Чародей звездолета «Агуди» - Никитин Юрий Александрович (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
– Люди раньше нас, – сказал я, – мудрых и заглядывающих вперед политиков, поняли и приняли новый мир. Реальность нового мира. Совсем недавно нас ужаснула бы даже тень подобного, но сейчас все сидят перед телеэкранами, обедают и смотрят, как на гусеницы танков наматываются кишки…
– …невинного ребенка, – сказал Убийло.
– Не кощунствуйте, – оборвал я. – В самом ведь деле так! И никого это не ужасает. Кроме разве что вечно ламентирующей интеллигенции, но кто ее принимает всерьез, она сама себя загнала в дерьмо по уши, с одинаковым накалом набрасываясь и за то, что премьер перднул в театре…
– Когда такое было? – взвился Новодворский.
– …и за сожженное село с уничтоженным населением. Куда там Лидице, Дахау или Треблинке! Это все делаем мы. Делаем сейчас, а люди смотрят во время обеда, никого не стошнит, все смотрят, комментируют. Ни у кого не учащается пульс. Люди уже поняли, что они живут в мире, где то и дело гремят взрывы, рушатся жилые дома, вспыхивают склады, горят бензохранилища и цистерны с нефтью, где милиция проверяет на каждом шагу их вещи, где нужно посматривать, не осталась ли где-то подозрительная сумка, где нельзя открывать по домофону человеку, назвавшемуся почтальоном, водопроводчиком или разносчиком рекламы, не говоря уже о невинной девчушке, что пришла якобы к своей подружке…
Слушают молча, я чувствовал, как весь кабинет превращается в огромную лейденскую банку, напряжение росло, первым зашевелился Шандырин, его рука нырнула в нагрудный карман, я видел, как рука застывшего у дверей Крамара вроде бы даже дернулась к тому месту, где должна быть кобура, но Шандырин выудил шотландский килт и принялся промакивать огромное, как головка сыра-рекордсмена, лицо.
– Строгости надо, – промолвил он. – Да, закрутить гайки! Объявить чрезвычайное положение, что ли… Не знаю, но мы тонем, однако продолжаем безмятежно любоваться синим небом.
– Вы фашисты? – спросил Новодворский с нажимом. – Вы ведь нацисты, верно?
– Ни фига подобного.
– Но как же! – воскликнул Новодворский громко. – Вы же фашисты, у вас совпадают пункты седьмой и двенадцатый почти дословно…
Босенко покачал головой, он сдерживался с трудом, но сдерживался, что удивительно, ибо у демократов отлично наработана система спора с ростками всевозможных партий и движений.
– Какие-то пункты совпадают и с зелеными, – ответил он резко, – и с римскими орлами, и с иудейскими зелотами. Но зелеными вам нас назвать что-то не хочется! Почему? Не-е-ет, вам надо связать нас с побежденными!.. Но тут просчитались, господин Новодворский. Не зеленые, не фашисты, не нацисты и не зелоты вовсе не потому, что страшно или стыдно быть зелеными, фашистами, нацистами или зелотами… Еще не поняли? Это уже другой мир, господин Новодворский. Другое время, другие песни. Фашисты, нацисты, зеленые и зелоты остались где-то во тьме истории. В том мире, где феодалы, пеласги, куликовские битвы и прочие гавгамелы… Сейчас другой мир, с другими запросами, задачами, требованиями. В те далекие времена, к которым вы пытаетесь отнести нашу партию… напрасно, кстати, пытаетесь! Больше ваши накатанные приемчики не пройдут… в те далекие времена не было партии антиглобалистов, тогда даже не поняли бы, что это такое, как не поняли бы особенностей виртуального общения или страха перед СПИДом или террористами…
Новодворский сказал громко, но уже не только я услышал нотки неуверенности:
– И все-таки вы фашисты!.. И националисты, зря отрицаете!
– Да кем угодно обзывайте, – ответил Босенко почти добродушно, спохватился, предостерег: – Но только в рамках, у нас тоже есть юристы, понятно?.. А мы знаем, кто мы. И наши сторонники называют нас демократической партией, а не теми старинными терминами, которые вы откопали в прошлых веках.
Новодворский заулыбался, чуть отступил, но все видели, что это изготовка для нового прыжка:
– Однако ваши методы… весьма-с! Как будто можно что-то решить силой! Уже все понимаем, что эти проблемы не имеют военного решения…
Сигуранцев взглянул на него недобро, передразнил:
– «Эта проблема не имеет военного решения»… Наверное, все-таки не все, ведь я же не понимаю? Господи, уже и наш Валерий Гапонович, вроде бы не самый распоследний дурак на этом свете, повторяет эту глупость!
– Глупость?
– Глупость, дурость, чушь, дезу, навязанную нам из-за рубежа…
Новодворский саркастически улыбнулся:
– Вот-вот, чуть что, начинаем охоту на ведьм и шпионов, засланных из-за рубежа. Вы еще скажите, что я получаю доллары по спутниковому каналу из-за бугра.
– Надо проверить, – зловеще пообещал Сигуранцев. – Очень похоже, что получаете. Не может человек, не будучи полным идиотом, повторять такую глупость, а вы, отдаю должное, не полный идиот, не полный…
Новодворский церемонно поклонился. Сигуранцев принял поклон, сказал холодновато:
– Брехня. Красиво упакованная, рассчитанная на то, что тупенькая русская интеллигенция, уверовавшая в свою избранническую роль нести гуманность в массы, будет усиленно вдалбливать в их головы эту дезу. Именно насилием и разрешались практически все конфликты, будь это между мужем и женой, народами, государствами, учителем и учеником, солдатом и офицером. Насилием или угрозой его применения. Только ребенка достаточно отшлепать по розовой попке, а между странами это шлепанье называется войной.
– Тогда теракт – это острое словцо?
– Да, можно расценивать и так. А крупный теракт, вроде тарана двух башен в Нью-Йорке, – это хлесткая пощечина, прозвучавшая на весь мир. После чего озверевший гигант собрал все ракеты и попер применять насилие на другую сторону планеты. И его нисколько не останавливает им же запущенная для наших дураков фраза «Насилием нельзя разрешать проблемы» и даже «Насилие никогда не решало никаких проблем». Одно дело сказать так, другое – поступать самому. Русский интеллигент, который разучился думать самостоятельно, а смотрит в рот Западу и послушно повторяет все, что ему скажут, даже не понимает, что насилием пронизан весь мир, все на нем держится!
Новодворский бросил быстрый взгляд по сторонам, их слушают очень внимательно, спросил с расстановкой:
– Уверены?
– Насилие, – сказал Сигуранцев неумолимо, – может быть экономическим в виде пошлин, запретов или отказов на поставки тех или иных продуктов и технологий, может быть информационным, демографическим… Вижу по вашим глазам, что все ждете, когда же заговорю о военном? Вы, с вашей русской интеллигентностью, не понимаете, что видов насилия не меньше, чем звезд на небе? Замечаете только танковые армии?.. Но эти виды насилия куда опаснее, чем грохочущие танковые колонны. Суть насилия в том, чтобы принудить человека или общество к тому, что ему делать не хочется. Можно принудить его так, как принудили вас, он даже не поймет, что его принудили, подменив в его вообще-то полупустой башке истинные ценности, хоть и простенькие, более яркими, пышными, но – брехливыми!
Новодворский собирался с ответом, рядом с ним Башмет, министр торговли, почесал голову в задумчивости, словно проверяя, нет ли внедренных в череп электродов.
– Убийло – шпиен?.. То-то гляжу, перестал есть борщ, а все на итальянскую пиццу налегает.
– Точно, шпион, – поддержал Шандырин. – У него и глаза бегают.
– Хуже, чем шпион, – заверил Босенко. – Он вообще-то зомби. Его лечить надо.
– Или уничтожить, – предложил Забайкальцев практично. – А я его кабинет займу. У него там на стене красивая картина висит. И задница у секретарши толще.
Сигуранцев продолжал строго, не сползая на шуточки:
– Можно подумать, что есть где-то страна, где правопорядок удерживается без насилия, без судов, тюрем, ГАИ, таможен! Да и армия есть в каждой, даже самой крохотной. И такая армия, как догадываетесь… если отвлечетесь от мечты о моем кабинете, угрожает не столько соседям, сколько своим же смутьянам, что вздумают строить баррикады и бросать в окна правительства коктейли Молотова.
Башмет возразил жирным голосом: