Мёд жизни (Сборник) - Логинов Святослав Владимирович (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
– Правда? – восторженно переспросила Даша.
– Чего мне врать-то?
– И ты говоришь, они тут сохранились? – спросил Георгий.
Было непонятно, спрашивает ли он всерьёз или разгадал приятеля и подыгрывает ему.
– Пятиметровых теперь, конечно, не встречается, – отступился Артём, – а вот метр, даже полтора, это запросто. Местные их называют гадами, как змей. А иногда говорят: ящера. Ящерка – маленькая, так обычных ящериц кличут, а ящера – большая, это стегоцефал. Лежит такая тварь в мокрой траве, пасть распахнута – живой капкан, да и только. Его не заметишь, пока прямо на хвост не наступишь.
– И тогда он тебя слопает.
Артём не разобрал, кто сказал это, но среагировал мгновенно:
– Нет, конечно. Стегоцефалы добычу целиком глотают, так что человека ему не одолеть, разве что Дашку. Они лягушек едят, зайца могут схватить зазевавшегося, куропатку. Ну, ещё падаль едят, дрянь всякую.
– Чего тогда его бояться? Пойти да поймать… – голос Андрюхи звучал неуверенно, боясь, что его сейчас поднимут на смех, он оставлял себе путь к отступлению, но серьёзный вид взрослых и правдоподобные детали начинали убеждать.
– Ты попробуй. Во-первых, стегоцефал зверь редкий, можно здесь всю жизнь прожить и ни одного не увидать. На открытый мох он не выползает, в сухом лесу не встречается, прячется в кустах у речажин, в мокрых завалах. Ты там без топора шагу не сделаешь, мимо пойдём – покажу. К тому же стегоцефалов ловить не так уж безопасно. Это тупая тварь, хватает всё, что движется. Стегоцефал – значит плоскоголовый. Здоровая зверюга, а ума ни на грош. Я с ними дважды встречался, и охоты их ловить эти встречи мне не прибавили. Первый раз я просто струсил и удрал. А второй и того хуже. Я его не заметил, так он мне в сапог впился. Приличный экземпляр – сантиметров семьдесят. Сапог прокусил, я еле ногу успел вытащить. Потом полчаса мучился, пока сапог отнял.
– Зачем отнимать, он всё равно уже прокушенный, – скорее для порядка придрался убеждённый рассказом Андрей.
– Что же мне потом в одном сапоге тащиться? Но главное не это. Желудок у стегоцефала, конечно, лужёный, что угодно переварит, но резинового сапога и ему не осилить. Заглотал бы сапог, а потом издох. Жалко.
– Я бы, – сказал Андрей, – схватил его, когда у него зубы в резине увязли, и связал.
– Чем? Штанами? – вмешался Георгий. – А потом тащил бы его на руках. Сколько там было вёрст?
– Пять.
– Вот именно. Тоже удовольствие хорошее.
– Я бы всё равно его поймал, – не сдавался Андрюха, но тут же, спохватившись, невпопад брякнул: – Только никаких стегоцефалов нет, это вы выдумываете.
– Есть! – сказала Даша. – Я сама видела. Вот такой, – она развела руки. – Только я думала, это крокодил. Он в кустах за деревней у ям, где раньше лён мочили, прячется.
«Вот и союзник появился», – подумал Артём, а вслух сказал:
– Зачем его ловить, пусть себе живёт. Сами подумайте, мы в Европе. До Питера триста километров, до Москвы немногим больше. Если там узнают о доисторических чудовищах, сюда миллион самодельных натуралистов нагрянет. Каждый первым делом захочет чучело набить. Так они за месяц не только стегоцефалов, но и простых лягушек повыведут.
Беседуя таким образом, путешественники добрались к следующему острову, низкому и болотистому, где, словно подтверждая слова Артёма, на каждом метре тропки нежились в лучах низкого солнца десятки разнокалиберных лягушек. Затем тропа по широкой дуге огибала повалившийся горелый лес. Покрытые мохом деревья лежали внахлёст в несколько ярусов. Мох и мелкая травка нивелировали местность, путь казался довольно ровным, так что Георгий неосмотрительно предложил пройти прямиком.
– Давайте, – согласился Артём, но сам остался на тропе.
Андрюха, балансируя на стволах, углубился в завал метров на пятьдесят, но потом сорвался и по пояс провалился в выгоревшую яму, по счастью сухую.
– Хватит, – испугался Георгий. – Ноги переломаем.
– Скажи лучше – стегоцефал утащит, – добавил Андрей.
Они сняли Дашу, качавшуюся, как на качелях, на конце елового хлыста, и вернулись на тропу. Дорога, обходя гиблое место, вывела их к лесу. В лесу уже начинало заметно темнеть, так что разговор сам собой прекратился. Лишь когда они вышли в поле и вдали в призрачном свечении белой ночи обозначились шиферные прямоугольники деревенских крыш, Даша спросила:
– Папа, а если стегоцефала очень-очень хорошо кормить, он пять метров вырастет?
– Вряд ли, – ответил Артём. – Уцелела только мелкая разновидность. Полтора метра – предел. А что, тебе мало?
– Мало, – вздохнула Даша. – Я хочу пять.
– Да нет никаких стегоцефалов! – жалобно выкрикнул Андрюшка. – Дядя Артём, ведь это вы смеётесь!
– Я смеюсь? – удивился Артём. – Ничуть. Я серьёзен как никогда. Я даже ни разу не улыбнулся. А тебе, друг мой, не мешало бы осознать, что природа, равно как и наука, умеет много гитик. Скажи, где пролегает северная граница распространения цикады?
– Я почём знаю? – буркнул Андрюшка.
– Так я подскажу. На широте Москвы. Вернёшься в город – проверь в энциклопедии. А сейчас дойдём до поворота – и сам услышишь.
Они прошли ещё немного, Артём остановился, повелительно поднял ладонь. И словно в ответ на этот знак из травы грянул такой оглушительно-переливчатый серебряный звонок, что он сразу заглушил и самозабвенное стрекотание кузнечиков, и скучную песню коростеля, сходную с треском заводимых часов.
– Цикада! – восторженно выдохнул Георгий. – Ты волшебник, Артём. Где ты её раскопал?
– Здешняя. Второй год хожу слушать. Видишь, живёт. А наука говорит, что их тут нет.
В это время, перекрывая его слова и разливы цикады, из ближайших кустов раздался резкий, скрежещущий, какой-то отчаянный звук.
– Что это? – вздрогнув, разом спросили Андрюшка и его отец.
– Лягушечка кричит, – простодушно объяснила Даша.
– Чего она так? – Андрюшка, словно маленький, прижимался к отцу.
– Наверно, её змейка кушает.
– А не стегоцефал?
– Не… Стегоцефал сразу глотает – ам! – и готово, а змея потихоньку ест, вот лягушечка и кричит.
– Во, где простота нравов! – пробормотал Георгий. – С вами поживёшь, в любую ящеру поверишь.
– Артём!.. Жора!.. – донёсся со стороны деревни крик.
– Нас кличут, – сказал Артём, повернулся в сторону деревни, сложил ладони рупором и заорал: – Идём!..
На следующее утро Георгий с Андрюшкой уезжали в город. Дашу будить не стали, решили, пусть отоспится после вчерашнего похода. Провожать гостей пошёл один Артём. Через три часа, возвращаясь со станции, он встретил свою дочь. Даша топала по высушенной жарким солнцем дороге в полном обмундировании: в брюках, куртке и резиновых сапожках. По дороге за ней волочился привязанный верёвкой и перемазанный в пыли дохлый кот. Всё это очень походило на известную сцену из Марка Твена, но никак не могло обрадовать Артёма, заставшего дочку за таким неожиданным занятием.
– Что это? – сурово спросил он.
– Это Тишка, – объяснила Даша, – баб-Танин кот. Его Туман задрал, собака большущая из соседней деревни.
– Я понимаю, что Тишка, – сказал Артём, – но для чего ты с ним таскаешься? Неужели лучше дела не нашла?
– Это для стегоцефала. Я решила его кормить, может, всё-таки вырастет пять метров. Я уже ворону отнесла дохлую, а теперь – Тишку.
– Ты знаешь, – осторожно сказал Артём, – я думаю, что стегоцефала здесь всё-таки нет. Во всяком случае, кормить его дохлыми воронами не стоит. Да и где он здесь будет прятаться, деревня рядом.
– Я же говорила, в кустах на льняных мочилах.
Артём преотлично знал это место. Как-то, желая спрямить путь из лесу, он попытался пройти через не слишком широкую полосу кустов. Выбрался назад через полчаса, изодранный ивняком и ракитой, мокрый до нитки, с болотными сапогами, полными воды, и с тех пор зарёкся ходить через мочила. Когда-то там действительно мочили лён, но за полста лет всё заросло непролазным кустом, а затянутые илом мочильные ямы превратились в настоящие западни. Пускать туда дочку одну было просто опасно. А запрещать… Какой толк запрещать, всё равно она ходит, где вздумается.
