Выдумки чистой воды (Сборник фантастики, т. 1) - Вершинин Лев Рэмович (книги онлайн полностью бесплатно TXT) 📗
— Стой! — в беспокойстве закричал Льош. — Пыхчик, остановись!
Пыхчик оглянулся и ступил на зеленую прогалину.
— Да стой же ты! Куда ты дурень ле…
Ноги у Пыхчика подкосились и он, широко раскинув руки, стал падать на мох, но еще не коснувшись его подстилки, распался на куски и кровавым месивом разбрызнулся по лужайке. До слуха донесся резкий шипящий звук, над останками Пыхчика поднялось легкое облачко пара, и вся поляна вдруг оказалась затянутой редкой серебряной паутиной, развешенной между деревьями сантиметрах в двадцати-тридцати над землей.
«Межмолекулярная деструкция», — машинально отметил Льош. Он повернулся к драйгеру. Все оцепенело смотрели на поляну, и только у Портиша под окладистой бородой беспрерывно дергался кадык.
Паутина вибрировала и звенела малиновым звоном, словно ее теребил лапой гигантский паук, а из ее центра, из той самой странной белесой точки, медленно, клубясь туманом, конденсировался огромный молочно-белый шар с прозрачными прожилками. Наконец он окончательно оформился и двинулся в сторону останков Пыхчика. В малиновый звон вибрирующей паутины вмешались частые резкие звуки лопавшихся струн — длинные осевые нити, крепившие паутину к основанию деревьев, вытягивались и, достигнув предела натяжения, отрывались от деревьев и исчезали в шаре. А шар тотчас беззвучно выплевывал новые нити, которые с силой, так что тонкие деревья вздрагивали, впивались в подножья их стволов.
С драйгера острожно спустился Микчу.
— Че эт, а? — шепотом спросил он, заглядывая в рот Льошу. Льош промолчал. С трудом оторвавшись от жуткого зрелища, он только вздохнул.
— Смерж? — спросил снова Микчу.
— Нет, — буркнул Льош и неожиданно подумал, что белесый шар действительно очень похож на смержа. — Кажется, нет… Будем надеяться, что это местная форма жизни.
— Когда кажется, надо креститься, — сказал Кирилл. Он слез с блюдца драйгера и теперь косолапо, разминая затекшие ноги, пробирался к ним, держась за борт машины. — Почему ты так думаешь?
Льош вспыхнул и сцепил зубы. Выдержка впервые покинула его.
— Тебе по пунктам перечислить, или как? — прищурившись процедил он.
Кирилл стушевался.
— Извини, — сказал он, отводя глаза. — Характер у меня такой, въедливый… В лагере я считал тебя просто беспочвенным прожектером…
— Мягко сказано, — сардонически усмехнулся Льош.
— Извини, — снова сказал Кирилл и посмотрел прямо в глаза Льошу. — Но все же, почему ты так думаешь? Как я понимаю, ты хотел сказать, что смержи к этой планете не имеют никакого отношения?
— В том-то и дело, что имеют… — тяжело вздохнул Льош. — Но это не родина смержев — слишком уж велико различие между флорой леса и лагеря. Скорее всего, здесь что-то вроде базовой планеты смержей.
— В общем-то для меня не имеет большого значения, где мы находимся. На планете смержей или еще где-то, — проговорил Кирилл. — Но умереть я предпочитаю на свободе, пусть даже так, как Пыхчик. Но не в лагере. А еще лучше — с василиском в руках.
Лара перевесилась через борт драйгера.
— А я вообще не собираюсь умирать, — тихо сказала она.
«Ну, что ж, правильно, — подумал Льош. — Многие, очень многие хотят вырваться из лагеря, чтобы жить. Просто жить. Бороться их нужно еще учить…»
Из-за бортика платформы высунулась голова Василька.
— Что мы будем делать дальше, Льош? — просипел он.
— Уходить в лес. Пешком. Драйгер пора бросать.
Беглецы стали осторожно слезать с драйгера на землю.
После тряски на железной платформе земля казалась мягкой и податливой, как на болоте. От драйгера никто не отходил — после гибели Пыхчика ощущение свободы, предоставленное лесом, сменилось боязливым предубеждением к нему. Портит остался на платформе и принялся подавать василиски. Испанец перебросил ремень одного василиска через плечо, крякнул от тяжести и взял еще один.
— Любопытно, — проговорил Кирилл, беря в руки василиск, — зачем у василисков сделаны приклады и, тем более, зачем смержам нужны на них ремни?
Он вопросительно посмотрел на Льоша, но тот промолчал, и тогда Кирилл, отойдя в сторону, на свободную от бурелома прогалину, принялся долбить раструбом василиска твердую землю.
— Кирилл, что ты там делаешь? — удивленно спросила Лара.
— Могилу рою, — спокойно ответил он. — Надо же Энтони похоронить по-человечески…
Льоша словно ударило. Похоронить Энтони… А Пыхчик? Он подхватил василиск под мышку и зашагал к его останкам.
— Куда, ты, Льош? — крикнула ему в спину Лара, но он не обернулся. И тогда вслед за ним кто-то, с треском ломая бурелом и отчаянно сопя, стал продираться сквозь заросли.
Льош не дошел шагов двадцать до места гибели Пыхчика — здесь уже все было затянуто звенящей паутиной, а над останками пучился медузой мутный белесый колпак, и сквозь его толщу были видны страшные кровавые куски, подпрыгивающие и дергающиеся, словно варящиеся в мутном желе.
«Все, что я для тебя могу», — сцепив зубы подумал Льош и поднял раструб василиска.
Он нажал на спуск, и малиновый звон, источаемый паутиной, тотчас смолк. Медузообразный комок мелко задрожал, а на его поверхности, в том самом месте, куда был направлен раструб василиска, образовалась небольшая воронка. И все. Льош повел василиском в сторону, воронка переместилась по поверхности белесого колпака, но и только.
— Diablo! [21] — чертыхнулся рядом с ним Испанец, и Льош от неожиданности вздрогнул. От слышал, что за ним кто-то продирался сквозь чащу, но что это будет Испанец…
— Un momentito, amigo! [22] — бросил Испанец Льошу и сорвал с плеча василиск. По белесому колпаку заструилась вторая воронка, затем, через некоторое время, третья.
Льош опустил василиск.
— Идем, — сказал он, глядя в сторону. — Мы ничего здесь не сделаем, только разрядим василиски.
Он посмотрел на Испанца, стоявшего широко расставив ноги и с трудом удерживающего на локтях два тяжеленных ствола, и положил руку ему на плечо.
— Идем.
Испанец разъяренно что-то прорычал в ответ сквозь сцепленные зубы и отрицательно помотал головой.
Льош вздохнул и, повернувшись, зашагал назад к драйгеру.
Могилу, неглубокую, сантиметров сорок, уже выкопали, а Портиш соорудил крест — две корявые палки, перевязанные какой-то лианой. Хоронили Энтони молча. Только когда Льош с Кириллом осторожно опускали тело Энтони в могилу, Лара тихо проговорила:
— Что же мы его так, голого… Хоть бы веток подстелить.
Микчу, сопя, опустился перед могилой на колени, аккуратно сложил руки Энтони на животе и двумя пальцами закрыл ему глаза. Затем оторвал кусок полы от своей рясы и прикрыл им лицо.
В ногах поставили крест и могилу стали осторожно засыпать землей. И в лесу вырос могильный холмик. И была тишина. Неземная, без щебетания птиц, шелеста листвы, и даже паутина не звенела. И все стояли вокруг могилы, опустив руки, и молчали. И нечего было сказать. И тогда Микчу снова опустился на колени перед свежезасыпанной могилой, выудил откуда-то из-под рясы замусоленный молитвенник и раскрыл его.
— Domine exaudi vocem meam… [23] — сладким тягучим фимиамом повеяла над могилой латинская речь. Казалось, слова не исчезают, а зримо, овеществляясь рукописной вязью, медленно плывут в воздухе, окутывая своей пеленой. Кирилл выпрямился, и взгляд его был устремлен куда-то далеко-далеко, сквозь чащу леса. Лара как-то сразу постарела, осунулась и стала похожа на монахиню в своей длинной гимназической юбке. Она стояла, потупив взор и сложив руки у груди, — наверное, молилась. Портиш сгорбился еще больше, исподлобья уставившись в могильный холм, и было видно, как под бородой у него по щекам ходили желваки. Испанец застыл у изголовья, широко расставив ноги в армейских сапогах, и обеими руками опирался на василиск, стоявший между ног. Как воин, прощающийся со своим соратником. Пины сгрудились чуть в стороне тесной группкой и молча смотрели на людей.
