Полярная мечта - Казанцев Александр Петрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без .txt) 📗
Выступление парторга дало иное направление дискуссии. Вопрос, надо или не надо экономить трубы, как-то сам собой был снят. Все выступавшие вслед за дядей Сашей предлагали уже что именно надо сделать, как облегчить вытаскивание труб и остальную работу.
Всех обрадовала речь подводника.
— Я давно думал, как бы без кессона обойтись, — признавался он. — А теперь это особенно нужно. Ведь для чего мы опускаемся на дно? Для того, чтобы зарыть в дно патрубки. Потом водолазы должны вставить в эти патрубки спущенные сверху трубы. И все это нужно только для того, чтобы ледяной мол смерзся с дном и не всплыл. А ведь достаточно сверху спустить трубы с уже надетыми патрубками, и образовавшийся лед все равно смерзнется с дном. Если так делать, то это высвободит и рабочие руки, и механизмы, и энергию. Пожалуй, можно будет подумать и о вытаскивании труб.
Гул прошел по залу. Предложения сыпались одно за другим. Оказывалось возможным сделать многое. Накопленный опыт подсказывал упрощения и нововведения. Многие вызывались пойти работать на опытный участок строительства. Решение о выделении такого участка было принято единогласно. Даже Ходов голосовал за него, хотя, как он сам признался, скрепя сердце.
Алексей вызвался возглавить новый участок и просил временно освободить его от руководства остальной частью строительства.
Собрание решило обратиться в Москву за разрешением разрабатывать новый метод стройки. Будущие «опытники», как назвали себя желающие работать на опытном участке, вызывали на соревнование «стариков», обещая не только освоить новый технологический процесс, который, кстати говоря, далеко еще не был ясен, но и перегнать остальные участки строительства. Конечно, обещание это давалось не без некоторой запальчивости.
Алексей недаром с такой требовательностью к себе определял свою позицию в важнейшем для строительства вопросе. В этот вечер коммунисты стройки единогласно приняли его в партию.
В перерыве, поздравив Алешу, дядя Саша с улыбкой прислушивался к шумным разговорам. Переходя от группы к группе, он сообщал о приготовленном сюрпризе: комитет комсомола задумал концерт.
Строители снова заполнили кают-компанию, снова осветились экраны телевизора. Телевизор, связывающий ледокол с Барханским заводом, был выдвинут вперед. На его экране виднелся концертный рояль.
Галя сидела между Алексеем и Федором. Она уже догадывалась, кто будет играть. Действительно, на экране появилась Женя в длинном белом платье.
— Как она хороша! — прошептала Галя.
Федор улыбался. Алексей был задумчив.
Раздались первые аккорды… Алексей вздрогнул. Он вспомнил эту музыку, вспомнил свою встречу с Федором у Жени. Он наклонился вперед, полузакрыв глаза.
И чем стремительнее, чем громче была музыка, тем интенсивнее работала его мысль. Не замечая того, он сжимал руку Гали. Очнулся он, неприятно пораженный шумом вокруг. Все аплодировали. Музыки больше не было.
Дядя Саша вел к телевизору Дениса. У рояля снова сидела Женя. Денис запел низким и могучим басом «Реве та стогне Днiпр широкий». Женя, находившаяся за тысячи километров, аккомпанировала ему.
«Днепр! — думал Алексей. — Днепрострой — первенец социализма! Ледяной мол
— великое, но рядовое сооружение приближающейся эпохи коммунизма!»
Голос Дениса, простуженный, немного хрипел, но от этого он не потерял своей красоты, — просто чувствовалось, что поет не артист, а свой же товарищ, и поет чудесно. И вместе с Денисом пел весь зал.
Концерт продолжался. Алексеи и Галя вышли на палубу. Галя ждала чего-то, но Алексей, озабоченный, погруженный в размышления, так ничего и не сказав, простился и ушел в свою каюту.
Галя почти с укором посмотрела ему вслед.
Глава девятая. ПО ПЕРВОМУ ЗОВУ
Овесян не взял Машу с собой на север. До вызова в Голые скалы она должна была одна продолжать исследования по намеченной программе. Какими мучительно длинными были для Маши эти месяцы! Когда же, наконец, она снова будет с Амасом? — так мысленно звала она академика. Маша привязалась к нему, знала все его идеи, умела подхватывать брошенное слово, угадывать мысли. Овесян в шутку называл ее ясновидящей, а когда сердился — колдуньей. Правда, сразу же добавлял, что ведьм с синими глазами не бывает.
Маша часто звонила домой к академику, говорила с его женой или дочерьми, почти Машиными ровесницами. Но он не писал ни родным, ни Маше. Такой уж это был человек. Наверное, сейчас для Овесяна не существовало ничего, кроме развернувшейся в невиданном размахе работы.
Может быть, он и вспоминает Машу… но скорее всего только как помощницу. Ведь бывало, сколько раз бывало!.. Он подзовет ее рукой, что-то скажет, а в лицо даже не взглянет.
Двойственное и ложное положение, какое создалось в лаборатории, никак не вязалось со взглядами Маши, но она ничего не могла с собой поделать. Его не было — и она не находила себе места. Она тосковала. Ей страшно было признаться в этом. Не так воспитала ее мать, чтобы Маша могла мечтать о человеке женатом, много старше ее, начальнике по службе. Елизавета Ивановна была строга и рассудительна с учениками. Такой же она была и с дочерью. Она растила ее одна, муж погиб в войну.
И вот радиограмма пришла. Овесян требовал немедленного вылета Маши в район Голых скал, потом в Проливы. Маша сделала последнюю запись в дневнике наблюдений. Выключила ток в лаборатории: «До свидания! Быть может, надолго…» Позвонила маме в школу, заказала по телефону билет на самолет до Голых скал — он вылетал ранним утром, потом вспомнила, что надо позвонить дяде Мите.
Дядя Митя, старый профессор, близкий друг их семьи, знал Машу с пеленок. Человек сварливый, неуживчивый, он перессорился со всеми своими детьми и, быть может, поэтому к Машеньке привязался особенно. Он взял с Маши слово, что непременно сам отвезет ее на аэродром в своей машине. Маша знала, что забыть об этом — глубоко обидеть старика.
— Сочту за милость, душечка, — обрадовался старый профессор. — На рассвете подам свой драндулет, уж не обессудь, голубушка. Мы с ним одного возраста: при царе Горохе по случаю купил и не меняю из бережливости. Такие уж мы скряги, — подшучивал он над собой.
Маша посмеялась с дядей Митей. Она готова была развеселиться по любому поводу. Она даже пела, бесцельно расхаживая по лаборатории.
Мамы всегда все чувствуют. Машина мама ничего не говорила, но вечером долго смотрела на дочь печальными глазами. Рано уложила ее спать, чтобы Машенька выспалась. Сама она так и не ложилась всю ночь.
Дядя Митя явился рано утром.
— Путь-то какой — вздыхала Елизавета Ивановна, готовя завтрак. — И по воздуху…
Дядя Митя прихлебывал кофе из чашки, смешно оттопыривал нижнюю губу и, как заядлый автомобилист, ругал регулировщиков. Дядя Митя всегда кого-нибудь ругал.
— О ваших работах не спрашиваю, — говорил он. — Ваше дело такое, атомное… Но лучше б вам с академиком в лаборатории сидеть. А в Арктике что-то там строить не ваше дело. Пусть у всяких Ходовых да Карцевых об Арктике голова болит и у вашего покорного слуги также. У него всегда за всех голова болит… Однако пора! Посидим перед отъездом.
Елизавета Ивановна с балкона наблюдала, как дочь забралась в потрепанный автомобиль профессора Сметанкина. Машина сразу не завелась, и старик открывал капот, возился с мотором. Маша выглянула из дверцы, улыбнулась матери.
Наконец тронулись. На улицах еще горели фонари, но дворники уже счищали пневматическими лопатами выпавший за ночь снег. Автопогрузчики переправляли этот снег в грузовики.
Всю дорогу, пока не выехали на шоссе, дядя Митя брюзжал, жалуясь Маше, что его не слушают, рассказывал о своих тщетных протестах против бессмысленного строительства мола в Карском море, грозя, что море теперь совсем перестанет вскрываться ото льдов. Маша участливо слушала, кивала головой, соглашалась. Дядя Митя даже рассердился:
— Что ты не возражаешь? Попробуй поспорить!
— Я плохо разбираюсь в этих делах, — оправдывалась Маша.
