Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных (сборник) - Алкин Юрий (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
– Нет.
Он, все так же улыбаясь, прищурился.
– Что вы почувствовали, когда сказали мне, что вам не хочется иметь со мной дело?
– Не знаю. Ничего особенного.
– А все-таки?
– Скажем, облегчение.
– Правильно. А теперь возьмите и усильте это ощущение в сто, двести, в тысячу раз. Что получится?
Я пожал плечами под его ожидающим взглядом.
– Свобода, – сказал он, почему-то понизив голос. – Там, на дне, – полная, окончательная свобода. Свобода, которую вы даже не можете себе представить.
– Свобода от чего?
– Вы не поймете. Скажем, от страха. Но если вы спрашиваете – вы не поймете. Пока еще рано.
– Пока? Вы говорите так, как будто я завтра начну записывать эти маски.
– Завтра не начнете. Но месяца через два-три – да. Теперь, когда вы знаете.
Еще десять минут назад его уверенность была бы забавной. Теперь она пугала.
– Что я такого знаю? Записал интонацию с жестами – стал свободным?
– Вы снова упрощаете без необходимости.
– Но это записывание действительно звучит слишком просто!
– Как и все по-настоящему важные вещи. Я могу вам описать технику движения канатоходца в двух предложениях. Переставляйте ноги, держите баланс, не смотрите вниз. Это не значит, что вы сможете сделать по канату даже шаг. Но за два года тренировок вы научитесь ходить по нему как по дороге. Секреты всегда просты. Все дело в практике.
– Но с какой стати я вообще начну заниматься чем-то подобным? У вас был этот толчок. Но у меня-то его не было!
– А вы уверены? – спросил он и умолк.
Он смотрел на меня молча, все так же доброжелательно и все же по-другому. «Хотите, расскажу вам основы? – вспомнил я. – А правда, хочется снять маску?»
– Зачем? – спросил я, зная, что он меня поймет.
И он понял.
– Когда доходишь до дна, – очень спокойно начал он, – через какое-то время понимаешь, что не можешь владеть этим знанием один. Просто не можешь, и все.
– И вы несете это «знание» людям, – не выдержал я, вкладывая во фразу весь сарказм, на какой был способен. – И ничего лучше, чем разговоры с незнакомыми людьми в барах, не нашли? Может, вам стоит читать проповеди?
– Нет, – совершенно серьезно ответил он, – это не для меня. Не мое. Хотя другие это делали.
– Другие?
– Конечно, – кивнул он. – Я ведь не первый.
И в этот момент его лицо стало меняться. Оно вдруг показалось веселым, но странно, неправильно веселым – то ли из-за глаз, то ли благодаря этой едва наметившейся улыбке в уголках губ. Затем веселость прошла, и ее тут же сменила грусть. Вслед за ней пришла тоска – страшная, гнетущая, высасывающая все силы. Пришла – но только для того, чтобы секунду спустя уступить место иронии. Одна за другой маски текли по его лицу, переходя одна в другую, четкие, ясные, безошибочно узнаваемые, словно нарисованные гениальным художником. Никакой актер, никакой мим не смогли бы воспроизвести эту бесконечную череду трансформаций. Злость, отчаяние, доверие, равнодушие, восхищение, испуг, смущение, гордость…
А потом так же неожиданно все маски исчезли, стекли, словно капли воды, с его совершенно равнодушного теперь лица. И вместо них на этом лице медленно проступила улыбка. Особая, ни с чем не сравнимая улыбка. Которую невозможно имитировать, которая идет изнутри, только изнутри. Я узнал бы эту улыбку, даже если бы не перелистывал в полете яркие журналы, в которых то и дело попадались изображения Будды.
С тех пор прошло полгода. Пока я научился снимать только три маски. И то, третью – с немалым напряжением. Но зато первые две снимаются и надеваются словно перчатки.
Впрочем, нет, гораздо легче, чем перчатки. Гораздо быстрее. Я знаю, что в любой момент могу их снять или надеть. Это не самые важные, не самые интересные маски, но с них было легко начинать.
Но главное не это. Главное, что теперь я другими глазами смотрю на людей. Я вижу, как они общаются, работают, отдыхают, живут. И все, что я вижу, – маски.
Не те маски, о которых любят твердить поэты. Не притворные улыбки лицемеров. Все это не более чем красивые образы. Я вижу маски, намертво приросшие к лицам. И те, кто их носит, так за всю жизнь никогда и не увидят, не узнают себя, сколько бы ни смотрелись в зеркало. Потерянные, ищущие ориентиры, озлобленные, знающие только искусственные цели, идущие только к фальшивым победам, существующие по правилам, придуманным другими масками. И так часто несчастные. Потому что там, внутри, под нагромождением слипшихся масок, бьется, пытаясь выйти на волю, кто-то. Бьется – и так никогда и не выходит.
Возможно, когда-нибудь, когда я сниму свою последнюю маску, я тоже пойму, что теперь обязан рассказать об этом другим. Но это будет еще нескоро. А пока мне надо узнать ответ на вопрос.
Главный вопрос. Я хочу знать, кто там, под маской.
