Мир приключений 1983 г. - Беляев Александр Романович (читать книги онлайн полностью без регистрации txt) 📗

— А каково подлинное имя графини?

— Жанетта де Гаше. Разве это не подлинное? Она эмигрантка. Покинула родину в период смут и беспорядков. Человек весьма образованный, сведущий в истории царственных домов. Беседовали мы с нею на различные темы, могущие представлять интерес для культурных людей.

Следующими Браилко допросил двух священников — православного и армяно-католического. Они отпевали графиню вдвоем. Почему вдвоем? Попросту не знали, по какому именно обряду следует хоронить. На всякий случай сначала отпел ее один, а затем — и второй. Из этого можно было сделать вывод, что покойная не только не отличалась религиозной ревностностью, но и того хуже — ни разу не ходила к исповеди. Почему? Может быть, именно потому, что исповедаться не могла, не имела права? Да и какой смысл ходить к исповеди лишь для того, чтобы ничего не сказать или же соврать?

Но самые интересные признания дала служанка графини де Гаше. Это была армянка-католичка, плохо говорившая по-русски, но понимавшая французский и итальянский. По словам служанки, графиня вплоть до самой смерти чувствовала себя хорошо и, в отличие от многих стариков, не жаловалась на немочи. Тем удивительнее было однажды услыхать из ее уст:

«Боюсь, что барон Боде напрасно строил для меня домик в Судаке. Поздно!»

Она написала письмо в Судак Боде, попросила отправить первой же почтой, несколько раз справлялась, отправлено ли оно. В последнюю ночь спать не ложилась. Разбирала и жгла какие-то бумаги. Служанку домой не отпустила, заставила ее до утра просидеть на кухне, что тоже было малообъяснимо и неожиданно. Изредка вызывала ее в комнаты, чтобы попросить вынести жаровню, до краев заполненную пеплом сожженных бумаг. К утру графиня легла на софу и затихла. Служанка осторожно вошла в комнату, постояла над своей хозяйкой. Лицо той было спокойным. Веки не дрожали. Служанка позвала свою подругу из дома Аморети и собралась было обмывать покойную. Но «покойная» открыла глаза и тихим голосом сказала:

«Рано. Часа через два. Мое требование — хоронить меня в том, в чем я сейчас одета. Обмывать и переодевать запрещаю».

— И все же вы ее раздевали! — сказал Браилко. — Мне это известно из показаний вашей подруги. Предупреждаю: речь идет о деле государственной важности. Сокрытие каких-либо, пусть даже незначительных, сведений может привести к тяжелым для вас последствиям.

Браилко сделал рискованный ход: ведь ни с какой подругой служанки он не разговаривал. Но авантюра удалась.

— Мы ничего не заметили, — сказала испуганная армянка. — Только два неясных пятна на плече, почти на спине.

Браилко пододвинул ей бумагу, дал в руки перо.

— Нарисуйте эти пятна.

На бумаге было нарисовано нечто схожее с буквой «V».

— Теперь согрейте мне чаю, — сказал Браилко. — А затем будете свободны, если сообщите мне, писала ли графиня какие-либо письма и куда отсылала?

— Она писала часто, — сказала служанка.

— Были ли корреспонденции, адресованные за границы империи?

— Нет.

— Значит, вы запоминали адреса? Может быть, вам кем-то было поручено следить за перепиской графини?

— Святой Иисус! — взмолилась служанка. — Клянусь вам… Я просто так. Никто и ничего мне не поручал.

— Понятно. Женское любопытство. Пусть будет так. Если вы искренне станете мне помогать, неприятностей у вас не будет.

…Право же, Браилко заслужил лучшей участи, чем прозябание в канцелярии Таврического губернатора. Одно удовольствие прослеживать по документам, как ловко, толково полтора столетия назад вел он расследование, пытаясь наверстать то, что упустил Мейер. Прежде всего Браилко узнал все, что мог, о бароне Бодс. Это вправду был странный барон. С какой стати он оказался вдали от своей прекрасной Франции в богом забытом Судаке — единственном городе, который Екатерина Великая не успела переименовать на греческий лад во время своего визита в Тавриду? Ланжерон, Ришелье, Де-Рибас приехали в Россию делать карьеру, спасаясь от революции. Наконец, просто с целью охладить разгоряченные головы. Боде, напротив, от революции не спасался. Революция барона попросту не заметила. Боде не был карьеристом, он не гнался за чинами, а подался в Россию, чтобы заняться здесь… садоводством и виноградарством. Вот уж удивительные баронские фантазии!

Не поверил в подобное объяснение Браилко. Не поверим, конечно, и мы с вами. Представляется абсолютно очевидным, что барона увлекло в Россию нечто другое. Может быть, он все же был из породы странных людей, мечтателей, время от времени совершающих поступки необъяснимые? Ничего подобного. В делах Боде был практичен и хитер. Хватка у него была не аристократическая, а купеческая. И дом он себе отстроил отменный — о десяти окнах по фасаду.

Неподалеку от дачи Боде, под горой, ютилась небольшая горная деревушка. Впрочем, дома в ней были двухэтажные, хотя и с плоскими крышами, мечеть под черепицей. Народ одевался франтовато. Правда, франтовство это было на провинциальный лад. На мужчинах — синие куртки, чеканные пояса, стальные цепочки на груди.

В селении не было нищих, сидевших, как воробьи на ветке, у входа в лавки. По всему было видно, что земля здесь хорошая, родит щедро. И местные жители были никак не похожи на коренастых и широкоскулых степняков. Они выглядели стройнее, изящней и лицом казались белее. Браилко подумал, что здешние жители наверняка имеют среди своих дедов и прадедов генуэзцев и венецианцев, которые когда-то были весьма активны в этих краях, строили крепости и города, закладывали виноградники и обводняли склоны. Может быть наследуя их и пользуясь услугами умелых и охочих к труду местных жителей, Боде и сумел завести здесь образцовое хозяйство. Виноградники барона, как было уже известно чиновнику по особо важным поручениям, давали значительные доходы. Но барон и без того был богат. И независим. Потому, видимо, и позволял себе то, чего не позволяли себе прочие обитатели полуострова. Кто еще, например, мог выстроить такой необычный дом?

Не успел Браилко взяться за молоток, висящий рядом с входной дверью, как сама дверь с жалобным вздохом отворилась. За дверью не было никого. Браилко даже опешил. В козни дьявола, как и в самого дьявола, он не верил. Затем голос, идущий неизвестно откуда, произнес:

— Антре! Входите! Снимайте шинель. Через минуту я спущусь в холл.

— Благодарю, — пробормотал Браилко. — Но сами-то вы где?

— Сам я уже на лестнице, спускаюсь, чтобы вас встретить. — Действительно, по витой деревянной лестнице, ведущей на второй этаж, спускался тоненький, смахивающий на богомола человечек в голубом стеганом халате; удивляла голова человечка — слишком крупная для субтильного тела, лысая, дынеобразная. — Вас удивили механизм для открывания двери и переговорная труба? Недаром говорят, что новое — хорошо забытое старое. Все это известно от времен Древней Греции и Пергама [4]. Я решил повторить подобное для себя. А в результате — обхожусь с помощью всего лишь двух слуг. Да и тех на сегодняшний вечер отпустил в деревушку. Чем могу служить?

Браилко представился, кратко объяснил и цель визита.

— Так-с! — произнес барон. — Любопытная тема. Мне не придется коротать вечер в одиночестве. Прошу сюда… Согрейтесь у камина, а я тем временем переоденусь.

Вскоре Воде, уже облаченный в мягкую домашнюю куртку, поил гостя отличным кофе в просторном зале своей великолепно устроенной дачи. На столе стояло хитроумное приспособление для подогрева воды, отдаленно напоминавшее самовар. Складную вытяжную трубу барон ловко прицепил к топке камина. Кофе заваривал в специальных серебряных сосудах, заметив вскользь, что серебро освежает воду, делает ее чище. И это также было известно еще в глубокой древности.

— История вершит свои круги, — произнес барон как бы в задумчивости, адресуясь не столько собеседнику, сколько своим внутренним мыслям. — Именно круги. Хотелось бы знать, на каком из них находимся мы с вами?

В окна глядела белоснежная в ту пору гора Святого Георгия. В бронзовых канделябрах хорошей ручной работы медленно таяли свечи. Воде повторил Браилке, что шкатулки отправлены в Петербург в том виде, в каком они остались после смерти графини. Что же касается самой Гаше, то, насколько барону известно, она появилась в России в канун войны 1812 года. Двенадцать лет прожила в Петербурге. Здесь познакомилась с баронессой Крюденер, которая была принята при дворе.