Действо - Болотников Сергей (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Но теперь я взглянул на него новыми глазами. Напарник улыбался и пускал в невесомость маленькие радужные пузыри, которые замерзали, едва оторвавшись от его губ и на лету превращались в неэстетичного вида снежинки.
Мне было холодно – температура в Агамемноне приближалась к минусовой и хотелось чего ни будь теплого и я отправил свой пакет в положенную для этого микроволновку.
Дегидрированный суп принялся разогреваться, а я вернулся в кресло и предался тяжким думам. Мой идеализм куда то испарился. Вернее, если принять во внимание царящий холод, выпал колкой изморозью. Впервые в моей благопристойной жизни я наврался на настоящие неприятности, которые к тому же грозили стать первыми и последними.
От осознания этого факта мне стало так тоскливо, что я не сразу сообразил что мой суп давно миновал точку перегрева и сейчас активно кипит в своей упаковке. Шум доносящийся из печи заставил меня поднять голову и поспешно рвануться к дверце. Рывком я распахнул задыхающийся в собственном паре нагревательный прибор и замер, когда поток жара рванулся мне на встречу. Решение было простым и захватывающим. Я застыл у потолка кабины и почувствовал, что улыбаюсь.
– Агамемно, прием! – проснулся ЦАП из-под толщи льда оковывающей переднюю панель, – У вас там холодно? Мы, кажется, нашли выход. Это называется «Ершить себя изнутри» – древний сибирский способ. Очень прост в исполнении. Самое главное тщательная, последовательная работа грудных мышц…
– ЦАП, я знаю что делать! – заорал я, – у меня есть решение!!
Мой напарник оторвался от своих пузырей и удивленно посмотрел на меня – кажется, он считал меня сумасшедшим.
Упаковка супа кипела в печке еще полтора часа, распространяя влажное банное тепло, а когда суп полностью испарился, я заменил ее другой. По моим расчетам обогрева должно было хватить недели на три.
Трансфер 004. Якутин.
Ну вот. Возвращаясь к моих запискам. У меня тут произошли некоторые положительные сдвиги, и, мне кажется, мы скоро попадем домой. Боже, как я устал! Бесконечная война страшно меня утомляет. Сколько длится эта война – в основном холодная, но иногда перерастающая в эпические кровавые битвы?
Мир, услышь меня – кажется, трансферы это единственное, что меня держит, что позволяет остаться в рассудке.
Весь вечер напарник бодро гадил на своей половине. Плевался и мазал слюнями стены.
Мне было тошно. Ночью плохо спал – было душно, стильный серебристый комбинезон лип к телу и пропитывался потом. Второй пилот храпел и переговаривался во сне. Мне показалось, что он говорит даже не с одним, а с несколькими собеседниками.
Иногда он замолкал, а потом начинал тихо и тоскливо выть на приближающуюся луну.
Именно той ночью я впервые ощутил себя запертым в клетке с несколько лет постившимся диким павианом – кошмарное, тягостное ощущение, а самое главное – не поддающееся никакому прогнозу.
Была лишь надежда – запертая в клетку вместе со мной, а ей прогнозы были не к чему – она была слепа и невменяема, как большинство таких надежд.
Утро красило нежным светом утратившие всякий лоск внутренности кабины – только вместо застенчивого румянца только что показавшегося из-за горизонта солнца нам светила луна, раз и навсегда заменив собой извечный светоч. Желтый ее неприятный свет понуро скользил по разрисованным изморозью приборам, по запотевшим стеклам циферблатов, по многочисленным бессмысленным флажкам этикеток, по слюням, грязным носкам и пропитавшимся потом серебристым комбинезонам от известного кутюрье. Голые волосатые ноги второго пилота парили в воздухе, частично перекрывая мне вид на далекую землю.
Сквозь кашляющий эфир ЦАП донес нам звуки побудки и едва дав ей закончиться, почти без паузы, тараторя и захлебываясь звуками как диктор итальянского радио начал поздравительную речь о достижении нами лунной орбиты.
К речи я остался совершенно равнодушный, потому что смотрел на корявые ступни напарника, распространяющие в воздухе совершенно неописуемый аромат.
Если вы теперь спросите меня, как пахнут луна, я без тени промедления отвечу вам – грязными носками. Впрочем, сейчас то я привык к этому запаху.
– Хочу быть ближе к природе, – заметив мой взгляд лаконично сообщил напарник, – пройтись так сказать, своими ногами по лунной пыли…
Я вежливо кивнул, хотя внутри исходил криком. ЦАП закончил речь, которую я совершенно не уловил и предложил преступить к собственно маневрам.
Короткий завтрак с ритуальным запуском смятых оберток в воздух. Заменить одну выкипевшую в микроволновке корову на другую.
– Агамемно, прием! – торжественно сообщил ЦАП, – приступайте к перемещению на орбиту луны. Весь мир сейчас смотрит на наш спутник с надеждой, затаив дыхание. Продажи мясо молочных продуктов подскочили на сто пятьдесят процентов. Агамемно! Так держать!
Я подумал о тех бесчисленных миллионах у которых сейчас день, но промолчал, а вместо этого занял место в кресле, предварительно по инструкции пристегнувшись. Мой второй пилот, шевеля голыми ступнями, встал на боевой пост.
Влекомый пробудившимися маневровыми двигателями Агамемно начал совершать замедленный, неторопливый кувырок, ставя вселенную в запотевших иллюминаторах с ног на голову. ЦАП контролировал телемилию, сообщая что-то о градусах и параллелях. Мои руки оперировали приборами экономными четкими движениями и, словно отдельно от меня. Уроки данные на земле не прошли зря. Я справлялся. Но лишь до поры до времени.
– Не трожь! – трубно заорал напарник, стоило моей руки протянуться к тумблеру в опасной близости от его кресла.
Я упрямо нажал и тут же сильно получил по ладони. Прижав руку к груди, я очередным усилием воли удержался от того, чтобы ринуться в драку. Земля в иллюминаторах стала смещаться куда то влево и вниз. Кинув на напарника умоляющий взгляд, я снова рванулся к тумблеру и он ударил снова.
– Нажми, кретин!! – заорал я вне себя от боли и страха.
Он нажал. Я вернулся к своим приборам.
– Это мои приборы, – сказал второй пилот, нахмурясь, – никогда их не трогай.
Я не ответил – ловил взбесившийся челнок.
– Агамемно, что у вас там происходит? – взволнованно спросил ЦАП и ответил без ответа.
– Третья панель слева! – крикнул я, – можно нажать?!
– Моя половина!
– Можно нажать!!!
– Нет!
Под заунывные тревоги ЦАПовцев наш челнок совершал свой маневр, похожий на попытку паралитика у которого бездействует половина тела исполнить трюк из арсенала профессиональных гимнастов. Земля впереди стала потихоньку сменяться луной. Я старался как мог.
– Шатл! – крикнул ЦАП, – рукоятка прямо по центру, три градуса на себя… немедленно!
– Это моя рукоятка! – сказал я.
– Нет моя, – сказал напарник.
– Она на моей половине!
– Сволочь! Она по центру!
– Она моя!
– Отдай, гад, отдай!
– Агамемно! Вы промахиваетесь! Повторяю! Вы промахиваетесь мимо луны!!!
Я рванул рукоятку на себя. Он ударил меня в лицо, я боднул его головой и получил еще раз. В воздух воспарила стайка красных, поблескивающих пузырьков.
– ОТДАЙ!!! – вопил я, – МОЕ!! МОЕ!! МОЕ!!
– Нет мое!!! – вопил он, – мое!!!
– Агамемно! – торжественно заявил ЦАП, – мои поздравления! Вы на орбите луны.
Мы замерли, разом повернувшись к окнами. Луна была там за ними, похожий на исполинский неровно выпеченный блин, который миллионолетия пролежал в самом темной углу кладовки. Желтоватый ее отсвет падал на наши лица, выглядевшие в нем уставшими и нездоровыми. Кровь собиралась в шарики, словно вспомнив из чего она состоит и оседала на стенках кабины замысловатым рисунком.
Я повернулся и уставился на напарника:
– Нам нужно отстрелить разгонный блок.
Он внимательно смотрел на меня.
Я перевел взгляд на пульт и замер. Управление маневровым блоком, уродливой ступой торчащего за серебристым телом нашего челнока, находилось ровно на середине приборной панели. Кнопки таинственно поблескивали, а на одной из них осела капля моей крови.
