Журнал «Если», 2001 № 06 - Дяченко Марина и Сергей (читать книги бесплатно TXT) 📗
Мы убьем машинами вселенную,
Под железом умерла земля,
В наших топках бьется солнце пленное,
И в бессмертной стали нет добра и зла.
Уже в первой половине XIX века фантасты все чаще стали обращаться к вопросам науки. Как следствие, появились «технологические» версии будущей России. Идеал фантастов-«технократов» — это мощная, технологически оснащенная Российская Империя, стоящая во главе всего остального мира. Именно стремительное развитие науки и техники, полагали они, позволит России занять лидирующее положение. Вероятно, сами авторы сомневались, что это произойдет в ближайшем будущем, поэтому «русский Золотой век» они предусмотрительно относили как можно дальше во времени.
Самый яркий пример «индустриально-имперской» утопии — это, конечно же, незаконченный роман князя В. Ф. Одоевского «4338 год» (1835). По существу, перед нами первая в России подлинно державная утопия. Россия XLIV века по Одоевскому — это «центр всемирного просвещения», достигший небывалых успехов в науке, технике и культуре, объект подражания для всех других народов. «Мы, китайцы, ныне ударились… в безотчетное подражание иноземцам, — сетует китайский студент, странствующий по Российской Империи.
— Все у нас на русский манер: и платье, и обычаи, и литература; одного у нас нет — русской сметливости… Примечательным штрихом социальной жизни страны является и то, что в правительстве наряду с министрами транспорта, юстиции и т. п. на равных присутствуют философы, поэты, историки, художники, мнение которых авторитетно для российского общества…
В данном контексте нельзя не вспомнить и другую любопытную персону литературной жизни позапрошлого века. Вероятно, нет в истории русской литературы более противоречивой фигуры, нежели Фадей Булгарин. Оценка его творчества и общественной деятельности неоднозначна и сегодня. Но немногие знают, что «Видок Фиглярин» (так окрестил Булгарина А. С. Пушкин) был одним из зачинателей отечественной научной фантастики.
Социальная структура России 2824 года, описанная автором в повести «Правдоподобные небылицы, или Странствия по свету в XXIX веке» (1824), почти не претерпела изменений — все те же короли, купцы, князья, помещики… Разве что введено совместное обучение богатых и бедных детей. Но в результате климатической катастрофы (похоладание в Африке и потепление на Северном полюсе) Россия переместилась в районы Сибири. За счет «природной талантливости» страна сохраняет культурное и научное лидерство.
Право же, как ни относись к нелитературной деятельности Булгарина, но в истории фантастики он смело мог бы запатентовать немало НФ-идей: тут и подводные фермы, и парашютно-десантные войска, и субмарины, и самописцы. Кроме того, именно Булгарин «придумал» акваланг и гидрокостюм. Да вот сами судите: «Они (пловцы — Е.Х.) были одеты в ткани, непроницаемые для воды, на лице имели прозрачные роговые маски с колпаком… По обоим концам висели два кожаные мешка, наполненные воздухом, для дышания под водой посредством трубы». Однако самое примечательное изобретение в будущей России — это деньги, которые изготавливают из… «дубового, соснового и березового дерева». Полагаю, всем очевидна аллюзия?
А вот в другой повести Ф. Булгарина — «Сцена из частной жизни в 2028 году» (1843), также посвященной построению идеального имперско-монархического общества в России, мы обнаружим вот такой примечательный диалог между вельможей и помещиком XXI века: «Помещик: Счастливая Россия. Вельможа: Счастливая от того, что мы, русские, умели воспользоваться нашим счастливым положением и все сокровища, тлевшие в недрах земли, исторгли нашим терпением, любовью к отечественному, прилежанием, учением, промышленностью. Пожалуй, если бы мы не думали о завтрашнем дне и кое-как жили, позволяя иностранцам брать у нас сырые материалы и продавать нам выделанные, то мы навсегда остались бы у них в зависимости и были бы бедными…
Оказывается, полезно иногда заглянуть даже в такие утопии.
Но, вероятно, самый экзотический «имперско-технологический» вариант России предложил в конце позапрошлого века ныне забытый литератор Н. Н. Шелонский, автор романа под незатейливым названием «В мире будущего» (1882). Времена реализованной утопии автор тоже благоразумно отодвинул подальше — в XXIX век. Россия 2891 года — сверхмощная держава, заключившая прочный союз с Францией, но при этом под православными знаменами. Вместе они владеют большей частью Земли. Америка и Великобритания в варианте будущего по Шелонскому — всего лишь страны «третьего мира» — «вот как Китай в наше время». Так и просятся на язык строки из Вячеслава Куприянова: «И Россия опять засыпает /ив ней просыпается русская идея — / будто Америка спит и видит / будто она — Россия».
Перед нами цивилизация с действительно высоким научным потенциалом — побеждена гравитация, люди активно используют сверхэнергию (в которой угадывается атомная), телепатию и телекинез, восстанавливают больной и стареющий организм. Высокотехнологический мир, но — не урбанистический. Напротив, автор искренне считает, что научно-технический прогресс и патриархальный уклад жизни вполне могут сочетаться. Россияне XXIX века отказались от городов, вместо них по земле русской разбросаны усадьбы, отделенные друг от друга возделанными полями и садами. Люди объединились в семьи (кланы) по 300 человек, и на каждую такую семью приходится по 16,4 га земли (каждый в будущем и пахарь, и строитель, и врач). Москва же превратилась в место отдыха, своеобразный парк-заповедник с пальмовыми аллеями. Люди живут в полном довольстве, но в аскетической простоте.
Здесь сквозь туман синеют села,
Пылает призрачная Русь…
До середины XIX века Россия оставалась страной аграрной, население на 85 процентов состояло из жителей деревни. И, казалось бы, естественно предположить, что первое место в литературе позапрошлого века должны занимать утопии о крестьянском рае. Подобные утопии о стране Муравии, о мужицкой вольнице с молочными реками и кисельными берегами в избытки процветали в народном фольклоре. Но не в литературе. О возможности построения крестьянской утопии еще в первой половине позапрошлого столетия весьма язвительно отозвался И. А. Гончаров в знаменитом «Сне Обломова» (1849). Писатель довел идею построения крестьянского рая до логического завершения.
Бесконечно счастливые жители деревни Обломовки ведут сытый и безмятежный образ жизни. Что же тут плохого? А то, что состояние неизбывного счастья приводит к деградации общества. Обломовцы «плохо верили… душевным тревогам; не принимали за жизнь круговорота вечных стремлений куда-то, к чему-то; боялись, как огня, увлечений страстей; и как в другом месте тело у людей быстро сгорало от вулканической работы внутреннего, душевного огня, так душа обломовцев мирно, без помехи утопала в мягком теле». «Конвейерное производство» крестьянских версий России началось несколько позже, в 1860–1870 годы. Отмена крепостного права в 1861 году на деле не принесла ожидаемых перемен — ни для крестьян, ни для страны, но сдетонировала утопическую мысль. Чувство вины заставляло многих представителей интеллигенции идти в народники. В этой-то среде и были особенно распространены варианты «реставрации» России по крестьянскому эталону.
«Крестьянские» утописты в большинстве произведений устремляли свой взор не в будущее, а в прошлое — ко временам допетровской Руси, видя идеал в общинном старообрядчестве. Один из характерных символов «раскольнической утопии» — вымышленная деревня Тарбагатай, которую описал в поэме «Дедушка» (1870) Н. А. Некрасов. Поэт с оптимизмом смотрит в будущее освобожденного крестьянства, которое сумеет распорядиться свободой, если будет придерживаться исконной самобытности.
