Операция “Антиирод” - Каминская Полина (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Букет в замешательстве поерзал по столу и даже потерял форму, снова став каплей.
– К сожалению, на данный момент я не уполномочен обсуждать с вами ваше ближайшее будущее...
– А ЧТО вы уполномочены обсуждать? – поинтересовался Саша. Логичней, кстати, было бы спросить: КЕМ уполномочен?
– Ну-у... Ваши привязанности, способности, гм, гм, притязания...
– Что, что? Какие это еще притязания?
– В частности, я должен был выяснить ваше отношение к подвигу.
– Положительное, – доверительно сообщил Саша, откидываясь на стуле. Никакого удовольствия прием пищи ему не доставил, но чувство голода исчезло.
– Какой вид подвига предпочитаете? Героический Одномоментный? С жертвами? Без? Протяженный Дискретный? Протяженный Единовременный? За Идею? Немотивированный? Во имя кого-либо? Анонимный?
Саша совершенно растерялся от вываленной на него внезапно столь необычной классификации подвигов.
– Я... немножко не понял... Как, как вы сказали? Протяженная идея?
– Я не говорил: протяженная идея! – строго осадил его букет. И тихо добавил про себя: – Предупреждали же меня – вин до еды не подавать...
– Не могли бы вы рассказать поподробней? – попросил Саша, пропуская мимо ушей замечание насчет вина.
– Хорошо. Давайте подробней. – Букет покачал цветами и заговорил тоном учительницы, которая уже час бьется с тупым учеником: – Итак. Подвиги, как известно, делятся на одномоментные и протяженные. К одномоментным относятся героические деяния, совершаемые, как следует из названия, в один момент. И, как правило, под действием сильного душевного порыва. К таким подвигам относятся, в частности: падение на амбразуру, забегание в горящий дом и вынесение оттуда младенцев, спасение утопающих...
– Вы что – лекции в жэках читаете? – поинтересовался Саша.
– Почему вы так решили?
– Меня после второй вашей фразы в сон потянуло.
– Я могу и не рассказывать, – обиделся букет. – Вы сами попросили.
– Все, все, извините, я постараюсь больше не перебивать, – извинился Саша и постарался устроиться максимально неудобно, чтобы не засыпать. Он внимательно прослушал все, что касалось подвигов одномоментных, заинтересовался протяженными дискретными подвигами, но на немотивированных его таки сморил сон.
– ...Таким образом, – профессионально повышая голос, закончил букет, – вы можете выбрать себе любой из вышеперечисленных видов подвигов!
– Спасибо, – поблагодарил Саша, стараясь подавить зевок. – Но я не понял, какое это все имеет отношение ко мне?
– Как это – какое? – Ввиду отсутствия рук букету пришлось всплеснуть цветами. – А зачем вы сюда, собственно, пришли? Почему я вожусь тут с вами второй день? Объясняю, растолковываю! Я уже мозоль себе набил на языке!
– Ну уж, ну уж! Насчет мозоли это вы преувеличиваете... – попытался было возразить Саша, но букет уже разошелся не на шутку.
– Присылают кого ни попадя! Ни подготовки, ни воспитания! Сами толком не знают, чего хотят! А я тут с ними возись! Все! Ухожу!
– В монастырь? – подсказал Саша, живо припоминая нервного короля из отечественного варианта “Золушки”.
От неожиданности букет на мгновение замолчал, но тут же взорвался с новой силой:
– Вот! Он еще и издевается! Меня – в монастырь! Меня! Средоточие порока и невоздержанности! Какое кощунство!
– Средоточие чего? – переспросил Саша, поражаясь неожиданной самокритичности букета.
– Все, – сказал букет, внезапно успокаиваясь. – Я умываю руки. Вы закончили прием пищи?
– Да, спасибо.
– Тогда прошу вас следовать за мной. – И прозвучало это весьма зловеще.
Саша покорно встал из-за стола и повернулся к выходу. То есть повернулся-то он к той единственной, насколько удалось заметить, двери, через которую вошел. А вот и фигушки! Вместо тяжелой дубовой двери на стене теперь красовался потертый гобелен. Где на выцветшей от времени травке не меньше дюжины молоденьких пастушек предавались повальному греху с волосатоногими фавнами. А, впрочем, я могу и ошибаться. Может, и не пастушки. И, может, и не с фавнами. Черт их разберет. Но зрелище, доложу я вам, весьма бойкое.
– Интересуетесь? – язвительно проскрипели сзади. – Пожалуйста, пожалуйста, я подожду.
– Нет, просто выход ищу, – краснея, ответил Саша.
– Здесь? – удивился букет, приплясывая около низенькой дверцы справа от камина. В его голосе звучало нетерпеливое снисхождение ребенка, папаша которого, вместо того, чтобы топать с сыном на рыбалку, уже битый час наблюдает голые ляжки соседки, пропалывающей огород.
– У нас, – с нажимом заметил Саша, – принято выходить через ту же дверь, что и вошел.
– Ну уж, ну уж! – Букет с гадким хлюпаньем снова превратился в зеленую каплю. – Вы будете отрицать, что это не ваши изобретения – “выхода нет!”, “проход закрыт!” и “вход с обратной стороны!”?
Саша громко откашлялся, но ответить было нечего. Тоже мне, уел, гербарий хренов.
– Если вам так нравится, можете и вслух называть меня “гербарием хреновым”, – заметила зеленая капля, вылетая в дверь. – Хотя даже моих скромных знаний в ботанике хватает, чтобы понять, насколько лишено смысла это выражение.
Саша молча шел по коридору. Он был зол. У его спутника, похоже, настроение было не лучше. Видимо, стараясь специально для Саши разнообразить общение, студенистая капля не летела рядом. Теперь она перешла на прыжки. И совершенно напрасно. Каждый раз, натужно отрываясь от пола, она оставляла за собой склизкий след, пролетала около метра, болтая в воздухе ложноножками, и тяжело плюхалась вниз, словно кусок подтаявшего студня. Зрелище было преомер-зительное. Каждый такой мини-спектакль заставлял прогуляться вверх-вниз безвкусное содержимое Сашиного желудка.
В тот момент, когда Саша уже был совсем-совсем готов как следует наподдать ногой своему любезному провожатому, коридор внезапно свернул направо и уперся в казенного вида дверь, обитую дерматином.
Саша решительно вошел и тут же остановился.
В небольшой комнатке стояли два кресла и журнальный столик. Одно из кресел было свободно. Во втором сидел, закинув ногу на ногу, маленький человечек. Почти карлик. Саша сразу узнал и истертые войлочные шлепанцы, и застиранные брюки-галифе, и черный пиджак, под которым виднелась застегнутая на все пуговицы белая рубашка без галстука. Вот черного котелка на этот раз у Алексея Ивановича не оказалось.
– А где же ваша шляпа? – не пытаясь сострить, а только лишь от растерянности спросил Саша.
Карлик с удовольствием рассмеялся, показывая мелкие гнилые зубы.
– Со свиданьицем, Александр Юрьевич! – весело сказал он, не вставая, покачивая шлепанцем. – Вы, я вижу, чувство юмора не теряете?
– А чего ж его терять? – пожимая плечами, ответил Саша с интонацией простецкого парня. – Чего имеем...
– Ох, прибедняетесь, ох, прибедняетесь, Александр Юрьевич! – Карлик игриво погрозил ему пальчиком. – Имеете, имеете. Что, разве не за этим сюда пришли?
– За чем? – Саша спросил совершенно искренне.
– Не доверяете. Презираете. – Алексей Иванович обидчиво сложил губки бантиком. Бантик у него при этом получился сухой и мятый.
– Ну, если вспомнить, при каких обстоятельствах мы с вами расстались в прошлый раз, наверное, не странно, что я не кидаюсь к вам в объятия. – Саша снова пожал плечами и сразу вспомнил Дрягина. Вот кого бы сюда...
– Валерия Ирбисовича? – живо откликнулся Алексей Иванович на Сашину мысль. – С нашим удовольствием! Желаете прямо сейчас пригласить?
– Я думаю, не стоит, – промямлил Саша тоном ученика, которому директор школы предлагает немедленно вызвать родителей.
– Как скажете.
“Ну ты и гнида, – подумал Саша, радуясь возможности мысленно отвести душу, – мерзкий старик! Это ж надо – такую рожу гнусную придумать! И во рту – помойка”.
– В данном случае, уважаемый Александр Юрьевич, абсолютно неважно, что у меня во рту, – ядовито ухмыльнулся карлик. – И на ваше негативное ко мне отношение ничуть не повлияла бы самая голливудская улыбка. – Он раздвинул свои тонкие губы еще шире, и Саша, содрогнувшись, увидел два идеально ровных ряда сверкающих зубов.
