Черновик - Лукьяненко Сергей Васильевич (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
— Зачем ты очки носишь? — спросил я, садясь на переднее сиденье.
Котя завел мотор, включил отопление. Потер руки, подышал на них — и впрямь замерз. Насмешливо посмотрел на меня:
— Очки? Я в них бабам больше нравлюсь. Очки мне придают наивный и невинный вид.
Я смолчал.
Мотор прогрелся, Котя вырулил с обочины на дорогу. Водил он виртуозно, это я сразу понял. Наверное, он все делает виртуозно. Как-никак — куратор…
— Знаешь, так даже к лучшему, — задумчиво сказал он. — Конечно, жалко Настю… Но зато притворяться мне больше не нужно. Да и ты с поводка соскочил. Так что, будешь акушером? Очень интересно, поверь! К тому же на такой функции должен быть человек с душой, с живым сочувствием… а не как эта Иванова… Кирилл, я умру от любопытства! Как ты все-таки ее прихлопнул?
— Не совсем я. Башня. — Я вздохнул, вспоминая то странное ощущение, с которым рвалась моя невидимая связь с функцией. — Сцена была словно в фильме «ужасов». Потолок разошелся, Наталью за шею обвил оголенный провод — и утащил туда. А потом плиты сошлись. Как челюсти.
— Не врешь? — спросил Котя.
— Нет. Так все и было.
Котя резко повернул руль. Мы как раз выезжали из туннеля к рижскому мосту, но он свернул не на проспект, а на глухую в ранний час улицу, уходящую к Останкино. Съехал на обочину, к каким-то гаражам и ангарам. Посмотрел на меня с нескрываемой грустью:
— Это плохо, Кирилл. Ты даже не представляешь, как это плохо.
— Почему? Она жива?
Котя покачал головой:
— Знаешь анекдот про мальчика и Деда Мороза?
— Какой?
— Ну, где мальчик увидел Деда Мороза и кричит: «Ты живой! Ты существуешь!» А Дед Мороз со вздохом отвечает: «Да, я действительно существую. И теперь мне придется тебя убить».
Урчал мотор, из кондиционера нас обдувало теплым воздухом. Где-то вдалеке простучали колеса электрички. Ехали уже сплошным потоком машины по мосту — город проснулся, город начинал новый день.
Котя строго и огорченно смотрел на меня.
— Почему, Котя? — спросил я.
— Для тебя это уже не важно, — горько сказал он.
И выбросил руку, сжимая ее на моем горле. Одну лишь правую руку — вот только хватка была словно меня кузнечными клещами схватили. В глазах потемнело, и мир закружился в прощальном вальсе.
— Как мне жаль… — донесся из ватной пустоты голос Коти.
Последним усилием, в котором не было ничего от разума, слепо и беспомощно я ударил его правой рукой, целясь не то в голову, не то в шею. Котя сделал небрежный жест, будто отмахиваясь от мухи, — и я понял, что это легкое движение должно сломать мне все кости в руке…
Не сломало.
Это был тяжелый, мощный блок, но я его пробил. И мой неловко сжатый кулак угодил Коте в подбородок.
Выглядело все так, словно по машине пролетела чугунная баба, которой вместо стены идущего под снос здания засадили Константину Чагину по морде. Его руку с моей шеи просто сдуло. В веере кровавых брызг Котя вылетел из машины вместе с дверцей. Стекло разлетелось, и смятая дверца жестяным жабо окутало его шею. В полете он зацепил ногой руль и выдрал его вместе с колонкой. Руль отлетел метров на десять, в полете сработала подушка безопасности, и на снег ни в чем не повинная деталь приземлилась на надувном мешке, будто межпланетный зонд.
Костя лежал и мотал головой. Из дверцы разлетались осколки стекла. Очень похоже отряхивается от воды белый медведь.
Ничего не понимая, я выбрался из машины. Где-то в железных потрохах искореженного «ниссана» пискнула сигнализация — и затихла, будто пришла к правильному выводу о своем полном бессилии изменить ситуацию.
— Ты соврал! — закричал Котя. Голос его был хриплым до неузнаваемости, похоже, горло пострадало, когда голова увлекла за собой все тело. Впрочем, обычному человеку голову бы оторвало начисто.
— А ты на меня за это обидься, — сказал я.
— Как ты… почему… — Котя встал, пошатываясь. С испугом выставил вперед руку: — Стой! Поговорим!
Я шел к нему. Я еще не понял, почему у меня получился такой достойный полицейского функционала удар. И уж тем более не знал, получится ли повторить фокус.
Но останавливаться сейчас было нельзя. Никак нельзя показать, что у тебя на руках был один-единственный козырный туз, а все остальное — ничего не стоящие карты.
— Мы же были друзьями… — начал Котя и тут же замолчал. Понял, что разговор у нас сейчас не получится.
И тогда он плавным жестом, будто дирижируя невидимым оркестром, начертил в воздухе волнистую линию. Именно начертил — воздух вспыхивал за его пальцами, складываясь в диковинные письмена.
Котя, как был с дверцей от машины на шее, шагнул вперед, в пылающую надпись — и бесследно пропал.
Огонь помутнел и разошелся в воздухе белым, сернисто пахнущим дымом.
Я сел на корточки, привалился к грязному колесу. Потер шею. Как я устал…
Никелированное колечко поблескивало на пальце.
— Спасибо, Настя, — сказал я зачем-то. Это было патетично и ненужно, но мне требовалось это сказать.
Захотелось курить. Мои сигареты сгинули где-то в башне. Пришлось встать, порыться в «бардачке» «ниссана». Сигареты действительно нашлись — простецкий «LM», который всегда курил Котя, и неизвестные мне «Treasure» в красивой квадратной пачке серебристого цвета. Дорогие, наверное. Я не стал скромничать, открыл и закурил.
Ничего так сигареты… Если не дороже полтинника стоят, буду иногда брать…
И тут в моем кармане зазвенел мобильник.
Несколько звонков я пропустил, затягиваясь ароматным дымом. Потом достал трубку и, не глядя на дисплей, сказал:
— Алло…
— Кирилл, ты где пропадаешь?
У меня в груди что-то ёкнуло.
— Папа? — не веря своим ушам, сказал я.
— Да уж не мама! Мать обижается, что не звонишь. И цветы, бедные, все поникли. Ты когда их последний раз поливал?
— А?
— Когда последний раз поливал цветы?
— Дней… пять?
— Кирилл, ты там куришь? — подозрительно спросил отец.
— Да.
— Никогда не думал, что скажу такое, но — очень надеюсь, что табак! — отчеканил отец. — Где ты мотаешься?
— Ну… то здесь, то там… Последнее время на «Алексеевской» все больше. В Кимгиме, в Заповеднике… в Аркан заглядывал разок.
— Мне казалось, что ты уже перерос ночные клубы, — вздохнул отец. — Ну так что? Мать готовит вкусности, я турецкую ракию в холодильник поставил. Приедешь — рюмку налью.
— Приеду, — сказал я. — Прямо сейчас приеду. Я вас очень ждал. Я вас очень люблю. Только по пути на Рижский заскочу. Как ты думаешь, можно на Рижском вокзале взять билеты в Харьков?
— Можно, — растерявшись от моей нежданной сентиментальности, сказал папа. — А что тебе делать в Харькове?
— Ну… дела… — туманно сказал я, посмотрел на ноги в раскисших тонких ботинках. — Хотя… ладно, потом заскочу. А у вас ключ от моей квартиры сохранился?
— Что с ним сделается, в труху, что ли, рассыплется?
— И впрямь, — согласился я. В трубке предупреждающе пикнуло, и я затушил сигарету в снегу. — Папа, телефон садится. Я еду.
Поймать машину оказалось непросто. Никто не хотел останавливаться перед мостом да еще ради грязного молодого парня в летней одежде и куртке с чужого плеча. Наконец притормозила раздолбанная «шестерка», типичное московское «шахид-такси».
— Мне в Перово… — открывая дверь, сказал я.
— А! Садись, дорогой! — Водитель вдруг заулыбался мне. И я вспомнил, что именно с ним меньше недели назад мотался по городу, пытаясь найти хоть какие-то свидетельства своего существования.
— Спасибо. — Я сел. И крепко задумался. Мои подъемные тоже остались не в этом мире. — Слушай… такие дела…
— Денег нет?
— Угу, — пробормотал я. — Нет, как доедем, я у родителей возьму…
— Не надо у родителей, нехорошо это — взрослому человеку у родителей деньги просить, — ответил кавказец. — Когда будут — отдашь.
— Как отдам?
— Два раза вместе ехали, поедешь и в третий.
Я откинулся на продавленное сиденье и тупо, безучастно смотрел, как водитель, нахально перестраиваясь из крайнего ряда, заворачивает на третье кольцо. Потом спрятал руки в карманы Котиной куртки.
