Культурные особенности (СИ) - Зарубин Александр (книги полностью txt) 📗
— Как западный ветер подует — оно красиво. Будто ангел поет. Только… Не туда смотришь. Про руку спрашивал — так вон она.
Внизу, у ног иконы что-то белело. Эрвин пригляделся. И впрямь — под алтарем, на темной, вышитой вручную подушке — рука. Кости точнее. Белые. Человеческие. Ладонь, предплечье, половина плеча…
— Это моя. — ухмыльнулся председатель. И, явно довольный эффектом, шагнул вперед. Достал из кармана чистую мягкую тряпочку. И начал пыль с кости протирать. На глазах у удивленного Эрвина. Попутно рассказывая — негромко, тихим струящимся говорком:
— Председатель я местный. — говорил он, негромко, — вот с тех пор, как… Раньше- был навроде старого Яго «коммандо» водил. Только, не то, что ты видел, другое немного. На гремящих когтей ходили, северную степь успокаивали. Я, жена, машина, пулемет… Веселая жизнь… была, пока один красавец мне руку не отъел, вместе с половиной черепа. Руку потом новую в Столице сделали, но на месте засесть пришлось… На месте засесть, ствол обрезать, остепенится.
Эрвин оглянулся — внизу, под темными сводами белела еще одна кость. Покатая, вытянутая в длину черепушка. Низкий череп, крокодилья, усеянная острыми зубами пасть. Глаза узкие, пустые, темные. А клык выбит — один. Левый верхний. Эрвин даже спрашивать не стал. И так понятно, чья это черепушка.
— Да он, — кивнул председатель, подтвердив его догадку, — на этом самом месте. Теперь тут и сижу, вроде как охраняю.
После полумрака церкви — улица ослепила, забила глаза светом и уши — шумом толпы. Председатель все говорил, клокоча в уши и булькая прокуренным голосом:
— Начинал — три дома было да часовня деревянная, теперь видишь — поля, поселок, собор… как достроим — и город будет… Кстати, камень привез?
— Какой камень?
— Так обычай же… кто мимо нас на Сан Торрес едет — обязательно камень захватывает. На церковь, достроить чтоб…
— Мне-то оттуда знать, я не местный. И вообще…
— Погоди, парень, не кипятись… — хитро сощурился председатель, — Так, представились, теперь давай считать. Сарай ты нам разнес, это раз.
— Трухлявый был сарай, раз так легко завалился.
— Древний. Как раз думали новый ставить по весне. И все же — имущество. Так что: раз. Камня на церковь не захватил, это два…
Тот и впрямь считал, загибая механические пальцы… Тихо, с улыбкой на лице. А глаза сжаты, сощурены. Эрвин аж сжал кулаки, невольно начиная сердится — его явно сейчас разводили, причем непонятно на что..
Но тут на заурчал мотор, истошно взвыли тормоза — и перед ними на площади замер, весь в дорожной пыли, запахе трав и гари сгоревшей резины — старый, битый вусмерть грузовик с коробом вместо капота. Давешний, встреченный утром на пути. И его полная, пожилая водительница — та сходу высунулась, обложив председателя сверху вниз развеселой, заливистой бранью.
— Ты чего, старый хрыч, творишь? — рявкнула она, весело глядя сверху вниз, глядя на насупившегося враз председателя. Тот сердито засопел, но возражать не решился. А водила вылезла из машины и пошла, на ходу отчитывая председателя. На лбу и щеках ее — изрядно расплывшаяся тонкая вязь. Треугольник, ромб и спираль. Такие знаки носила и Эви.
«Должно быть, тоже ХанШай, — подумал Эрвин, удивившись, как легко пришло понимание, — местная «выносящая мозг». В отличие от Ирины- почти буквально».
А та все несла, уперев полные руки в боки, буквально давя председателя — пока словами.
— Люди со звезд, издаля приехали. На нас посмотреть. А ты что творишь, старый? Сразу ловишь и в работу, будто какой Дювалье. А накормить? Гостя с дороги кормить положено…
— Да не голодные мы… — пытался встрять Эрвин, но бесполезно… тетку несло — только успевай спрятаться. Только руками всплеснула.
— Не голодные они, как же. С утра в дороге, видно же. Давайте налево, вон туда… У нас там столовая, у девчонок как раз каша поспела. А ты старый, — последнее уже к председателю, — не сопи. За ребят старый Яго поручился — это раз. И склад твой не уйдет, это два…
Пальцы она загибала — точь в точь как председатель Хуан недавно… А на шее — драконий клык. Левый верхний. Эрвин усмехнулся вдруг. Про себя. Понятно теперь, чей подарок.
А кормили в Фиделите вкусно, ни отнять ни прибавить.
Ирина как будто поплыла, закачалась в потоке событий. Как в реке — теплой летней реке. Знакомства, улыбки, рукопожания, звенящие местные имена. Троерукий Хуан — председатель, его громогласная Мама Кураж, водила — та тетка с громким голосом и добрыми руками. Местная столовая — полутемный, прохладный зал. Двойные плетеные стены, под потолком — живые цветы, котлы, аппетитно булькающие на огне в центре зала. От котлов — дым и пряный, ароматный пар. Стоят столбом, вьются, завиваются кольцами, уходя в отверстие в потолке. Опрятные стулья. Чистые, сверкающие белым деревом столы по краям. Вокруг огня — местные женщины. В белых передниках, чистые, аккуратные. И работали тихо, деловито, без крика и суеты.
Те поприветствовали их, спросили Ирину про жизнь и какую-то неведомую палочку. Потом, повинуясь негромкому окрику Мамы Кураж — вывалили плошки с едой на столы вокруг очага. Дальше надо было забирать самим. Ирина — откуда понимание взялось — аккуратно придержала вечно голодного ДаКосту, взяла сама. Разложила — Эрвину, Мие, потом Лиианне, не успевшей откосить и запрятаться в угол. Лиианне выдала двойную — две плошки, строго велев накормить ДаКосту с рук. Та кивнула — поняла. Только испугалась опять, такая уж она, лиловоглазая. Ирине было не до нее. Спросила для бехи топливо. Почему она решила спросить его здесь — не поняла сама. Но кухонные поняли ее и не удивились — машины кормили здесь же, просто с черного хода. Миа кивнула, сказала, что заберет. ДаКоста шутил, Лиианна грустила, Эрвин сосредоточенно гремел ложкой по алюминиевому котелку. Залетевший под крышу орлан получил горстку семечек из Ирининых рук и осторожные ахи от местных.
Потом Эрвин ушел — под руку с председателем, говорить о делах. А Ирину на выходе поймала мама Кураж с делегацией. И пошел разговор. Про поля, вечно ломающиеся пугала, наглых птиц да созревающий урожай. И опять — как-то легко было понять кто чего хочет.
Чуду назначили быть на околице — за последним домом, на широкой поляне у пруда. Тонкая мелодия подаренной дудки, осторожные зрители и — в небе — птичий свист и гомон большого базара. Алым, малиновым, желтым — разноцветный хоровод крыльев над головой. Переминающийся по Ирининому плечу когтями орлан. Суровый, начавший закипать председатель — троерукий Хуан подошел на шум, кивнул и пошел торговаться с истинно крестьянским упрямством. Орлан не уступал, хлопал крыльями, топорщил перья на голове — возмущался. Поворачивал голову, косил на председателя то один то другой черный глаз, возмущенно клекотал на своем, птичьем наречии — делится мол, человек, надо… бог велел.
Председатель азартно стучал себя в грудь механической рукой, шипел, что твой чайник, кипятился. Грозил заказать в городе новые ультразвуковые пугалки — устроить содом и гоморру отдельным слишком наглым товарищам с крыльями. И вообще — такие товарищи их славной Фиделите совсем не товарищи, да. Орлан косился в ответ, разноцветная мелочь в небе кричала и каркала, поддерживая вожака. Какой-то не в меру молодой и резвоклювый пестрый птенец налетел на председателя. Зашумел, цапнул когтями кепку, пытался клюнуть — и вмиг унялся, получил о белоголового крылом по голове. Не срывай, мол, мне переговоры.
Ирина улыбнулась. И пошла… на председателя, по его же привычке — загибая пальцы на руке. Считать, сколько будут стоить новенькие ультразвуковые пугала, а сколько — еще перевоз. И сколько их ждать из столицы. А теперь все то же самое, но не в крестовых лаках и не в долларах федерации а в мешках пшена. Орлан довольно каркнул — и получил от Ирины ладонью по шее. Вмиг, чтобы не зарывался. Председатель сдвинул кепку на лоб, потер затылок — два раза. Вначале живой рукой, потом механической. И кивнул головой. Согласился.
