Почти как люди. Город. Почти как люди. Заповедник гоблинов - Саймак Клиффорд Дональд
Я поднял мешок, чтобы он мог получше разглядеть его.
— Тоже пришельцы, — объявил я.
Все это начинало чертовски смахивать на водевиль.
Он недоуменно поднял бровь.
Запинаясь и путаясь в словах, я торопливо рассказал ему, что это за существа — в моем понимании, конечно. У меня вдруг почему-то возникла потребность высказаться как можно быстрее. Словно меня подстегнула мысль о том, что у нас очень мало времени, а мне нужно успеть все рассказать. Возможно, так оно и было.
Лицо Стирлинга побагровело от волнения, глаза возбужденно заблестели.
— Об этом-то я и говорил тебе сегодня утром! — воскликнул он.
Я вопросительно хмыкнул — наш утренний разговор давно выветрился у меня из головы.
— Существо, не зависящее от окружающей среды, — напомнил он. — Существо, которое может жить везде и быть всем, чем угодно. Форма жизни, обладающая стопроцентной приспособляемостью. Способная приспособиться к любым условиям…
— Но ты ведь говорил вовсе не об этом, — возразил я, вспомнив наконец, что он тогда сказал.
— Вполне возможно, — согласился он. — Не исключено, что я не совсем точно выразил свои мысли. Но в итоге получается то же самое.
Он повернулся к лабораторному столу, выдвинул ящик и стал быстро рыться в каких-то вещах. Наконец вытащил то, что искал, — прозрачный полиэтиленовый пакет.
— Давай-ка пересыплем их сюда, — сказал он. — А потом уж хорошенько рассмотрим их.
Он открыл пошире отверстие пакета. С помощью Пса я перевернул наш импровизированный мешок и высыпал кегельные шары в пакет к Стирлингу. Несколько каких-то клочков и обрывков упало на пол. Даже не пытаясь принять форму шаров, они быстро шмыгнули к рукомойнику, вскарабкались по его металлическим ножкам и нырнули в раковину.
Пес бросился было за ними в погоню, но они оказались проворнее. Он вернулся с удрученным видом, уныло свесив уши и волоча поникший хвост.
— Они отступили в канализационную трубу, — сообщил он.
— Ну и пусть, — беспечно отмахнулся Стирлинг, которого так и распирало от счастья, — большая часть ведь осталась у нас.
Он стянул крепким узлом горловину пакета и, подняв его, зацепил узел за крюк укрепленного над полом кронштейна — и пакет повис о воздухе. Пакет был настолько прозрачным, что теперь можно было без помех рассмотреть кегельные шары во всех подробностях.
— А вы разберете их на части? — озабоченно спросил Пес.
— Со временем, — ответил Стирлинг. — Сперва я понаблюдаю за ними, изучу их повадки и подвергну их кое-каким испытаниям.
— Тяжким испытаниям? — не унимался Пес.
— Это еще что такое? — спросил Стирлинг.
— Он питает некоторую неприязнь к нашим друзьям, — вмешался я. — Они ставят ему палки в колеса. Позорят его бизнес.
В другом конце комнаты негромко зазвонил телефон.
Потрясенные, мы разом умолкли.
Телефон зазвонил снова.
В этом звуке было что-то пугающее. Мы были здесь совершенно одни и чувствовали себя как-то уютно и спокойно, а кегельные шары на время стали для нас не более чем диковиной, вызывающей чисто академический интерес. Но с этим телефонным звонком все рухнуло — к нам ворвалась неумолимая действительность внешнего мира. Пришел конец уединению, пришел конец спокойному созерцанию, потому что все это касалось не только нас одних, а существа в прозрачном полиэтиленовом пакете из объектов исследования превратились в нечто опасное и угрожающее, в нечто, внушающее уже не академический интерес, а ненависть и страх.
И я увидел за окном величественную всепоглощающую тьму ночи и ощутил бездушное высокомерие, которое опутало мир. Комната словно сжалась в пятно холодного света, разбивавшегося о блестящую поверхность лабораторного стола, о раковину и стеклянные приборы, а я — сама слабость — стоял рядом со Стирлингом и Псом, такими же бессильными, как и я.
— Алло, — сказал Стирлинг в трубку. И спустя немного: — Нет, я ничего об этом не слышал. Должно быть, тут какое-то недоразумение. Он сейчас здесь.
Послушал еще, потом перебил своего собеседника:
— Но ведь он сейчас здесь, у меня. Вместе с говорящей собакой… Нет, он не пьян. Да нет, говорю вам, он цел и невредим…
Я шагнул к телефону.
— Дай-ка мне трубку! — потребовал я.
Он сунул ее мне к уху, и я услышал голос Джой:
— Паркер, ты… Что случилось? Радио…
— Ага, я слышал эту передачу. Те парни на радио просто рехнулись.
— Почему ты мне не позвонил, Паркер? Ты ведь знал, что я это услышу…
— Да откуда я мог знать? Я совершенно замотался. Мне нужно было переделать кучу дел. Я нашел Этвуда, он рассыпался на кегельные шары, и я поймал его в мешок, а потом меня в машине поджидала эта собака…
— Паркер, у тебя действительно все в порядке?
— Конечно, — ответил я. — В полнейшем.
— Паркер, мне так страшно.
— Брось, теперь уже нечего бояться. В машине был не я, и к тому же я нашел Этвуда…
— Я не об этом. У меня во дворе снуют какие-то существа.
— Так ведь вне дома всегда есть какие-нибудь живые существа, — возразил я. — Собаки, кошки, белки, люди, наконец…
— Но эти твари бродят вокруг дома. Так и кишат повсюду, заглядывают в окна и… Паркер, прошу тебя, приезжай и забери меня отсюда!
Мне стало не по себе. Это не был обычный глупый женский страх перед темнотой и воображаемыми ужасами. По ее голосу чувствовалось, что она едва сдерживает истерику, и это убедило меня в том, что причина ее испуга не в игре воображения.
— Хорошо, — сказал я. — Держись молодцом. Постараюсь приехать как можно скорее.
— Паркер, пожалуйста…
— Надень пальто. Стань у двери и жди, когда подъедет машина. Только не выходи, пока я не подойду к самому дому.
— Ладно.
Голос ее уже звучал почти спокойно.
Я бросил трубку на рычаг и стремительно повернулся к Стирлингу.
— Мне нужна винтовка, — сказал я.
— Она вон в том углу.
Винтовка стояла там, прислоненная к стене; я бросился в угол и схватил ее. Стирлинг порылся в ящике и протянул мне коробку с патронами. Я сломал ее, и несколько патронов упало на пол. Стирлинг нагнулся и собрал их.
Я заполнил магазин, остальные патроны высыпал в карман.
— Я еду за Джой, — сказал я.
— Там что-нибудь случилось? — спросил он.
— Не знаю, — ответил я.
Ударом ноги я распахнул дверь и понесся вниз по лестнице. Пес кинулся следом за мной.
20
Джой жила в северо-западной части города в своем собственном маленьком домике. Первые дни после смерти матери она подумывала о том, чтобы продать его и переехать поближе к редакции в какой-нибудь многоквартирный дом. Да так и не собралась. Что-то не отпускало ее отсюда — то ли какие-то воспоминания и сентиментальная привязанность к дому, то ли нежелание рисковать — а вдруг ей не понравится на новом месте.
Я выбрал улицу, где, как я знал, мне не будут помехой мигалки, и дал газ.
Пес сидел рядом со мной, и ветер, врывавшийся через полуоткрытое окошко, откидывал назад его бакенбарды, мягким веером расстилая их по морде. Он задал мне один-единственный вопрос.
— А эта Джой хороший товарищ? — спросил он.
— Самый лучший, — заверил его я.
Он умолк, обдумывая мой ответ. Еще немного, и, наверное, можно было бы услышать, как напряженно работают его мысли. Но он больше не проронил ни слова.
Я пренебрег светофорами и развил недозволенную скорость, пытаясь придумать, что мне сказать в свое оправдание, если за нами погонится полицейская машина. Но обошлось без этого, и, нажав до отказа тормоз, я резко остановил машину перед домом Джой, взвизгнули по асфальту шины, и Пес со всего маху ткнулся мордой в ветровое стекло, весьма этому удивившись.
Домик стоял в глубине двора, обнесенного старинным частоколом и густо заросшего деревьями и кустами, между которыми извивались цветочные клумбы. Ворота были распахнуты настежь — с тех пор как я впервые побывал здесь, я ни разу не видел их запертыми — и створки их криво висели на ржавых петлях. Крыльцо было освещено; в прихожей и гостиной тоже горел свет.
