Кукловоды - Хайнлайн Роберт Энсон (книги онлайн полностью .TXT) 📗
– Но у нас нет времени, – озабоченно сказал Стилтон. – Ради быстрого получения результатов приходится применять грубые методы. Боюсь, я не могу разрешить объекту видеть эти записи.
– Я с вами согласен, доктор, – снова вставил Хазелхерст.
– А вас, черт побери, никто не спрашивает! – взорвался я. – И нет у вас никакого права разрешать ей или не разрешать. Записи надерганы из мозга моей жены, и они принадлежат ей. Мне надоело смотреть, как вы разыгрываете из себя господа Бога. Я ненавижу эти замашки у паразитов, и точно так же ненавижу их у людей. Она сама за себя решит. А теперь потрудитесь узнать ее мнение.
– Миссис Нивенс, вы хотите увидеть записи? – спросил Стилтон.
– Да, доктор, – ответила Мэри. – Очень.
Он явно удивился.
– З-э-э... как скажете. Вы будете смотреть их одна?
– Вместе с мужем. Вы и доктор Хазелхерст можете остаться, если хотите.
Они, разумеется, остались. В операционную принесли стопку кассет, каждая с наклейкой, где значились дата записи и возраст объекта. Чтобы просмотреть их все, нам потребовалось бы несколько часов, поэтому я сразу отложил в сторону те, что относились к жизни Мэри после 2051 года: они вряд ли могли помочь.
Первые кассеты относились к раннему детству. В начале каждой записи шло изображение объекта – Мэри. Она стонала, ворочалась и едва не задыхалась, как всегда случается с людьми, которых вынуждают возвращаться к неприятным и нежеланным воспоминаниям. И только после этого разворачивалась реконструкция событий – ее голосом и голосами других людей. Больше всего меня поразило лицо Мэри – я имею в виду, на стереоэкране. Мы увеличили изображение, так что оно придвинулось почти вплотную к нам, и могли следить за мельчайшими изменениями в выражении лица.
Сначала Мэри превратилась в маленькую девочку. Нет, черты лица остались прежними, взрослыми, но я знал, что вижу жену именно такой, какой она выглядела в детстве. Мне сразу подумалось, как хорошо будет, если у нас тоже родится девочка.
Затем выражение ее лица менялось – это начинали говорить другие люди, чьи слова сохранились у нее в памяти. Мы словно смотрели на невероятно талантливого актера, играющего подряд сразу несколько ролей.
Мэри воспринимала записи достаточно спокойно, только незаметно для других сунула свою руку в мою. Когда мы добрались до тех жутких кассет, где ее родители превратились в рабов титанцев, она сжала мои пальцы, но больше никак себя не выдала.
Я отложил в сторону кассеты с надписью «Период анабиотического сна», и мы перешли к следующей группе – от ее пробуждения до спасения на болотах.
Сразу стало ясно, что паразит оседлал ее, едва Мэри пришла в себя после анабиоза. Мертвое выражение лица – это титанец, которому незачем притворяться. Последние передачи из красной зоны были полны таких кадров. А скудность воспоминаний за этот период лишь подтверждала, что Мэри находилась во власти паразита.
Затем, совершенно неожиданно, паразит исчез, и она вновь стала маленькой девочкой, больной и испуганной. Сохранившиеся в памяти мысли путались и расплывались, но потом возник новый голос, громкий и чистый:
– Чтоб я сдох, Пит! Здесь маленькая девчонка!
Еще один голос:
– Живая?
И снова первый:
– Не знаю.
Дальше на пленке шли воспоминания о Кайзервиле, ее выздоровление и много других голосов и мыслей.
– Я хотел предложить вам прокрутить еще одну запись из того же периода, – сказал доктор Стилтон, вынимая кассету из проектора. – Они все немного отличаются друг от друга, а период для нас ключевой.
– Почему, доктор? – поинтересовалась Мэри.
– А? Нет, если не хотите, можем, конечно, не смотреть, но именно этот период мы сейчас исследуем. Нам нужно восстановить события и понять, что же случилось с паразитами, почему они умерли. Если мы сумеем узнать, что за болезнь убила титанца, который э-э-э... управлял вами, – убила титанца, но пощадила вас – тогда нам, возможно, удастся найти оружие против паразитов.
– А вы не знаете? – удивленно спросила Мэри.
– Что? Нет еще, но узнаем. Человеческая память хранит на удивление подробные записи.
– Но я думала, вы уже знаете. Это «девятидневная лихорадка».
– Что? – Хазелхерст выскочил из кресла.
– Вы разве не поняли по моему лицу? Это очень характерная деталь – я имею в виду «маску». Там, до... в смысле, в Кайзервиле мне случалось ухаживать за больными «девятидневной лихорадкой», потому что я уже переболела и у меня был иммунитет.
– Что вы на это скажете, доктор? – спросил Стилтон. – Вам приходилось видеть таких больных?
– Больных? Нет. Ко времени второй экспедиции уже появилась вакцина. Но я, разумеется, знаком с клиническими характеристиками.
– А можете вы сделать вывод на основе этих записей?
– Хм-м-м... – Хазелхерст осторожничал. – Я бы сказал, что увиденное совпадает с этой версией, но не доказывает ее.
– Какая еще версия? – резко спросила Мэри. – Я же сказала, что это «девятидневная лихорадка».
– Мы должны быть уверены на все сто процентов, – извиняющимся тоном произнес Стилтон.
– А какие еще доказательства вам нужны? У меня нет на этот счет никаких сомнений. Мне сказали, что, когда Пит и Фриско меня нашли, я была больна. А после я ухаживала за другими больными, но ни разу не заразилась. Я помню их лица перед смертью – точь-в-точь как мое на пленке. Любой, кто хоть однажды видел больного «девятидневной лихорадкой», ни с чем другим эту болезнь не спутает. Что еще вам нужно? Огненные письмена в небе?
За исключением одного раза я никогда не видел Мэри такой рассерженной и сказал про себя: «Так, джентльмены, полегче, а то она вам сейчас задаст!»
– Хорошо, я думаю, вы свою точку зрения доказали вполне убедительно. Но объясните, пожалуйста: мы считали, что у вас нет сознательных воспоминаний об этом периоде жизни, и моя проверка это подтвердила, а теперь вы говорите так, словно все помните.
– Да, теперь помню, – произнесла Мэри несколько озадаченно. – И очень отчетливо. Я не думала об этом долгие годы.
– Кажется, я понимаю. – Стилтон повернулся к Хазелхерсту. – Ну, доктор? У вас есть культура «девятидневной лихорадки»? Ваши люди с ней уже работали?
