Я подошел к последнему препятствию и забарабанил по гулкому металлу. Нулевой результат. Я снова принялся отбивать кулаки. В конце концов послышался тонкий голос, сообщавший мне что-то по-английски.
— Хасан! — заорал я.
Новая порция загадочных отрывистых фраз; затем голос утих, а через несколько секунд его обладатель опять выкрикнул несколько слов на языке неверных янки. Я поклялся, что, если переживу сегодняшнюю ночь, обязательно куплю пареньку училку арабского языка. Вытащив конверт с деньгами, я стал размахивать им в воздухе, вопя как пароль:
— Хасан! Хасан!
Дверь чуть приоткрылась. Я вынул тысячную банкноту, сунул в руку юного американца, дал ему полюбоваться на остальные хрустики и повторил:
— Хасан! Хасан!
Дверь с грохотом захлопнулась; мои деньги бесследно исчезли.
Когда дверь снова приоткрылась, я был готов действовать: сразу же вцепился в нее, потянул изо всех сил, заставив мальчишку в конце концов отпустить ручку.
Он, пронзительно вскрикнув, навалился на дверь, но все-таки разжал пальцы. Я распахнул ее и сразу согнулся пополам: поганец стукнул меня изо всех сил. Из-за его маленького роста удар не попал в цель, но все равно было чувствительно. Я схватил его за рубашку, влепил пару хороших затрещин, стукнул головой о стену и отпустил. Абдул-Хасан мешком свалился на грязную мостовую. Я немного постоял, чтобы отдышаться. Училки работали отлично: сердце билось ровно, как будто я только что отплясывал на вечеринке, а не дрался. Перед тем как отправиться дальше, я нагнулся над мальчишкой и вытащил зажатую в кулаке тысячную банкноту.
Как часто говорила моя мамочка: «Никогда не бросай свои вещи где попало».
На первом этаже — ни души. Я решил запереть за собой стальную дверь, чтобы ни американец, ни другие злоумышленники не смогли подкрасться сзади, но потом передумал: возможно, придется быстро сматываться. Прижимаясь к стене, стараясь идти бесшумно, я медленно и осторожно двинулся к лестнице, которая вела наверх.
Без моих училок я был бы сейчас далеко отсюда, нашептывая всякие красивые фразы на ушко незнакомке на каком-нибудь романтическом языке. Я вытащил коробку с приставками и задумался. Обе моих розетки загружены не полностью, можно нацепить еще штуки три, но я ведь, кажется, обзавелся всем, что пригодится в критической ситуации. Если честно, оставалась еще черная училка, воздействующая на центр наказания. Вряд ли когда-нибудь соглашусь подключить эту страшную штуку; с другой стороны, если придется столкнуться лицом к лицу с чудищем, вроде Хана, имея при себе только хлебный нож, я скорее стану разъяренным хищником, чем визжащим от бессилия, страха и боли царем природы.
В комнате второго этажа находилось два человека. В углу, рассеянно улыбаясь и сонно протирая глаза, стоял Хасан. Он выглядел так, словно его отвлекли от некоего приятного времяпрепровождения.
— А, Одран, мой племянник.
— Хасан…
— Тебя впустил мальчик?
— Я дал ему тысячу киамов и избавил от ответственности. Потом избавил и от денег. Хасан тихонько рассмеялся:
— Как ты знаешь, я привязан к мальчишке, но он американец.
Непонятно, что хотел сказать Шиит: то ли «он американец, значит, тупой», то ли «он американец, этого добра навалом, я всегда могу достать другого».
— Он нам не помешает.
— Очень хорошо, о обладатель многих достоинств, — согласился Хасан.
Он опустил глаза на Оккинга, распростертого на полу. Ноги и руки лейтенанта были привязаны нейлоновыми веревками к кольцам, вделанным в стены.
Совершенно очевидно, что Хасан так забавлялся и раньше. Причем довольно часто.
Тело, конечности и лицо Оккинга покрывали ожоги от сигарет и длинные порезы, из которых сочилась кровь. Не знаю, кричал он или нет, — училки заставили меня сосредоточить все внимание на Хасане. Но одно могу сказать точно: он был еще жив.
— В конце концов ты все-таки добрался до легавого, — констатировал я. Наверное, сейчас жалеешь, что у него нет розетки. Ты ведь любишь использовать свой особый модик, правда?
Хасан поднял брови.
— Да, тут уж ничего не поделаешь… Но зато у тебя их целых две. Я предвкушаю удовольствие, которое ты скоро подаришь мне, о сынок. Кстати, должен поблагодарить тебя за то, что порекомендовал мне этого полицейского. Я, честно говоря, пребывал в уверенности, что мой сегодняшний гость и вправду тот безмозглый болван, за которого он себя выдавал. Но ты постоянно твердил, что он скрывает важную информацию. В конце концов я подумал, что не могу рисковать: а вдруг ты прав?
Я нахмурился, посмотрев на извивающееся тело Оккинга, и мысленно пообещал, что, когда снова стану самим собой, непременно ударюсь в истерику.
— С самого начала, — сказал я спокойно, словно обсуждая стоимость партии пилюлей, — я вбил себе в башку, что у нас орудуют два убийцы-модика. Я не мог даже представить себе, что вторым преступником может оказаться старый добрый маньяк. Какой же я болван: ломал голову, пытаясь перехитрить суперсовременного профессионала международного класса, а это был всего-навсего местный старикашка-пакостник! Господи, сколько времени потрачено впустую, Хасан! Стыдно мне было брать деньги у Папы за такую паршивую работу! — Естественно, произнося эту речь, я незаметно подбирался все ближе и ближе к нему, разглядывая тело, распростертое на полу, с печалью и укоризной покачивая головой — в общем, изображая из себя добросердечного, умудренного опытом сержанта полиции, который пытается урезонить слабонервного жлоба, собравшегося прыгнуть с энного этажа небоскреба. Можете поверить мне на слово: это гораздо труднее, чем кажется!
— Ты больше не получишь от Фридландер-Бея ни киама. — Казалось, Хасан искренне опечален моей судьбой.
— Может быть, да, а может, нет, кто знает? — Я медленно приближался к нему, не отрывая взгляда от пухлых коротких пальцев, сжимающих обычный дешевый кривой арабский нож. — Каким же я был слепцом! Ты работал на русских.
— Конечно, — раздраженно отрезал Хасан.
— Ты похитил Никки.
Он удивленно посмотрел на меня:
— Нет, мой племянник, ее забрал Абдулла, а не я.
— Но он действовал по твоему приказу.
— По приказу Богатырева.
— Абдулла похитил ее из виллы Сейполта:
Хасан молча кивнул.
— Значит, Никки еще была жива, когда я в первый раз разговаривал с немцем.
Она находилась где-то в доме. Сейполт не собирался убивать ее. Потом, когда я ворвался к нему, чтобы выведать правду, он уже был трупом.
