За веру, царя и социалистическое отечество - Чадович Николай Трофимович (прочитать книгу .txt) 📗
Очень скоро выяснилось, что купить здесь можно практически все, включая недавно побеленную будку таможенного поста, единственную на всю округу водонапорную башню, юных персидских невольниц, за которых выдавали бесстыжих бессарабских цыганок, и любую из маячивших на рейде роскошных яхт.
Впрочем, удивило Джона Рида не это, а колоссальная разница в ценах на один и тот же товар, продаваемый в разных концах рынка. Так, например, фунт осетровой икры, за который возле входа просили десятку, в дальнем конце Привоза тянул всего на трояк, а стоимость кавунов, баклажанов и яблок на дистанции в пятьсот шагов падала раз в пять.
Сей феномен Джону Риду запросто объяснила одна веселая деваха, торговавшая вразвес россыпными спичками:
– Ты на воротах вещь купил и домой довольный пошел, а если в конец базара за дешевкой сунешься, можешь и без кошелька остаться. На риск у нас скидка.
Глядя на все это великолепие, как-то не верилось, что крупнейшие города России, в том числе и обе столицы, объяты голодом. Здесь даже позволяли отведать предлагаемый товар – колбасу, вино, сыр, фрукты, – правда, не всем подряд, а только солидным на вид клиентам.
Дабы не возвращаться в вагон совсем уж с пустыми руками, Джон Рид приобрел бутылку «настоящего» ямайского рома, имевшую на горлышке еще и висячую сургучную печать, круг тминной колбасы и томик апокрифических мемуаров великого инквизитора Томаса Торквемады, изданный в Харькове на украинском языке.
Рискуя растерять сии сокровища (попробуй унеси три довольно увесистые вещи в двух руках!), он прибыл на вокзал за десять минут до отправления поезда. По перрону в сопровождении многочисленной свиты уже расхаживал бывший одесский градоначальник, нынче состоящий в должности комиссара Временного правительства, и, кислыми улыбочками отвечая на приветствия бандитов, довольно внятно бормотал себе под нос:
– А щоб вам туды не доихать и назад не вернуться…
Япончик, покуривая в открытое окно вагона, сдержанно сказал:
– Мистер Рид, я могу задержать поезд и на сутки, но зачем начинать наш вояж с такой дурной приметы. Всем было строго приказано: за четверть часа до отъезда лежать на полках зубами к стенке.
– Простите, немного запоздал, – извиняющимся тоном молвил Джон Рид. – Хотелось напоследок еще раз подышать воздухом этого благословенного города.
– Дышать воздухом ездят в Аркадию, а здесь дышать можно только фекалиями.
Едва Джон Рид успел разместиться в купе, как Япончик стал придирчиво рассматривать его покупки.
Со словами: «Эту набитую дерьмом собачью кишку даже нищие есть не будут!» – он выбросил колбасу на перрон, едва не угодив во фланирующего вдоль состава градоначальника, а откупоренное вино, понюхав, отставил в сторону.
– Беги на Привоз, позови сюда Шуру Рудя, – велел он через окно мальчишке-беспризорнику. – Шоб он через пару минут был здесь.
Пока мальчишка исполнял приказание, Япончик небрежно полистал книжку, посредством которой Джон Рид намеревался скрасить дорожную скуку.
– Знаю я этого Торквемаду, – сказал он, поморщившись. – Раньше он в Харьковском уголовном суде письмоводителем служил. За всех сочиняет. И за царицу Клеопатру, и за хана Мамая, и за самого Гришку Распутина. Лишь бы платили.
– У сочинителей горький хлеб, – вздохнул Джон Рид. – Знаю по себе.
Снаружи в окно деликатно постучали. Это спешно явился тот самый виноторговец, у которого была приобретена злополучная бутылка.
– Миша, – сказал он, – ты хочешь перед отъездом побалакать со мной за жизнь?
– Нет, Шура, – ответил Япончик. – Я хочу сказать, что ты меня просто удивляешь. С каких это пор бураковая самогонка пополам с денатуратом стала называться в Одессе ямайским ромом? Это же курам на смех.
– Миша, но ты обрати внимание на бутылку, – стал оправдываться Рудь. – Могу забожиться, что она приплыла сюда с самой Ямайки. Редкой красоты бутылка.
– Шура, вино не девка. В нем важно внутреннее содержание, а не оболочка, – вполне резонно заметил Япончик. – А потому забирай свое майно и пей его прямо у меня на глазах. И если в бутылке останется хотя бы одна капля, твоей дальнейшей жизни не позавидуют даже те погорельцы, которые изображены на картине «Последний день Помпеи». Ты ведь меня хорошо знаешь.
– Да, Миша, я тебя хорошо знаю, – согласился Шура Рудь. – Ох, вылезет мне это знакомство боком… А на перехват ничего не позволишь?
– Пей так. Настоящий ром не закусывают.
– Как хорошо, что моя любимая мама не дожила до этого момента…
Хотя Рудю полагалось быть крупным специалистом не только по изготовлению и сбыту, но и по употреблению спиртного, очень скоро на глаза несчастного виноторговца навернулись слезы. Тем не менее он высосал бутылку до конца и в подтверждение своей лояльности даже перевернул ее горлышком вниз.
– Молодец, тут нет второго слова, – похвалил его Япончик.
– Какие могут быть споры между порядочными людьми. – Рудь утробно рыгнул. – Извольте получить денежки обратно…
– Денежки отнесешь в церковь, – распорядился Япончик. – Поставишь на них свечку за здравие раба божьего Александра.
– Миша, я не имею никакого отношения к православной церкви. Ты же знаешь, что мое место в синагоге.
– Глупый, эта свечка не про тебя, а про Сашу Керенского. Меня что-то очень беспокоит его здоровье. Не приведи господь, если, пока мы будем в дороге, он умрет или заболеет. С кем тогда иметь дела в столице? А ведь в Зимнем дворце, говорят, такие сквозняки…
Дежурный по вокзалу уже прозвонил в колокол отправление, когда на перроне вновь появился расторопный беспризорник.
– Вот, возьмите! Пиня Кисель передал. – Мальчишка бросил в окно серебряные карманные часы. – Они очень извиняются.
– Мои! – удивился Джон Рид. – Вот так случай… Передайте Пине от меня спасибо.
– Спасибо Пине передавать не надо. – Япончик оттеснил Джона Рида от окна. – Скажи ему, что, вернувшись в Одессу, я устрою на Привозе большой жидовский переполох.
– Веселый город, – сказал Япончик, когда Одесса скрылась за горизонтом и вдоль путей потянулась плоская, выжженная солнцем степь. – Веселые люди. Вокзальный телеграфист шепнул мне по дружбе, что городские власти отбили в столицу спешную депешу по нашему поводу. Вы думаете, что они просят встретить нас цветами и оркестром? Болячка им в бок, они просят поголовно арестовать всех пассажиров этого поезда и под конвоем отправить в самую надежную тюрьму. Можно подумать, что на свете есть такая тюрьма, откуда Миша Япончик не сбежит в первый же банный день!
– Я предусмотрел такое развитие событий, – сказал Джон Рид. – Если что-то петроградским фараонам и достанется, так это пустой поезд.
– Приятно иметь дело с умным человеком. Мне ваша Америка почему-то представляется как одна большая веселая Одесса.
– Примерно так оно и есть. За исключением того, что в Америке нет Потемкинской лестницы и Дюка Ришелье. Зато много негров, китайцев и индейцев.
– А они нам надо? В Одессе всякого сброда и так предостаточно. Вы думаете, что кто-то станет плакать по Мише Япончику? Сильно ошибаетесь. Желающих занять его место – это просто удавиться! Завтра же случится налет на такие приличные заведения, которые мои хлопцы всегда обходили боком. А одесситы потом скажут, что виноват я.
– Ничего, вам надо немного развеяться. Сменить обстановку. Перейти, так сказать, с провинциальной сцены на столичные подмостки.
– Это мы запросто. Такой спектакль питерским буржуям устроим, что и Марксу не снилось даже в самом страшном сне. После нашей революции месье Робеспьер перевернется в своем гробу от зависти.
– Ваша эрудиция меня обнадеживает. – Джон Рид, у которого от дыхания раскаленной степи начались головные боли, отодвинулся в глубь купе. – Ведь в Петрограде из короля налетчиков Миши Япончика вам предстоит превратиться в видного большевистского деятеля Якова Свердлова.
– Чего ради? Вы думаете, меня так больше зауважают?
